Было мобилизовано все окрестное население. С утра до вечера слышался скрип саней, везущих бревна в два — три обхвата для устоев ледорезов. Начали забивать сваи. От одного из движков, снятых с судов, провели на место стройки электрический свет. Работа шла в три смены, круглые сутки. За это время я подружился с Васей. Это оказался очень положительный человек, с волевым характером. Он не роптал на трудности, а старался все сделать так, чтобы их уменьшить.
Напряженность первых дней работы не позволяла мне отвлекаться чем-то посторонним, и поэтому я не замечал
ни тайги, которая спустилась прямо к реке, и красивых скалистых берегов. Я уходил с рассветом и возвращался поздно ночью; мгновенно засыпал, едва успев добраться до своей скамейки.
У нас были взяты с собой спальные мешки, с которыми мы путешествовали по Арктике. Это значительно облегчало «проблему сна». Не надо было заботиться о подушках, одеялах и матрасе.
Но вот строительство ледорезов вошло в свой ритм. Было уже ясно, где что надо устанавливать, а часть ледорезов уже построили. У меня появилось свободное время. В один из таких дней я попросил у Васи лыжи и пошел побродить по окрестностям. Лыжи были широкие, подбитые камусом. С непривычки идти было трудно, ноги приходилось ставить очень широко. Снегу по берегам было очень много, чуть не в человеческий рост. Я вошел в ельник. В лесу было тихо. Аромат хвои наполнял воздух. Дышалось легко и свободно. Но лес почему-то был словно мертвый. Нигде не срывался из-под снега тетерев, не видно было белки и не слышно свиста рябчика. Только снегири порой вылетали на прогалины и садились поклевать упавшие в снег семена. Я шел и наслаждался покоем. Вдруг я заметил на снегу следы. Наверное, белка, решил я и подошел, чтобы как следует их рассмотреть. Но следы оказались не белки, — они были крупнее и шли цепочкой. Пройдя метров сто, следы подвели меня к большой ели и оборвались. Очевидно, их обладатель взобрался на дерево.
«Уж не соболь ли?» — подумал я.
Возвратясь с прогулки, вечером я рассказал Васе о виденных следах.
— Близко, говорите, в ельнике? — переспросил он.
— Да.
— Это соболь. Их- здесь очень много. Жалко только, нет времени сходить на отлов. Мы промышляем соболем. Ловим его живьем. В прошлом году мы зимовали на Вилюе, мне удалось отловить двадцать две штуки. Надо посмотреть, — сказал он.
Утром, еще до рассвета, Вася надел лыжи и, захватив фонарь, убежал в ельник. Когда мы пили чай, он вернулся раскрасневшийся и возбужденный.
— Точно, в ельнике живет соболь. Вот даже рябчика задрал. — И он вынул из кармана рябенькое крылышко
птицы. — Эх, только бы выходной дали! — воскликнул он. — Уж непременно поймаем!
Я еще никогда не участвовал в ловле соболей, и мне также очень захотелось отловить этого замечательного зверька. Наконец долгожданный выходной день наступил. Мы с Васей пошли в ельник. Я несколько удивился, что Вася не взял с собой ружья.
— Только лишний груз. Стрелять соболя сейчас нельзя. Надо брать живьем.
Вася взял с собой особую сетку, или, как он ее назвал, намет. Едва мы вошли в ельник, как наткнулись на свежие следы соболя. Вася сразу же побежал по следу. Я также бросился бежать, но скоро с непривычки отстал и запыхался. Решил идти медленно. Васю я потерял из вида, но зато по снегу, рядом с цепочкой соболиного следа шла его лыжня. Часа через четыре я стал замечать, что следы соболя стали неровными. Он несколько раз забирался на деревья и шел верхом, но потом снова спускался и бежал по снегу. Было видно, что Вася его настигал. Меня охватил охотничий азарт, и я побежал быстрее. Васю я нагнал скатившись в «падь», — так здесь называли лога. Он снял лыжи и отаптывал снег.
— Ну что, где соболь?
— Все в порядке, наш будет. Ушел под снег. Где-то вот в этом месте находится.
Вася уже успел растянуть начерно намет и теперь тщательно уминал снег по кругу, в центре которого находился соболь. Выходных следов соболя из круга мы не обнаружили, — значит, зверь здесь. Потом Вася нарубил упругих веток и на них натянул намет, привязав кверху колокольчики. Намет надо было поставить так, чтобы он пружинил, иначе соболь может перегрызть сетку. Потом мы очистили от коры деревья, росшие в кругу, для того чтобы соболь не мог на них взобраться. Мелкие деревья срубили и развели внутри круга костер.
— Вот теперь можно и отдохнуть, сварить чаек, а главное — осветить место: соболь ночью обязательно выскочит , — сказал Вася.
Так и оказалось. В разгар ночи, когда у меня уже слипались веки и очень хотелось спать, вдруг справа зазвенел колокольчик. Я еще не успел сообразить, в чем
дело, как Вася, сделав огромный прыжок, подскочил к сетке и, накрыв зверька мешком, крикнул мне:
— Скорее банку!
