И когда трагический случай привел его в застенки гестапо, он стойко перенес все испытания и унес с собой в могилу партизанскую тайну.
Осталась Мария Александровна с детьми в дырявой хате, с небольшой заросшей усадьбой. Пусто было в доме, пусто и на душе.
- Маня, берись за свою усадьбу, а то пропадешь, - советовали сердобольные соседки.
"Что за работа на этом клочке земли? Нет, нужно большое дело, такое, которое поднимет весь народ, всю страну. Только так я смогу поставить на ноги семью, только так поступил бы мой муж", - думалось ей.
Организовали совхоз, но в нем не было еще ни рабочих, ни нужного опыта, ни машин. Разбитые дома, запущенные дороги, заросшие виноградники.
Однажды ребята Марии Александровны увидели на пороге своего низенького домика Михаила Андреевича Македонского, всполошились, кинулись к старшему - Виктору. Тот рассадил братишек по углам, шмыгнул носом, вытер рукавом табуретку.
- Садись, дядя директор! Мама в Судак ушла, - он повернулся к малышам, которые тоже старались что-то объяснить гостю, и почти по-взрослому прикрикнул: - Тихо!
Ребята замолчали.
Македонский сел, хорошо, тепло улыбнулся и сразу понравился мальчикам. Они по-одному стали приближаться к нему, окружили его. Михаил Андреевич смотрел на их ситцевые рубашонки, на нанковые штаны, на босые ребячьи ноги. Да, бедность. Но почему ему не так уж муторно на душе, почему нет чувства отчаяния?
Глаза, глаза этих малышей. Они светлые, веселые, шаловливые. Кто их сделал такими? Конечно, Мария Александровна - вдова партизана. Домашняя обстановка более чем скромная: стол, крытый клеенкой, кровать аккуратно застланная, занавески марлевые, но накрахмаленные. Все на своем месте, чисто. Видно, ребята приучены и к порядку. Везде чувствуется заботливая рука матери.
Вот и пришла хозяйка - худощавая, с загорелым лицом, обвязанная белым ситцевым платком, сероглазая, с чуть сжатыми упрямыми губами.
Мария Александровна стала рассказывать о своих трудовых делах.
- Работаем все в одной куче, не отличишь, кто по-настоящему, а кто так время отбывает.
- Правильно, не годится, - согласился Македонский и с удовольствием подумал, что Брынцева начала не с жалоб, не с просьб, а с главного - с совхозных дел.
- Была вот в Судаке, у Князевой. Она взяла на себя гектар земли и перед всеми за этот клочок в ответе. Уж так выхаживает, так удобряет любо смотреть. Подумала и я, прикинула. А ведь верно-то поступила Князева. Техники еще нет, людей раз-два и обчелся. Мы, бабы, возьмем по гектару да по-настоящему потрудимся и другим дорожку откроем. Как думаете, товарищ директор?
Михаилу Андреевичу хотелось за всех поблагодарить эту маленькую, но сильную, с характером женщину и от всего сердца крикнуть: "Вы же замечательный человек"!
Вместо этого он спросил:
- Вы одна возьмете гектар виноградника?
- Возьму! Только мой будет гектар, мой. Сгонять будете - не сойду. Три-четыре, а может, и все пять лет он должен быть за мной. Тогда добьюсь от земли нужного.
- Согласен, - тут же решил Македонский.
Через неделю многие с удивлением смотрели на Марию Александровну. И зачем только она взялась выхаживать этот клочок одичалой земли? Не осилит. Что будет с ее детьми?
Но Мария Александровна знала, на что шла. Чуть потеплело, и она со всеми ребятами перекочевала на виноградник, на свой гектар. Мальчики постарше смотрели за меньшими, а самый старший - Виктор - рвал бурьян, жег его, а потом с матерью копал. И так с утра до ночи. И на удивление всему коллективу, Мария Александровна справилась с перекопкой, лучше всех отработала кусты, сняла наивысший в совхозе урожай. И так из года в год.
Кто-то сказал, что Брынцева совершила подвиг.
