Я принюхиваюсь, как охотничья собака.
— Что именно ты ищешь? — спрашивает Берю.
— Я и сам не знаю! Он пожимает плечами.
— Очень остроумно — рыбалка в темном подвале. Толстяк останавливается и вскрикивает от боли.
— Что с тобой?
— Какая-то гадость воткнулась мне в ногу, потому что я потерял один ботинок в парке.
Я предупредительно направляю луч фонаря на его копыта. Его носки черные. Он снимает один, и я вижу, что он весь в дырках, только на ноге это было незаметно. В пятку Берю воткнулся маленький блестящий предмет. Он его вытаскивает.
— Кнопка? — пытаюсь угадать я.
— Не совсем, — отвечает Берюрье и показывает мне пуговицу от воротничка.
Я издаю такое тихое восклицание, что оно остается неуслышанным.
— Это же пуговица от воротничка Морпьона!
— Ты уверен?
— В наше время только он носит целлулоидные воротнички. Знаешь, Берю, я тебе соврал, когда сказал, что не знаю, чего искать. Я ищу беднягу Морпьона. Я подозревал, что эти мерзавцы привезли его сюда!
— Чтобы устроить ему подлянку?
— Естественно.
— Значит, его труп должен быть где-то неподалеку. Мы начинаем лихорадочные поиски. Мне каждую секунду приходится просить Толстяка работать потише, потому что он шумит, как экскаватор.
Мы роемся в угле, в куче сломанных вещей, занимающей часть подвала, встряхиваем бочки: пусто.
— Вывод: нам не повезло, — говорит мой славный искатель, залитый пролетарским потом. — Если они убили твоего учителя, то закопали его в саду или…
Он указывает на топку котла отопления. Я киваю — Что будем делать теперь? — беспокоится Александр-Бенуа.
Вместо ответа я прохожу в маленький закуток, продолжающий погреб.
Это прачечная. Каменная ванна, насос, ржавая проволока для белья.
Смотрю в ванну. В нее наложили муки или… Трогаю: это известь. Да еще лучшего качества!
Я тыкаю в нее палкой, и она упирается в компактную массу. Тогда я начинаю быстро раздвигать известь лопаткой и нахожу труп, уже почти целиком сожженный негашеной известью.
— Ну вот мы и нашли твоего учителя! — шепчет Берю.
Глава 17
С такой уликой консул Алабании может иметь большие неприятности.
— Вызовем подкрепление? — спрашивает Толстяк. — Предупреждаю тебя, я без пушки.
Мне требуется несколько секунд, чтобы прийти в себя. Попытка все сделать вдвоем была бы чистым безумием и могла бы испортить дело. К тому же, дойдя до этой стадии расследования, я должен проинформировать Старика.
— Сматываемся! — говорю я, что вызывает очевидную радость моего напарника.
Я заваливаю труп известью, и мы уходим тем же путем, которым пришли. Наш визит никого не разбудил. Свет в окне блондинки погас.
— А собака? — спрашивает Берю, когда мы уже подошли к воротам.
— Заберем ее после. Пусть потрахается.
На следующий день в кабинете Безволосого имеет место встреча на высшем уровне. Присутствуют в порядке важности: он и я.
Я уже сделал краткий доклад о происшедших событиях в их хронологическом порядке.
Он все выслушал, все усвоил, все рассмотрел.
— Решительно, — делает он вывод, — мы столкнулись с целой преступной шайкой. Не могу понять, как член дипломатического корпуса мог стать главарем банды!
— Таковы факты, — перебиваю его я. — Убийство следует за убийством…
Тут он перебивает меня:
— Ко мне приходил судмедэксперт. Япакса Данлхавви умерла естественной смертью. Не обнаружено никакого яда. У нее было больное сердце, вот и…
— Невероятно, — вздыхаю я.
— Вы же знаете нашего эксперта: он никогда не делает скоропалительных выводов. Если он утверждает, что девушка умерла естественной смертью, мы можем ему верить.
