В таком режиме проходит всю улицу и скрывается в парадной.
Наблюдавший за этой процедурой с балкона своего дома Саша Нехорошев рассказывал как, из казалось бы пустых кустов, что подле самого забора, недалеко от нас, а мы его так и не увидели, материлизовался человек в неброской рубахе, с авоськой в руках и уставился в нашу сторону, а ещё несколько прохожих остановили свой небыстрый ход и стали внимательно, без тени праздности, присущей зевакам, наблюдать за происходящим.
Жизнь вокруг злосчастного забора, что текла своим размеренным чередом, в одно мгновение изменилась и в воздухе возникло какое-то неплановое напряжение, словно пришло «время-Х» и что-то могло начаться…
Через короткий промежуток времени все повторяется с точностью до кальки. Те же люди, я имею ввиду нас, по тому же сценарию проделывают те же действия. И так раз пять, а может и более…
О всем, что происходило вне пределов моего повествования, можно только догадываться. Какой переполох мы произвели своими действиями сейчас уже не узнает никто, может его и не было, но выглядело это смешно, как и с наших позиций , так и с любой другой стороны.
Определенная известность в некоторых «органах», назовем их «спецорганами», а точнее осведомленность о нас, не всегда имела свою отрицательную сторону. Вот конкретный пример.
Произошла со мной в Ленинграде такая история – я имел «наглость» выйти прямо на Невском проспекте и прямо из дипломатической машины. Напоминаю, на улице «ревущие семидесятые». Это была служебная машина одного моего, да и не только моего, приятеля – американца Дэна Гросмана. Причина была банальная, я ехал после одной вечеринки за город с Московского вокзала, а он жил рядом на Пушкинской улице. Грех не подвезти приятеля, т.е. меня, с общей вечеринки! Так Дэн и сделал.
Казалось бы что тут странного, но как я заблуждался… Дальше как в настоящих шпионских фильмах… Меня арестовывают. Прямо посреди Невского, на глазах у прохожих и Дэна в том числе.
Даже не арестовывают, а как-то странно «метут»… Милиционеры, ничего не объясняя, забирают у меня документы и начинают водить за собой. Сначала в «Опорный пункт правопорядка», затем им подворачивается ПМГ и я катаюсь около часа в ней по разным адресам…
В общем, долго ли, коротко ли, а оказался я в привокзальном отделении милиции вместо последней электрички, которая давно уже ушла и времени на вокзальных часах было за час ночи.
Ещё раз напомню, что мне так и не сказали за что таскают. Да кто в те времена кому объяснял за что задержали? Может именно это и подсказало мне мои следующие поступки.
Оказавшись перед лицом дежурного офицера, которое не очень-то походило на лицо, я ещё до того как меня попробовали поместить в «аквариум», успел крикнуть ему, чтоб он звонил дежурному по КГБ города и назвал свою фамилию. Свою принадлежность к «Аквариуму», но уже как группе, я поведал ему так же в этом потоке информации…
Надо отдать должное его расторопности, если это слово уместно в данной ситуации, поскольку он тут же кивнул своим, чтоб пока меня не трогали, и ждали дальнейших распоряжений. Последующее я наблюдал с любопытством и особым вниманием.
Этот офицер куда-то позвонил, какое-то время что-то произносил сам, а после этого долго молчал, не отрывая трубку от своего уха, потом опять что-то произносил, переспрашивая мою фамилию, потом вновь молчал.
Скорее всего ему говорили что-то очень важное, да так, что в ответ он мог только помалкивать.
Что бы там ни было, а поле окончания такого разговора, я был практически вытолкан из отделения, практически взашей, и так же без объяснения причин. Волшебное слово «Аквариум» помогло, словно панацея, и я опять был на свободе…
Фильм, который впоследствии получился по-настоящему милым и как общий первенец, и с точки зрения произведения искусства вообще, был не единожды показан в Москве, Питере и наверно, в других городах так же. Его «прокатная» история известна лишь его авторам – Сашам: Ильховскому и Нехорошеву, что делает факт его(фильма) существования окончательно загадочным.
Сейчас он лежит у кого-то из них дома и ждет своего исторического часа. Пусть ждёт, Господь с ним!
Следующей многозначительной фигурой в общении с российским кинематографом был Олег Евгениевич Осетинский.
Этому столпу советской киносценаристики принадлежит целый период, хотя и короткий, деятельности отечественного рока.
Его «железным крылом» были на некоторое время накрыты сразу два коллектива этого апокалиптического жанра – рок-музыки. «Аквариум» и «Зоопарк». Он пришёл неизвестно откуда и сразу начал всех учить. Дело это завсегда полезное, но смотря для кого.
Тут я подразумеваю и учителей и учеников, поскольку во многих случаях не совсем понятно, кто кого учит?
Получать знания и уроки бесплатно, на халяву, так сказать, это дело хорошее, но во всем необходимо знать меру. В те времена меры не могло быть ни в чем.