Подвиг... Что означало это слово по отношению к человеку, работавшему на виноградниках?
Очень многое!
Брынцева - первая из виноградарей Крыма - получила звание Героя Социалистического Труда. А сейчас ее имя, депутата Верховного Совета СССР, дважды Героя Социалистического Труда, известно всей стране. Ныне у Марии Александровны много учеников и последователей.
Как-то в одну из своих поездок в совхозы Македонский повел меня на какую-то горку. Отсюда был виден весь поселок. Виноград сплошным зеленым ковром покрывал долину от горного перевала до остроконечных вершин Кара-Дага. Он взбирался на взгорья, сползал в ложбины, лепился между скалами, всюду, где умелые руки человека отвоевали у гор хотя бы узкую полоску земли. Только в сторону яйлы лежала серая, с белыми плешинами долина, на которой местами зеленел ранний ячмень.
Михаил Андреевич прилег на согретую землю и, взяв в рот травинку, молча смотрел на серую долину. Глядя на его лицо, освещенное красными лучами вечернего солнца, я вспомнил лето 1942 года. Партизанский отряд только вышел из тяжелого боя. Лежат люди на рыжей поляне. Василий Васильевич тоскует по Дусе. Вот уже неделя, как похоронили ее в густом можжевельнике, а она словно живая стоит перед нами. Василий Васильевич низкой октавой тянет песню, неизвестно кем придуманную, но живущую среди нас:
Ой, вы горы, вы горы высокие,
Грифы черные низко парят.
Здесь на крымской земле,
Окруженный врагом,
Умирал партизанский отряд.
Михаил Андреевич приткнулся к пню, поглядывает на взгрустнувшие партизанские лица. Неожиданно он поднимается.
- Шмелев! Помнишь, как на твоих садах мы пели?
- Еще бы, Михаил Андреевич.
- Хлопцы, - кричит Македонский. - Бывало, мы копаем приствольные круги, увидим нашего директора, товарища Шмелева, да как по команде гаркнем:
Ах, директор, ты директор!
Башковита голова.
Сады гробишь, воду мутишь,
Не годишься никуда!
- Слова-то мы, ребята, не выговаривали, а мычали, - подмаргивает Македонский, - но товарищ Шмелев хорошо нас понимал. Понимал, Шмелев?
Шмелев отмахнулся, улыбаясь.
Михаил Андреевич мечтательно взглянул на далекую панораму Качинской долины, окутанную прозрачной пеленой зноя, потом перевел глаза на Шмелева, потер ладонью широкий волевой подбородок, хитровато прищурился, указывая на дальние сады, где когда-то, еще юношей, трудился сам.
- Есть в Крыму яблоко "белый зимний кальвиль" Французы называли его "яблоком роскоши". И в самом деле, оно, как жемчужина, алмаз. Только мало мы с тобой, товарищ Шмелев, разводили этого добра. Плохие были хозяева.
- Почему же? - обиделся бывший директор, горячо любящий свой совхоз. Он и сейчас тоскует по нему.
- Скучно работали, не понимали, что за штука крымская земля. Только и того, что выхаживали те двести гектаров, которые еще сажали крепостные графа Мордвинова.
- Ты брось, Андреевич! Наш совхоз участвовал на Всесоюзной выставке. Я сам получил Золотую медаль!
- Слыхал... Да, урожай был, но его наши отцы заложили. А что мы детям оставим? Кругом тысячу гектаров пустоты. И это в золотом краю! Трескалась земля от безводья, а вот та речушка, - Македонский показал на дальнее ущелье, - сотни тысяч кубометров воды сбрасывала в море. Вот думаю о Крыме, о земле. С нас со всех надо содрать десять шкур за такое хозяйничанье. Крым! Выйду из леса, душа вон, а навечно привяжусь к земле.
- Попробуй! Это тебе не бумажечки к папке подшивать, - подморгнул Шмелев. - Земля, брат, кусачая.