Я вскочил, схватил его рюкзак и бросился к нему. В рюкзаке была большая железная банка с дырочками. Вася ловко, держа соболя за загривок, водворил его в банку и закрыл крышку.
— Мужичок! — сказал он ласково.
Мужичками здесь называют соболя-самца. К соболю относились в этих местах ласково. Он ценился по 150— 220 рублей за штуку, в зависимости от сорта. Живых соболей принимали и сразу же отправляли на самолете в другие районы Сибири, где выпускали на волю для разведения. Некоторых увозили даже на Урал. Баргу-зинский соболь всегда ценился; «мягкое золото» — называли его раньше.
Мы еще сварили чай и, дождавшись восхода луны, двинулись в обратный путь. Каждый из нас был рад своему: Вася — что добыл соболя и получит за него большие деньги, а я тому, что первый раз в жизни присутствовал на такой интересной охоте.
Я пробыл на Виске еще несколько дней. Работы шли полным ходом. Толстые, крепкие лиственницы, уже в виде ледорезов, стояли рядами на отмели и готовы были принять на себя удар ледохода. За Виски можно было быть спокойным. Надо было думать уже о спасении судов в других районах.
УМ ХОРОШО, А ДВА ЛУЧШЕ
Когда самолет взлетел и я увидел в окошко «Угрюм-реку», село «Разбой» и ставшую мне почти родной Виску, я помахал им рукой и подумал: «Все же как интересна моя специальность! Скольких увидишь людей, посетишь разных мест, о которых раньше имел только самые смутные представления!» И я был благодарен судьбе, что она натолкнула меня на эту неторную тропу исследователя льда. Я с некоторой грустью подумал и о Васе. Жаль было с ним расставаться.
В нашем самолете до Якутска отправляли из Витима и партию отловленных соболей. Среди них был и «наш»; соболей посадили в специальные клетки.
Я подошел к клеткам.
— Ну что, милые, покидаете родные края? — Соболи шипели и старались перегрызть металлическую сетку. Это были очень красивые зверьки, но они опустошали тайгу, поедая белку и птиц. Вот почему леса, где живет много соболя, быстро пустеют.
В Якутске, в управлении пароходством, главный инженер сказал мне, что их очень беспокоят вмерзшие в лед доки.Это не так далеко отсюда, можно проехать машиной. Дело в том, что там у нас один молодой инженер предложил какую-то дикую идею — соскабливать лед — и носится как одержимый со своей идеей. Требует бульдозеры. По-моему, какая-то чушь, — закончил он, а потом сказал:— Очень вас прошу помочь; дело явно плохо.
Я выехал на место. Меня встретил вихрастый, еще совершенно молодой паренек. Это и был Петр Петрович, инженер, недавно попавший в эти места.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Напряженность первых дней работы не позволяла мне отвлекаться чем-то посторонним, и поэтому я не замечал
ни тайги, которая спустилась прямо к реке, и красивых скалистых берегов. Я уходил с рассветом и возвращался поздно ночью; мгновенно засыпал, едва успев добраться до своей скамейки.
У нас были взяты с собой спальные мешки, с которыми мы путешествовали по Арктике. Это значительно облегчало «проблему сна». Не надо было заботиться о подушках, одеялах и матрасе.
Но вот строительство ледорезов вошло в свой ритм. Было уже ясно, где что надо устанавливать, а часть ледорезов уже построили. У меня появилось свободное время. В один из таких дней я попросил у Васи лыжи и пошел побродить по окрестностям. Лыжи были широкие, подбитые камусом. С непривычки идти было трудно, ноги приходилось ставить очень широко. Снегу по берегам было очень много, чуть не в человеческий рост. Я вошел в ельник. В лесу было тихо. Аромат хвои наполнял воздух. Дышалось легко и свободно. Но лес почему-то был словно мертвый. Нигде не срывался из-под снега тетерев, не видно было белки и не слышно свиста рябчика. Только снегири порой вылетали на прогалины и садились поклевать упавшие в снег семена. Я шел и наслаждался покоем. Вдруг я заметил на снегу следы. Наверное, белка, решил я и подошел, чтобы как следует их рассмотреть. Но следы оказались не белки, — они были крупнее и шли цепочкой. Пройдя метров сто, следы подвели меня к большой ели и оборвались. Очевидно, их обладатель взобрался на дерево.
«Уж не соболь ли?» — подумал я.
Возвратясь с прогулки, вечером я рассказал Васе о виденных следах.
— Близко, говорите, в ельнике? — переспросил он.
— Да.
— Это соболь. Их- здесь очень много. Жалко только, нет времени сходить на отлов. Мы промышляем соболем. Ловим его живьем. В прошлом году мы зимовали на Вилюе, мне удалось отловить двадцать две штуки. Надо посмотреть, — сказал он.
Утром, еще до рассвета, Вася надел лыжи и, захватив фонарь, убежал в ельник. Когда мы пили чай, он вернулся раскрасневшийся и возбужденный.