Осетинский приезжал в город, селился в «Прибалтийской», в апартаментах и начинал «жить»!
Выглядело это достаточно прозаично, но для непосвященного слушателя могло казаться фантастическим – концерты в самых дорогих гостиничных номерах города!
Тут ему везло, его гостями оказывались мы с друзьями и от этого его пребывание в Ленинграде вполне выглядело, как сплошной концерт. Круглые сутки!
Любил он в эти часы устраивать уроки сцена-речи и сцена-движения. Выглядело это совсем как в театральном институте на подобной кафедре и имело интересный побочный эффект – ни Майк, ни Борис ничего для себя из этих уроков не вынесли, а скорее наоборот.
Во всяком случае сам Боря в очередной раз отшатнулся от этого не совсем любимого слова (имеется ввиду – театр) в его профессиональном понимании. Но Осетинский пыхтел и старался изо всех сил, вкладывая в каждое своё движение и жест столько значимости, что хватило бы на целую съёмочную группу.
Не переводились напитки, не переводились песни, ни на секунду не прерывалось время в тех комнатах, окнами на Финский залив с какого-то высокого этажа…
Ну а за тем опять была Москва. Были странные концерты, которые он мог позволить себе устраивать, как известный в те годы кинематографист. Выглядело это так.
Он снимал кинотеатр с целью проведения своего авторского вечера, а на него звал гостей, т.е. нас.
Сам же такой вечер выглядел как «Вечер киносценариста Олега Осетинского». Выглядел весьма условно. Он выходил к публике и произносил одну только фразу:
«Меня вы и так все хорошо знаете, так что я говорить сегодня ничего не буду, а пусть поиграют тут мои друзья…»
И уходил в глубь сцены, где располагался его стол и кресло. Мы же и по отдельности, и вместе с Майком, в интерьере Олега Евгеньевича, отчаянно музицировали, за что он изредка в знак дружеского расположения подносил тому или другому из нас то стакан чая, то чашку кофе, а то и неплохого коньяка, что было не так и уместно, но и не столь отвратительно, как могло показаться на первый взгляд.
Концерты проходили весело и при полном, до откровенной давки, аншлаге. Длились бесконечно долго, и не, смотря ни на что, доставляли удовольствие и нам и публике. Игралось легко, слушатель ликовал.
Говорят до сих пор этот ярчайший «московский муравей» считает Бориса Гребенщикова своим учеником, а «Аквариум» – продуктом его фантазии и воплощением его трудов, о чем не забывает с постоянством фавна напоминать средствам массовой информации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Наблюдавший за этой процедурой с балкона своего дома Саша Нехорошев рассказывал как, из казалось бы пустых кустов, что подле самого забора, недалеко от нас, а мы его так и не увидели, материлизовался человек в неброской рубахе, с авоськой в руках и уставился в нашу сторону, а ещё несколько прохожих остановили свой небыстрый ход и стали внимательно, без тени праздности, присущей зевакам, наблюдать за происходящим.
Жизнь вокруг злосчастного забора, что текла своим размеренным чередом, в одно мгновение изменилась и в воздухе возникло какое-то неплановое напряжение, словно пришло «время-Х» и что-то могло начаться…
Через короткий промежуток времени все повторяется с точностью до кальки. Те же люди, я имею ввиду нас, по тому же сценарию проделывают те же действия. И так раз пять, а может и более…
О всем, что происходило вне пределов моего повествования, можно только догадываться. Какой переполох мы произвели своими действиями сейчас уже не узнает никто, может его и не было, но выглядело это смешно, как и с наших позиций , так и с любой другой стороны.
Определенная известность в некоторых «органах», назовем их «спецорганами», а точнее осведомленность о нас, не всегда имела свою отрицательную сторону. Вот конкретный пример.
Произошла со мной в Ленинграде такая история – я имел «наглость» выйти прямо на Невском проспекте и прямо из дипломатической машины. Напоминаю, на улице «ревущие семидесятые». Это была служебная машина одного моего, да и не только моего, приятеля – американца Дэна Гросмана. Причина была банальная, я ехал после одной вечеринки за город с Московского вокзала, а он жил рядом на Пушкинской улице. Грех не подвезти приятеля, т.е. меня, с общей вечеринки! Так Дэн и сделал.
Казалось бы что тут странного, но как я заблуждался… Дальше как в настоящих шпионских фильмах… Меня арестовывают. Прямо посреди Невского, на глазах у прохожих и Дэна в том числе.
Даже не арестовывают, а как-то странно «метут»… Милиционеры, ничего не объясняя, забирают у меня документы и начинают водить за собой. Сначала в «Опорный пункт правопорядка», затем им подворачивается ПМГ и я катаюсь около часа в ней по разным адресам…
В общем, долго ли, коротко ли, а оказался я в привокзальном отделении милиции вместо последней электрички, которая давно уже ушла и времени на вокзальных часах было за час ночи.