- Я знаю, как она пахнет. За сады, за виноградники возьмусь. Болит душа, когда вижу, как проклятый фашистский танк кромсает виноградное поле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
Осталась Мария Александровна с детьми в дырявой хате, с небольшой заросшей усадьбой. Пусто было в доме, пусто и на душе.
- Маня, берись за свою усадьбу, а то пропадешь, - советовали сердобольные соседки.
"Что за работа на этом клочке земли? Нет, нужно большое дело, такое, которое поднимет весь народ, всю страну. Только так я смогу поставить на ноги семью, только так поступил бы мой муж", - думалось ей.
Организовали совхоз, но в нем не было еще ни рабочих, ни нужного опыта, ни машин. Разбитые дома, запущенные дороги, заросшие виноградники.
Однажды ребята Марии Александровны увидели на пороге своего низенького домика Михаила Андреевича Македонского, всполошились, кинулись к старшему - Виктору. Тот рассадил братишек по углам, шмыгнул носом, вытер рукавом табуретку.
- Садись, дядя директор! Мама в Судак ушла, - он повернулся к малышам, которые тоже старались что-то объяснить гостю, и почти по-взрослому прикрикнул: - Тихо!
Ребята замолчали.
Македонский сел, хорошо, тепло улыбнулся и сразу понравился мальчикам. Они по-одному стали приближаться к нему, окружили его. Михаил Андреевич смотрел на их ситцевые рубашонки, на нанковые штаны, на босые ребячьи ноги. Да, бедность. Но почему ему не так уж муторно на душе, почему нет чувства отчаяния?
Глаза, глаза этих малышей. Они светлые, веселые, шаловливые. Кто их сделал такими? Конечно, Мария Александровна - вдова партизана. Домашняя обстановка более чем скромная: стол, крытый клеенкой, кровать аккуратно застланная, занавески марлевые, но накрахмаленные. Все на своем месте, чисто. Видно, ребята приучены и к порядку. Везде чувствуется заботливая рука матери.
Вот и пришла хозяйка - худощавая, с загорелым лицом, обвязанная белым ситцевым платком, сероглазая, с чуть сжатыми упрямыми губами.
Мария Александровна стала рассказывать о своих трудовых делах.
- Работаем все в одной куче, не отличишь, кто по-настоящему, а кто так время отбывает.
- Правильно, не годится, - согласился Македонский и с удовольствием подумал, что Брынцева начала не с жалоб, не с просьб, а с главного - с совхозных дел.
- Была вот в Судаке, у Князевой. Она взяла на себя гектар земли и перед всеми за этот клочок в ответе. Уж так выхаживает, так удобряет любо смотреть. Подумала и я, прикинула. А ведь верно-то поступила Князева. Техники еще нет, людей раз-два и обчелся. Мы, бабы, возьмем по гектару да по-настоящему потрудимся и другим дорожку откроем. Как думаете, товарищ директор?
Михаилу Андреевичу хотелось за всех поблагодарить эту маленькую, но сильную, с характером женщину и от всего сердца крикнуть: "Вы же замечательный человек"!
Вместо этого он спросил:
- Вы одна возьмете гектар виноградника?
- Возьму! Только мой будет гектар, мой. Сгонять будете - не сойду. Три-четыре, а может, и все пять лет он должен быть за мной. Тогда добьюсь от земли нужного.
- Согласен, - тут же решил Македонский.
Через неделю многие с удивлением смотрели на Марию Александровну. И зачем только она взялась выхаживать этот клочок одичалой земли? Не осилит. Что будет с ее детьми?
Но Мария Александровна знала, на что шла. Чуть потеплело, и она со всеми ребятами перекочевала на виноградник, на свой гектар. Мальчики постарше смотрели за меньшими, а самый старший - Виктор - рвал бурьян, жег его, а потом с матерью копал. И так с утра до ночи. И на удивление всему коллективу, Мария Александровна справилась с перекопкой, лучше всех отработала кусты, сняла наивысший в совхозе урожай. И так из года в год.
Кто-то сказал, что Брынцева совершила подвиг.
Подвиг... Что означало это слово по отношению к человеку, работавшему на виноградниках?
