На следующий день наш хозяин «запорожца» был остановлен. И был остановлен именно этим же инспектором. Разговор, который состоялся между ними выглядел примерно так: Инспектор: «Бато, как можно таким пьяным ездить по городу?» Севин родственник: »…» Инспектор: «Да ещё везти столько пассажиров?!» Севин родственник: »…» Инспектор: «Бато, не молчи!» Севин родственник: » Гости!» Инспектор:
Длинная пауза во время которой неприятная гримаса угрозы на лице инспектора переходит в по-человечески доброе лицо Дальше с уважением… «Ну так бы сразу и сказал! Езжай, дорогой!» Но вот, наконец и пришёл день нашего выступления.
Тот вечерний концерт состоял всего из двух участников. Первыми играли «Гюнеш», вторыми – мы.
Концерт «Гюнеш» полностью состоял из бесконечного барабанного соло Рафика Шафиева ( кажется так звали этого чудо-барабанщика) и не думаю, что к остальному хоть кто-то прислушивался. Его соло заколдовало тогда весь зал. К началу нашего выступления все зрители были похожи на заговоренных, столь сильна была его магия.
Они были готовы находиться в этом оцепенении любое время, пока кто-то не придет и не расколдует их. Они не могли самостоятельно покинуть этот транс, вызванный фантастической игрой барабанов.
И дело оставалось за немногим – нам нужно было только начать. Нужно было повернуть вспять эту энергию, пришедшею из глубин пустынных колодцев и пространств верблюжьей колючки, необходимо было сделать так, чтоб не пересыхало в горле и не тянуло под левым ребром, чтоб легкие наполнились свежим, прозрачным воздухом и в лицо ударил бы отрезвляющий ветер… И нас уже несло в эту сторону. Но не дается все так просто, как хотелось бы.
Ровно за мгновение до выхода на сцену Артем случайно сделал то, что от него меньше всего ждали – он свернул Борькину гитару на пол. Она шмякнулась о линолеум и что-то в ней повело. Хоть инструмент был ладно смастерен российскими умельцами под Gibson, хоть до этого он десятки раз падал и бился о сцену, но в этот момент он не выдержал и отказал!
За минуту до выхода – это уже непоправимо. На дворе 1980 год, а не сегодняшние дни, и значит раздобыть где-то новый инструмент невозможно.
Но после такого долгого подготовительного пути – концерт не мог бы сорваться, как этого не произошло в своё время в Таллинне. И что наиболее парадоксально – Артем должен был выполнить свою «дзенскую» миссию с гитарой. Все шло по какому-то заранее предписанному свыше плану. Всё рушилось и тут же создавалось вновь. Гитара взялась ниоткуда.
Это был «Iris» – «Гюнешевский» Telecaster, тут же любезно предоставленный их гитаристом.
В который раз восточная гостеприимность подыграла нам! Вот с этим Telecaster'ом Борюшка и рванул в историю, а мы, как водится, за ним всем скопом!
Пересказывать то что происходит с артистом на сцене – занятие неблагодарное. Что тут говорить, и так все видно, как на ладони. Но это если вы в зале или на худой конец смотрите концерт по телевизору. А вот описывать это в книге? О чем думает музыкант, когда что-то исполняет? Плохой – о ноте, которую боится неправильно взять.
Хороший – о той же ноте, которую ему не страшно не взять, но страшно сделать это без настроения.
Гениальный же вообще не думает о нотах – он находится в бесконечном размышлении о сущности бытия. Сцена для него лишь предлог погрузиться очередной раз в размышления и что-то для себя в очередной раз решить. Он копит в себе эти состояния и пускается в них только после определенной предварительной подготовки, время на которую с годами нужно все меньше и меньше. У высоких профессионалов эта подготовка внешне уже практически незаметна и от этого он адекватен ситуации практически всегда, независимо от обстоятельств.
В Тбилиси состоятельность группы, которая ещё мгновение назад стояла перед полным фиаско, не имея никакого выхода, была доказана всеми последующими событиями. Со словами из «Героев»: «Порой мне кажется, что мы герой, Порой мне кажется, что мы просто дрянь!» -
«Аквариум» влетел во всероссийскую летопись с натиском и лихостью чапаевской кавалеристской атаки в ответ на «психическую атаку» зала, устроенную той малой частью ответственного зрителя, кого хватила одышка от леденеющего в жилах коньяка.
Высокопоставленный зритель растворился в буфете где-то под «Марину», заявившую ему, что «Меня ей мало, Что она устала, она устала, И ей пора начать все сначала. Марина мне сказа-а-а-ла!» И был абсолютно прав, поскольку «Минус 30» его доканали бы окончательно.
А вот ничего подобного не видавшая и не слышавшая доселе Грузия сгрудилась у сцены и впервые в истории своей филармонии стояла стоймя по всему залу и аплодировала.
Из каких-то, наверно пожарных, соображений в зале вдруг вспыхнул свет. Но на наступившей за «Минус 30» – «Death оf King Artur» свет опять погас и зал рухнул в средневековую клевость под флейту и «Аквариумовское» многоголосие. Эта песня окончательно расположила к нам тех, кто был к этому готов – начался сеанс магии!!!
«С той стороны зеркального стекла…»– встала тихой заводью, перед выходом в открытое море всех участников действия. Мы отшвартовались и пошли полным ходом. На пути одна за другой мелькали «Блюз простого человека», «Homo Hi-Fi», «Кусок жизни», «Летающая тарелка», «Блюз свиньи в ушах»…
Спустя десяток лет, на концерте в московском Дворце молодежи «Аквариум» вместе с Андрюшей Макаревичем и Женей Маргулисом, стоя на одной сцене, споет только что сымпровизированный текст – «Моряки смеются стоя вдоль скалистых берегов…» Как эти строчки соответствуют тому настроению.
Всё это было смешно и очень задиристо. Но это ни в коем случае не было анекдотично. Это было очень энергично и ново, но это не было излишне серьезно. Это было до разрушительного красиво, но это не было слепым протестом. Это было на столько мило, что нравилось грузинским девушкам. Это не было вульгарно. Это имело право на самостоятельную жизнь и не могло быть закрыто навсегда никем. «Будь он хоть самим Папой Римским!».
Поразительно другое – без этого сейчас не берут на работу даже в эстрадный коллектив.
Но тогда сцена накалялась с каждой нотой. На ней уже нельзя было просто стоять – а никто и не стоял!
Все двигались, все раскручивались по сцене, как пружины каких-то гигантских механизмов. Всех несло вперед вместе с пространством и временем. Даже прикованный к стулу виолончелью и микрофоном Сева в какой-то момент не выдержал и присоединился к этой пляске. Все смешалось – руки, гитары, смычки, фаготы, флейты, рояли… Все пошло кувырком!!! И нас снесло бы, если б намеченная программа вдруг не закончилась. А вот так – взяла и закончилась! Мы спели все намеченные песни. И все! Можно и нужно было уходить… Свершилось!
Помню даже не бледное, а белое лицо Олега Ивановича за кулисами. Он тихо стоял в уголке гримерки с камерой в руках, которую он так и не включил во время концерта. Забыл! Вот она сила искусства!
Вернувшийся из зала от пульта Вадик в те мгновения светился. Он не говорил ничего конкретного, а только светился и лепетал: «Звук был ничего… Звук был ничего…» Как он был доволен!
В корридоре появились финны и утащили Борюшку говорить интервью. За ними ввалился «Рыжий» Димка, по-матросски хромая во всю ширь своих ножищ и цепляясь своей улыбкой о дверной косяк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69