— И все-таки согласитесь, патрон, что совпадение очень странное.
Девушка умирает через несколько часов после того, как ее пытались убить. И вы хотите, чтобы у меня не было никаких задних мыслей?
— Возможно, ее убило сильное волнение, вызванное покушением?
— Если это объяснение кажется вам достоверным, значит, так оно и есть, — говорю я с настолько фальшивым невинным видом, что это заметил бы даже слепоглухонемой.
— Вернемся к нашим баранам, — блеет Безволосый. — Видите ли, Сан-Антонио, я полагаю, что в ближайшее время не нужно принимать никаких решительных мер. Вы, несомненно, были правы, решив, что эти мерзавцы готовят какую-то масштабную операцию. Слишком поспешные действия с нашей стороны могли бы все испортить. Поставим сеть и…
С ума сойти! Боюсь, в эту сеть, которую ему так хочется поставить, мы сможем поймать только сквозняки, и то при условии, что они будут не очень большими.
— Я прикажу установить наблюдение за консульством и поместьем консула. А вы возвращайтесь на ваше рабочее место и смотрите в оба. Вы сказали, что должны везти его превосходительство на прием?
— Кажется. Секретарь сказал — официальный прием.
— Я проверю, — говорит Старик. — Важно следить за всеми перемещениями консула. Мы должны быть готовы ко всему…
Я поднимаю руку, как школьник, просящий разрешения выйти.
— Да? — спрашивает Старик.
— По-моему, патрон, мы добьемся лучших результатов, взяв разом, секретаря, телохранителя, блондинку и, может быть, самого консула тоже. Их будет легко расколоть теперь, когда мы можем ткнуть их мордой в труп Морпьона! Месье Голая Черепушка слегка стукает кулаком по столу.
— Сделаем так, как решил я. Повторяю еще раз: расследование в дипломатических кругах требует от нас самих большой дипломатичности.
— Вы собираетесь миндальничать с дипломатами, которые убили честного учителя, а потом залили его труп известью?
Он встает, — Простите, Сан-Антонио, у меня важная встреча.
Как бы мне хотелось устроить встречу его задницы с моим ботинком сорок второго размера, но, боюсь, в конторе это не оценят.
В таких случаях остается только пойти проветрить легкие и промочить горло.
Я ухожу.
День проходит спокойно. Я чешу: правую ногу, шею, левую щеку и левую ягодицу, правое ухо, нос, затылок и веки Пино. Бедный больной терпеливо сносит свою беду. За ним хорошо ухаживают. Он тут звезда.
Я осторожно сообщаю ему о смерти его бывшей секретарши, но Пинюш умеет мужественно принимать плохие новости, не касающиеся его напрямую.
— Бедная Япакса, — говорит он вместо надгробной речи, — она была милой и почти не ошибалась, когда печатала на машинке.
— Она жаловалась на сердце, когда работала у тебя? Он размышляет.
— Вроде нет, хотя… Погоди, я помню, что однажды вечером, когда мы вышли из бюро, она увидела дорожную аварию и чуть не упала в обморок. Мне пришлось отвести ее к врачу, который дал ей…
— Последнее причастие?
— Нет! Какое-то сердечное лекарство. Правда, многие женщины падают в обморок, увидев автокатастрофу.
Я оставляю больного, пообещав, что в ближайшее время приду для общего отчета.
Прежде чем отправиться “на работу”, я провожу со знаменитым Берюрье поучительную беседу.
— Слушай, Толстяк, сегодня вечером я играю в орлянку моей карьерой, — говорю я ему. — Если выиграю, все О'кей, если нет, мне придется искать место ночного сторожа на Шпицбергене, где ночь длится шесть месяцев. Я рассчитываю на твою дружбу, твою безграничную храбрость, профессионализм, на твою находчивость и инициативность…
Он энергичным жестом отметает мои комплименты.
— От ласк собаки появляются блохи! — отрезает Людоед. — Рожай.
— Сегодня вечером я везу консула на прием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24