А мы постараемся больше не попадать туда, где так невзначай можно и исчезнуть». Собственно говоря, Турвиль с удовольствием посмотрел бы, как гэбэшники вынуждены будут наказать кого-то из своих. Впрочем, лучше бы беглых манти так и не поймали…
Потому что в случае поимки их наверняка убьют. Официально оповестив всю галактику о казни леди Харрингтон, власти Народной Республики поставили себя в безвыходное положение. Они не могут позволить себе оставить в живых свидетелей своей лжи.
Турвилю оставалось только сожалеть об их судьбе, но он сделал для пленных все, что мог, и совесть его была чиста настолько, насколько она вообще может быть чиста у служащего нынешнего Народного флота. Поэтому Лестер отложил размышления о манти в сторону и задумался о своем собственном положении.
Многие наверняка сочли бы присвоение ему вице-адмиральского звания наградой за одержанную впервые за долгое время впечатляющую победу, но сам Турвиль подозревал, что повышение сильно смахивает на взятку за молчание или компенсацию за долгое пребывание не у дел. Кроме того, в отличие от большинства офицеров он вовсе не мечтал о повышении – и оно его ничуть не обрадовало. Быть контр-адмиралом намного спокойнее, вице-адмирал – слишком заметная фигура, а высокая трава чаще попадает под косу. В случае неудачи все шишки валятся на головы высших офицеров, и Турвиля отнюдь не привлекала перспектива оказаться под прицелом расстрельного взвода. Он много лет успешно уклонялся от присвоения очередного звания, но на сей раз отвертеться не удалось. Ничего не поделаешь.
«Впрочем, – подумал он, когда лифт уже остановился на шлюпочной палубе, – МакКвин, похоже, собирается прекратить порочную практику отстрела потерпевших поражение флагманов. Не так уж плохо». Плохо только то, что она лично выбрала Лестера Турвиля для участия в задуманной ею операции и открыто протестовала против «домашнего» ареста «Графа Тилли» и его экипажа ведомством Сен-Жюста. Ее протесты оказались полезными, однако Лестер понимал, что, если вдруг над головой МакКвин сгустятся тучи, ему припомнят всё, и та мелочь, что он практически не был знаком с гражданкой Военным секретарем, уже не будет иметь никакого значения. В глазах БГБ он, сам того не желая, окажется одним из примкнувших к «фракции МакКвин»… то бишь из огня да в полымя.
Едва адмирал и комиссар вышли в шлюпочный отсек, как двери другого лифта раздвинулись, выпустив на палубу начальника штаба и операциониста эскадры. Широкоплечий гражданин капитан Богданович кивнул Турвилю и Хонекеру с выражением, отдаленно напоминавшим его обычную улыбку. На длинном узком лице Шэннон Форейкер вообще отсутствовало какое-либо выражение. Внешность Форейкер была пусть и не броской, но вполне привлекательной, однако ее живые черты словно сковало льдом. Турвиль уже не впервые ощутил укол беспокойства. После пленения Харрингтон и особенно после их долгого пребывания под негласным арестом с Форейкер что-то произошло, и теперь вице-адмирал сомневался, что по-прежнему способен угадывать ее мысли. У него сохранялась уверенность в том, что она, единственный (кроме него самого) человек, знавший тайну спасения манти, не станет ни с кем делиться этим секретом, однако внутренне Шэннон заметно изменилась. Конечно, она осталась высококвалифицированным техническим специалистом, но от прежнего безразличия к захлестывавшим флот политическим приливам, равно как от рассеянной небрежности в поведении и высказываниях, не осталось и следа. Теперь она настороженно следила за всем происходящим вокруг, слова подбирала так же тщательно, как составляла оперативные планы, а при обращении к товарищам и начальникам использовала исключительно уставные формы.
Для всякого, хорошо знавшего Форейкер, это было зловещим признаком. Явным свидетельством того, что первоклассный интеллект, делавший ее столь опасной для манти, сейчас занят поисками возможностей противостояния иным противникам.
Разумеется, простая гражданка коммандер не могла представлять собой заметную угрозу для Комитета общественного спасения, но Форейкер была далеко не «простой» – и ее конфронтация с БГБ грозила повлечь за собой тяжкие последствия. Представлялось сомнительным, чтобы ей самой удалось уцелеть в подобном противостоянии, однако было бы непростительным легкомыслием предполагать, что она дешево продаст свою жизнь. Турвиль не сокрушался по поводу возможного ущерба Госбезопасности или Комитету: этой шайке следовало вломить так, чтоб помнили долго. Гораздо больше его беспокоила судьба самой Шэннон, стоившей, в его глазах, всех членов Комитета вместе взятых. Ему вовсе не хотелось, чтобы она канула в небытие. А еще меньше – чтобы вместе с ней канули и другие, скажем, некий Лестер Турвиль.