Ещё раз напомню, что мне так и не сказали за что таскают. Да кто в те времена кому объяснял за что задержали? Может именно это и подсказало мне мои следующие поступки.
Оказавшись перед лицом дежурного офицера, которое не очень-то походило на лицо, я ещё до того как меня попробовали поместить в «аквариум», успел крикнуть ему, чтоб он звонил дежурному по КГБ города и назвал свою фамилию. Свою принадлежность к «Аквариуму», но уже как группе, я поведал ему так же в этом потоке информации…
Надо отдать должное его расторопности, если это слово уместно в данной ситуации, поскольку он тут же кивнул своим, чтоб пока меня не трогали, и ждали дальнейших распоряжений. Последующее я наблюдал с любопытством и особым вниманием.
Этот офицер куда-то позвонил, какое-то время что-то произносил сам, а после этого долго молчал, не отрывая трубку от своего уха, потом опять что-то произносил, переспрашивая мою фамилию, потом вновь молчал.
Скорее всего ему говорили что-то очень важное, да так, что в ответ он мог только помалкивать.
Что бы там ни было, а поле окончания такого разговора, я был практически вытолкан из отделения, практически взашей, и так же без объяснения причин. Волшебное слово «Аквариум» помогло, словно панацея, и я опять был на свободе…
Фильм, который впоследствии получился по-настоящему милым и как общий первенец, и с точки зрения произведения искусства вообще, был не единожды показан в Москве, Питере и наверно, в других городах так же. Его «прокатная» история известна лишь его авторам – Сашам: Ильховскому и Нехорошеву, что делает факт его(фильма) существования окончательно загадочным.
Сейчас он лежит у кого-то из них дома и ждет своего исторического часа. Пусть ждёт, Господь с ним!
Следующей многозначительной фигурой в общении с российским кинематографом был Олег Евгениевич Осетинский.
Этому столпу советской киносценаристики принадлежит целый период, хотя и короткий, деятельности отечественного рока.
Его «железным крылом» были на некоторое время накрыты сразу два коллектива этого апокалиптического жанра – рок-музыки. «Аквариум» и «Зоопарк». Он пришёл неизвестно откуда и сразу начал всех учить. Дело это завсегда полезное, но смотря для кого.
Тут я подразумеваю и учителей и учеников, поскольку во многих случаях не совсем понятно, кто кого учит?
Получать знания и уроки бесплатно, на халяву, так сказать, это дело хорошее, но во всем необходимо знать меру. В те времена меры не могло быть ни в чем.
Осетинский приезжал в город, селился в «Прибалтийской», в апартаментах и начинал «жить»!
Выглядело это достаточно прозаично, но для непосвященного слушателя могло казаться фантастическим – концерты в самых дорогих гостиничных номерах города!
Тут ему везло, его гостями оказывались мы с друзьями и от этого его пребывание в Ленинграде вполне выглядело, как сплошной концерт. Круглые сутки!
Любил он в эти часы устраивать уроки сцена-речи и сцена-движения. Выглядело это совсем как в театральном институте на подобной кафедре и имело интересный побочный эффект – ни Майк, ни Борис ничего для себя из этих уроков не вынесли, а скорее наоборот.
Во всяком случае сам Боря в очередной раз отшатнулся от этого не совсем любимого слова (имеется ввиду – театр) в его профессиональном понимании. Но Осетинский пыхтел и старался изо всех сил, вкладывая в каждое своё движение и жест столько значимости, что хватило бы на целую съёмочную группу.
Не переводились напитки, не переводились песни, ни на секунду не прерывалось время в тех комнатах, окнами на Финский залив с какого-то высокого этажа…
Ну а за тем опять была Москва. Были странные концерты, которые он мог позволить себе устраивать, как известный в те годы кинематографист. Выглядело это так.
Он снимал кинотеатр с целью проведения своего авторского вечера, а на него звал гостей, т.е. нас.
Сам же такой вечер выглядел как «Вечер киносценариста Олега Осетинского». Выглядел весьма условно. Он выходил к публике и произносил одну только фразу:
«Меня вы и так все хорошо знаете, так что я говорить сегодня ничего не буду, а пусть поиграют тут мои друзья…»
И уходил в глубь сцены, где располагался его стол и кресло. Мы же и по отдельности, и вместе с Майком, в интерьере Олега Евгеньевича, отчаянно музицировали, за что он изредка в знак дружеского расположения подносил тому или другому из нас то стакан чая, то чашку кофе, а то и неплохого коньяка, что было не так и уместно, но и не столь отвратительно, как могло показаться на первый взгляд.
Концерты проходили весело и при полном, до откровенной давки, аншлаге. Длились бесконечно долго, и не, смотря ни на что, доставляли удовольствие и нам и публике. Игралось легко, слушатель ликовал.
Говорят до сих пор этот ярчайший «московский муравей» считает Бориса Гребенщикова своим учеником, а «Аквариум» – продуктом его фантазии и воплощением его трудов, о чем не забывает с постоянством фавна напоминать средствам массовой информации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69