— Точно, в ельнике живет соболь. Вот даже рябчика задрал. — И он вынул из кармана рябенькое крылышко
птицы. — Эх, только бы выходной дали! — воскликнул он. — Уж непременно поймаем!
Я еще никогда не участвовал в ловле соболей, и мне также очень захотелось отловить этого замечательного зверька. Наконец долгожданный выходной день наступил. Мы с Васей пошли в ельник. Я несколько удивился, что Вася не взял с собой ружья.
— Только лишний груз. Стрелять соболя сейчас нельзя. Надо брать живьем.
Вася взял с собой особую сетку, или, как он ее назвал, намет. Едва мы вошли в ельник, как наткнулись на свежие следы соболя. Вася сразу же побежал по следу. Я также бросился бежать, но скоро с непривычки отстал и запыхался. Решил идти медленно. Васю я потерял из вида, но зато по снегу, рядом с цепочкой соболиного следа шла его лыжня. Часа через четыре я стал замечать, что следы соболя стали неровными. Он несколько раз забирался на деревья и шел верхом, но потом снова спускался и бежал по снегу. Было видно, что Вася его настигал. Меня охватил охотничий азарт, и я побежал быстрее. Васю я нагнал скатившись в «падь», — так здесь называли лога. Он снял лыжи и отаптывал снег.
— Ну что, где соболь?
— Все в порядке, наш будет. Ушел под снег. Где-то вот в этом месте находится.
Вася уже успел растянуть начерно намет и теперь тщательно уминал снег по кругу, в центре которого находился соболь. Выходных следов соболя из круга мы не обнаружили, — значит, зверь здесь. Потом Вася нарубил упругих веток и на них натянул намет, привязав кверху колокольчики. Намет надо было поставить так, чтобы он пружинил, иначе соболь может перегрызть сетку. Потом мы очистили от коры деревья, росшие в кругу, для того чтобы соболь не мог на них взобраться. Мелкие деревья срубили и развели внутри круга костер.
— Вот теперь можно и отдохнуть, сварить чаек, а главное — осветить место: соболь ночью обязательно выскочит , — сказал Вася.
Так и оказалось. В разгар ночи, когда у меня уже слипались веки и очень хотелось спать, вдруг справа зазвенел колокольчик. Я еще не успел сообразить, в чем
дело, как Вася, сделав огромный прыжок, подскочил к сетке и, накрыв зверька мешком, крикнул мне:
— Скорее банку!
Я вскочил, схватил его рюкзак и бросился к нему. В рюкзаке была большая железная банка с дырочками. Вася ловко, держа соболя за загривок, водворил его в банку и закрыл крышку.
— Мужичок! — сказал он ласково.
Мужичками здесь называют соболя-самца. К соболю относились в этих местах ласково. Он ценился по 150— 220 рублей за штуку, в зависимости от сорта. Живых соболей принимали и сразу же отправляли на самолете в другие районы Сибири, где выпускали на волю для разведения. Некоторых увозили даже на Урал. Баргу-зинский соболь всегда ценился; «мягкое золото» — называли его раньше.
Мы еще сварили чай и, дождавшись восхода луны, двинулись в обратный путь. Каждый из нас был рад своему: Вася — что добыл соболя и получит за него большие деньги, а я тому, что первый раз в жизни присутствовал на такой интересной охоте.
Я пробыл на Виске еще несколько дней. Работы шли полным ходом. Толстые, крепкие лиственницы, уже в виде ледорезов, стояли рядами на отмели и готовы были принять на себя удар ледохода. За Виски можно было быть спокойным. Надо было думать уже о спасении судов в других районах.
УМ ХОРОШО, А ДВА ЛУЧШЕ
Когда самолет взлетел и я увидел в окошко «Угрюм-реку», село «Разбой» и ставшую мне почти родной Виску, я помахал им рукой и подумал: «Все же как интересна моя специальность! Скольких увидишь людей, посетишь разных мест, о которых раньше имел только самые смутные представления!» И я был благодарен судьбе, что она натолкнула меня на эту неторную тропу исследователя льда. Я с некоторой грустью подумал и о Васе. Жаль было с ним расставаться.
В нашем самолете до Якутска отправляли из Витима и партию отловленных соболей. Среди них был и «наш»; соболей посадили в специальные клетки.
Я подошел к клеткам.
— Ну что, милые, покидаете родные края? — Соболи шипели и старались перегрызть металлическую сетку. Это были очень красивые зверьки, но они опустошали тайгу, поедая белку и птиц. Вот почему леса, где живет много соболя, быстро пустеют.
В Якутске, в управлении пароходством, главный инженер сказал мне, что их очень беспокоят вмерзшие в лед доки.Это не так далеко отсюда, можно проехать машиной. Дело в том, что там у нас один молодой инженер предложил какую-то дикую идею — соскабливать лед — и носится как одержимый со своей идеей. Требует бульдозеры. По-моему, какая-то чушь, — закончил он, а потом сказал:— Очень вас прошу помочь; дело явно плохо.
Я выехал на место. Меня встретил вихрастый, еще совершенно молодой паренек. Это и был Петр Петрович, инженер, недавно попавший в эти места.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53