«С учетом всего этого, – он щелчком отправил сигару в щель мусоросборника и направился к переходному рукаву адмиральского бота, – нынешнее назначение может оказаться гораздо… интереснее, чем мне бы хотелось».
* * *
Адмиральский бот приближался к «Саламис». Турвиль не мог отвести глаз от бронепластового иллюминатора. Поразительно! Столь мощного флота ему не доводилось видеть с начала войны. А может быть, и вообще никогда.
Как правило, невооруженным глазом можно увидеть одновременно лишь несколько боевых кораблей. Ведь они, особенно корабли стены, ширина импеллерных клиньев которых измерялась в сотнях километров, даже на парковочных орбитах размещались на значительном расстоянии один от другого, так чтобы импеллеры не пересекались. В противном случае корабль, прежде чем поднять клин, должен был сначала уйти в безопасное пространство, маневрируя на реактивной тяге, что было нерациональной тратой времени и реакторной массы.
Те корабли, которые видел сейчас Турвиль, тоже были рассредоточены, однако их собралось так много, что казалось, будто они сбились тесным роем. Слабый свет звезды класса М2, известной как Секур-В, отражался от бесчисленных белых корпусов Двенадцатого флота, дрейфовавшего на орбите газового гиганта, немногим уступавшего в размерах своей звезде. Тонкая взвесь заполнявших верхний слой атмосферы ледяных кристаллов словно подостлала орбиту туманом: создавалось впечатление, будто человек может переходить с корабля на корабль, ступая по этой смутной поверхности.
Тридцать шесть супердредноутов, шестнадцать дредноутов, восемьдесят один линкор, двадцать четыре линейных крейсера и сорок тяжелых крейсеров. И сбор этой фантастической армады удалось сохранить в тайне!
Это с трудом укладывалось в голове даже у такого старого космического волка, как Турвиль, ибо Секур был обитаемой системой. Правда, все ее обитатели жили на Мариенбаде, единственной населенной планете, вращавшейся вокруг Секура-А, звезды класса F9, основной в этой тройной звездной системе. Возле Секура-Б располагались небольшие индустриальные комплексы, а Секур-В, даже в периастрее не приближавшийся к Секуру-А ближе чем на тридцать шесть световых часов, вообще никто не посещал – незачем было. Таким образом, Хавьер Жискар определил место сбора там, где никому не пришло бы в голову его искать, и сумел провернуть первую фазу операции, ничем себя не выдав.
А сбор был проведен грандиозный. Судов сопровождения и прикрытия было маловато:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191
Потому что в случае поимки их наверняка убьют. Официально оповестив всю галактику о казни леди Харрингтон, власти Народной Республики поставили себя в безвыходное положение. Они не могут позволить себе оставить в живых свидетелей своей лжи.
Турвилю оставалось только сожалеть об их судьбе, но он сделал для пленных все, что мог, и совесть его была чиста настолько, насколько она вообще может быть чиста у служащего нынешнего Народного флота. Поэтому Лестер отложил размышления о манти в сторону и задумался о своем собственном положении.
Многие наверняка сочли бы присвоение ему вице-адмиральского звания наградой за одержанную впервые за долгое время впечатляющую победу, но сам Турвиль подозревал, что повышение сильно смахивает на взятку за молчание или компенсацию за долгое пребывание не у дел. Кроме того, в отличие от большинства офицеров он вовсе не мечтал о повышении – и оно его ничуть не обрадовало. Быть контр-адмиралом намного спокойнее, вице-адмирал – слишком заметная фигура, а высокая трава чаще попадает под косу. В случае неудачи все шишки валятся на головы высших офицеров, и Турвиля отнюдь не привлекала перспектива оказаться под прицелом расстрельного взвода. Он много лет успешно уклонялся от присвоения очередного звания, но на сей раз отвертеться не удалось. Ничего не поделаешь.
«Впрочем, – подумал он, когда лифт уже остановился на шлюпочной палубе, – МакКвин, похоже, собирается прекратить порочную практику отстрела потерпевших поражение флагманов. Не так уж плохо». Плохо только то, что она лично выбрала Лестера Турвиля для участия в задуманной ею операции и открыто протестовала против «домашнего» ареста «Графа Тилли» и его экипажа ведомством Сен-Жюста. Ее протесты оказались полезными, однако Лестер понимал, что, если вдруг над головой МакКвин сгустятся тучи, ему припомнят всё, и та мелочь, что он практически не был знаком с гражданкой Военным секретарем, уже не будет иметь никакого значения. В глазах БГБ он, сам того не желая, окажется одним из примкнувших к «фракции МакКвин»… то бишь из огня да в полымя.