Очень многое!
Брынцева - первая из виноградарей Крыма - получила звание Героя Социалистического Труда. А сейчас ее имя, депутата Верховного Совета СССР, дважды Героя Социалистического Труда, известно всей стране. Ныне у Марии Александровны много учеников и последователей.
Как-то в одну из своих поездок в совхозы Македонский повел меня на какую-то горку. Отсюда был виден весь поселок. Виноград сплошным зеленым ковром покрывал долину от горного перевала до остроконечных вершин Кара-Дага. Он взбирался на взгорья, сползал в ложбины, лепился между скалами, всюду, где умелые руки человека отвоевали у гор хотя бы узкую полоску земли. Только в сторону яйлы лежала серая, с белыми плешинами долина, на которой местами зеленел ранний ячмень.
Михаил Андреевич прилег на согретую землю и, взяв в рот травинку, молча смотрел на серую долину. Глядя на его лицо, освещенное красными лучами вечернего солнца, я вспомнил лето 1942 года. Партизанский отряд только вышел из тяжелого боя. Лежат люди на рыжей поляне. Василий Васильевич тоскует по Дусе. Вот уже неделя, как похоронили ее в густом можжевельнике, а она словно живая стоит перед нами. Василий Васильевич низкой октавой тянет песню, неизвестно кем придуманную, но живущую среди нас:
Ой, вы горы, вы горы высокие,
Грифы черные низко парят.
Здесь на крымской земле,
Окруженный врагом,
Умирал партизанский отряд.
Михаил Андреевич приткнулся к пню, поглядывает на взгрустнувшие партизанские лица. Неожиданно он поднимается.
- Шмелев! Помнишь, как на твоих садах мы пели?
- Еще бы, Михаил Андреевич.
- Хлопцы, - кричит Македонский. - Бывало, мы копаем приствольные круги, увидим нашего директора, товарища Шмелева, да как по команде гаркнем:
Ах, директор, ты директор!
Башковита голова.
Сады гробишь, воду мутишь,
Не годишься никуда!
- Слова-то мы, ребята, не выговаривали, а мычали, - подмаргивает Македонский, - но товарищ Шмелев хорошо нас понимал. Понимал, Шмелев?
Шмелев отмахнулся, улыбаясь.
Михаил Андреевич мечтательно взглянул на далекую панораму Качинской долины, окутанную прозрачной пеленой зноя, потом перевел глаза на Шмелева, потер ладонью широкий волевой подбородок, хитровато прищурился, указывая на дальние сады, где когда-то, еще юношей, трудился сам.
- Есть в Крыму яблоко "белый зимний кальвиль" Французы называли его "яблоком роскоши". И в самом деле, оно, как жемчужина, алмаз. Только мало мы с тобой, товарищ Шмелев, разводили этого добра. Плохие были хозяева.
- Почему же? - обиделся бывший директор, горячо любящий свой совхоз. Он и сейчас тоскует по нему.
- Скучно работали, не понимали, что за штука крымская земля. Только и того, что выхаживали те двести гектаров, которые еще сажали крепостные графа Мордвинова.
- Ты брось, Андреевич! Наш совхоз участвовал на Всесоюзной выставке. Я сам получил Золотую медаль!
- Слыхал... Да, урожай был, но его наши отцы заложили. А что мы детям оставим? Кругом тысячу гектаров пустоты. И это в золотом краю! Трескалась земля от безводья, а вот та речушка, - Македонский показал на дальнее ущелье, - сотни тысяч кубометров воды сбрасывала в море. Вот думаю о Крыме, о земле. С нас со всех надо содрать десять шкур за такое хозяйничанье. Крым! Выйду из леса, душа вон, а навечно привяжусь к земле.
- Попробуй! Это тебе не бумажечки к папке подшивать, - подморгнул Шмелев. - Земля, брат, кусачая.
- Я знаю, как она пахнет. За сады, за виноградники возьмусь. Болит душа, когда вижу, как проклятый фашистский танк кромсает виноградное поле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70