К счастью графини, Уэйленд Смит во время своих прежних скитаний и бродячей жизни исколесил чуть ли не всю Англию и знал не только проезжие дороги, но и все тайные тропинки прекрасного Уорикширского графства. Так велики и многолюдны были толпы, стекавшиеся со всех сторон к Кенилворту, чтобы полюбоваться на въезд Елизаветы в великолепную резиденцию ее главного фаворита, что большие дороги были поистине запружены народом, недоступны для проезда, и путешественники могли продвигаться вперед только кружным путем.
Повсюду носились королевские поставщики, скупая на фермах и в селениях продукты, которые обычно требовались во время поездок королевы и за которые их владельцы должны были получить впоследствии запоздалую плату от Совета зеленого сукна. С той же целью рыскали по стране посланцы графа Лестера; его многочисленные друзья и родичи, близкие и дальние, пользовались случаем снискать расположение фаворита и слали ему в подарок огромные запасы провизии и лакомств, возы дичи, целые бочки вина, своего и заморского. Большие дороги были запружены стадами быков, овец, телят и свиней; их загромождали тяжелые телеги, оси которых трещали под грузом бочек с вином и элем, объемистых корзин с разной снедью, битой птицей, солониной и мешков с мукой. То и дело телеги сцеплялись и возникали заторы. Грубые возчики, неистово бранясь, принимались решать спор с помощью кнутов и палок; эти случайные драки обычно усмирялись поставщиком, помощником шерифа или каким-либо другим представителем власти, который начинал дубасить по башке обоих смутьянов.
Кроме того, актеры и мимы, фокусники и паяцы всех родов веселыми группами направлялись ко Дворцу царственных утех, как бродячие певцы называли Кенилворт в песнях, уже сочиненных в предвкушении ожидаемых празднеств.
Среди этой красочной толпы нищие выставляли напоказ свои истинные или мнимые страдания, подчеркивая странный, хоть и обычный контраст между тщеславной суетой и горестями человеческого существования.
Все они двигались вместе с бесконечным потоком людей, увлекаемых вперед одним лишь любопытством; грубый ремесленник в кожаном фартуке отталкивал здесь локтем нарядную, изящную даму, которая в городе давала ему работу; неотесанные мужланы подкованными сапожищами наступали на мозоли состоятельных горожан и уважаемых дворян; молочница Джоан, девица с тяжелой походкой и красными сильными руками, прокладывала себе путь среди чопорных, миловидных жеманниц — дочерей рыцарей и сквайров.
Шум и неразбериха, царившие в этой толпе, носили, однако, веселый и праздничный характер. Все шли, чтобы поглазеть и повеселиться, и все смеялись над пустячными неудобствами, которые в другое время могли бы вызвать досаду. Если не считать случайных перепалок, о которых мы упомянули, обычных среди раздражительного племени возчиков, — над всем этим скопищем людей стоял нестройный гул беспечного веселья и радости. Музыканты настраивали свои инструменты; менестрели распевали песни; заправский шут старался вовсю, с веселым гиканьем размахивая своей дубинкой; танцоры позванивали колокольчиками; крестьяне перекликались и свистели; мужчины громко смеялись; девушки пронзительно хихикали, когда грубая шутка перелетала, как волан, из одной компании в другую, подхватывалась всеми и возвращалась с противоположного края дороги обратно к тем, кто пустил ее в ход.
Нет более мучительного наказания для человека, погруженного в тяжелое раздумье, чем необходимость находиться в водовороте веселья и разгула, столь не соответствующего его чувствам. Впрочем, шум, гам и пестрота зрелища немного развлекли графиню Лестер, оказав ей печальную услугу и помешав погрузиться в размышления о ее собственных горестях или предаться ужасным предчувствиям относительно своего будущего. Она ехала как во сне, беспрекословно следуя за Уэйлендом, который с величайшей ловкостью то прокладывал ей дорогу в толпе, то останавливался, выжидая благоприятного случая, чтобы двинуться вперед, а время от времени вообще сворачивал в сторону и ехал какой-нибудь кружной тропкой, которая снова выводила их на большую дорогу, дав возможность проделать значительную часть пути с большей легкостью и быстротой.
Так они миновали замок Уорика (прекрасный памятник старины и рыцарского великолепия, до сих пор не тронутый временем), где Елизавета провела прошлую ночь и где она была намерена задержаться до полудня — часа, когда обедает вся Англия, после чего должна была проследовать в Кенилворт.
Тем временем каждая проходящая компания за что-нибудь восхваляла государыню, хотя обычно не без оттенка иронии, которая всегда более или менее свойственна нашему мнению о ближних, особенно когда они принадлежат к сильным мира сего.
— Слыхали вы, — начал один, — как милостиво она разговаривала с мистером управителем, и городским судьей, и с нашим проповедником, любезным мистером Гриффином, когда они опустились на колени перед окном ее кареты?
— Да, а плюгавому Эглайонби она заявила: «Мистер судья, мне говорили, что вы боитесь меня, но, право, вы так прекрасно перечислили мне подобающие монарху добродетели, что теперь у меня есть серьезные основания побаиваться вас…» А потом как благосклонно она приняла роскошный кошелек с двадцатью золотыми соверенами, который поначалу, казалось, не хотела брать, а в конце концов все же взяла.
— Да, да, — отозвался другой, — и мне показалось, что ее пальцы под конец сжали этот кошелек даже очень решительно; по-моему, она его как бы взвесила в руке, словно хотела сказать: «Надеюсь, монеты полноценные!»
— Напрасно беспокоилась, — вмешался третий. — Вот когда община расплачивается с каким-нибудь жалким ремесленником вроде меня, тогда они подсовывают ему обстриженные монетки. Ну, да ладно, бог все видит!.. А плюгавый судья теперь, пожалуй, вырастет на целую голову.
— Ну полно, любезный сосед, — сказал первый, — не завидуй! Елизавета — королева добрая и щедрая, она отдала свой кошелек графу Лестеру.
— Я завидую? Да провались ты за такие слова! — ответил ремесленник. — Но она того и гляди все отдаст графу Лестеру.
— Вам дурно, миледи? — спросил Уэйленд Смит и предложил графине отъехать в сторону от большой дороги, чтобы подождать, пока она придет в себя. Но, подавив чувства, вызванные в ней этой беседой и многими подобными толками, которых она наслушалась в дороге, графиня настояла, чтобы проводник ее продолжал путь в Кенилворт со всей поспешностью, какую допускали бесчисленные препятствия.
Однако тревога Уэйленда, вызванная этими повторяющимися приступами недомогания и ее очевидным душевным расстройством, с каждым часом все возрастала. Он и сам страстно желал поскорее благополучно доставить графиню в замок, где ее, несомненно, ждал теплый прием, хотя она, по-видимому, не хотела говорить, на кого именно возлагала свои надежды.
«Лишь бы мне посчастливилось благополучно избавиться от опасности, — думал он. — И если кто-нибудь еще раз увидит меня в роли телохранителя странствующей красавицы — пусть размозжит мне череп моим же кузнечным молотом!»
Наконец показался великолепный замок, на отделку которого вместе с окружающими зданиями граф Лестер, по слухам, истратил шестьдесят тысяч фунтов стерлингов — сумму, равную половине миллиона на наши теперешние деньги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149