Едва адмирал и комиссар вышли в шлюпочный отсек, как двери другого лифта раздвинулись, выпустив на палубу начальника штаба и операциониста эскадры. Широкоплечий гражданин капитан Богданович кивнул Турвилю и Хонекеру с выражением, отдаленно напоминавшим его обычную улыбку. На длинном узком лице Шэннон Форейкер вообще отсутствовало какое-либо выражение. Внешность Форейкер была пусть и не броской, но вполне привлекательной, однако ее живые черты словно сковало льдом. Турвиль уже не впервые ощутил укол беспокойства. После пленения Харрингтон и особенно после их долгого пребывания под негласным арестом с Форейкер что-то произошло, и теперь вице-адмирал сомневался, что по-прежнему способен угадывать ее мысли. У него сохранялась уверенность в том, что она, единственный (кроме него самого) человек, знавший тайну спасения манти, не станет ни с кем делиться этим секретом, однако внутренне Шэннон заметно изменилась. Конечно, она осталась высококвалифицированным техническим специалистом, но от прежнего безразличия к захлестывавшим флот политическим приливам, равно как от рассеянной небрежности в поведении и высказываниях, не осталось и следа. Теперь она настороженно следила за всем происходящим вокруг, слова подбирала так же тщательно, как составляла оперативные планы, а при обращении к товарищам и начальникам использовала исключительно уставные формы.
Для всякого, хорошо знавшего Форейкер, это было зловещим признаком. Явным свидетельством того, что первоклассный интеллект, делавший ее столь опасной для манти, сейчас занят поисками возможностей противостояния иным противникам.
Разумеется, простая гражданка коммандер не могла представлять собой заметную угрозу для Комитета общественного спасения, но Форейкер была далеко не «простой» – и ее конфронтация с БГБ грозила повлечь за собой тяжкие последствия. Представлялось сомнительным, чтобы ей самой удалось уцелеть в подобном противостоянии, однако было бы непростительным легкомыслием предполагать, что она дешево продаст свою жизнь. Турвиль не сокрушался по поводу возможного ущерба Госбезопасности или Комитету: этой шайке следовало вломить так, чтоб помнили долго. Гораздо больше его беспокоила судьба самой Шэннон, стоившей, в его глазах, всех членов Комитета вместе взятых. Ему вовсе не хотелось, чтобы она канула в небытие. А еще меньше – чтобы вместе с ней канули и другие, скажем, некий Лестер Турвиль.
«С учетом всего этого, – он щелчком отправил сигару в щель мусоросборника и направился к переходному рукаву адмиральского бота, – нынешнее назначение может оказаться гораздо… интереснее, чем мне бы хотелось».
* * *
Адмиральский бот приближался к «Саламис». Турвиль не мог отвести глаз от бронепластового иллюминатора. Поразительно! Столь мощного флота ему не доводилось видеть с начала войны. А может быть, и вообще никогда.
Как правило, невооруженным глазом можно увидеть одновременно лишь несколько боевых кораблей. Ведь они, особенно корабли стены, ширина импеллерных клиньев которых измерялась в сотнях километров, даже на парковочных орбитах размещались на значительном расстоянии один от другого, так чтобы импеллеры не пересекались. В противном случае корабль, прежде чем поднять клин, должен был сначала уйти в безопасное пространство, маневрируя на реактивной тяге, что было нерациональной тратой времени и реакторной массы.
Те корабли, которые видел сейчас Турвиль, тоже были рассредоточены, однако их собралось так много, что казалось, будто они сбились тесным роем. Слабый свет звезды класса М2, известной как Секур-В, отражался от бесчисленных белых корпусов Двенадцатого флота, дрейфовавшего на орбите газового гиганта, немногим уступавшего в размерах своей звезде. Тонкая взвесь заполнявших верхний слой атмосферы ледяных кристаллов словно подостлала орбиту туманом: создавалось впечатление, будто человек может переходить с корабля на корабль, ступая по этой смутной поверхности.
Тридцать шесть супердредноутов, шестнадцать дредноутов, восемьдесят один линкор, двадцать четыре линейных крейсера и сорок тяжелых крейсеров. И сбор этой фантастической армады удалось сохранить в тайне!
Это с трудом укладывалось в голове даже у такого старого космического волка, как Турвиль, ибо Секур был обитаемой системой. Правда, все ее обитатели жили на Мариенбаде, единственной населенной планете, вращавшейся вокруг Секура-А, звезды класса F9, основной в этой тройной звездной системе. Возле Секура-Б располагались небольшие индустриальные комплексы, а Секур-В, даже в периастрее не приближавшийся к Секуру-А ближе чем на тридцать шесть световых часов, вообще никто не посещал – незачем было. Таким образом, Хавьер Жискар определил место сбора там, где никому не пришло бы в голову его искать, и сумел провернуть первую фазу операции, ничем себя не выдав.
А сбор был проведен грандиозный. Судов сопровождения и прикрытия было маловато:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191