-- спросил я небрежно.-Постойте, да ведь это счетные палочки!
-- Ну конечно, -- сказала она. -- Ведь я не могу ни читать, ни писать, вот мне и приходится вести счета с помощью таких палочек, как делали наши предки. Дайте мне одну, и я вам все объясню.
Я подал ей прут орешника около фута длиной, и она быстро провела большим пальцем по зарубкам.
-- Вот здесь удой молока в галлонах на приусадебной ферме за апрель прошлого года. Не знаю, что я делала бы без этих палочек. Один старый лесник выучил меня ими пользоваться. Все остальные считают такой способ устарелым, но мои арендаторы относятся к нему с уважением. Вот и сейчас один из них пришел ко мне. Нет, пожалуйста, не беспокойтесь. Это жадный и невежественный человек -- очень жадный... иначе он не пришел бы так поздно, когда уже стемнело.
-- Стало быть, у вас большое имение?
-- Слава господу, всего около двухсот акров я оставила за собой. Остальные шестьсот почти все сданы в аренду людям, которые знали моих родных, когда меня еще на свете не было, но этот Терпин здесь совсем чужой... И он просто разбойник с большой дороги.
-- Но я действительно не помешаю?..
-- Нисколько. Вы в своем праве. У него нет детей.
-- Кстати о детях! -- сказал я и тихонько отодвинул свой низкий стул назад, так что он едва не коснулся ширмы, за которой они прятались.-Интересно, выйдут ли они ко мне?
У невысокой темной боковой дверки раздались невнятные голоса -- голос Мэддена и чей-то густой бас, -- и рыжеволосый великан, чьи ноги были обмотаны мешковиной, человек, в котором можно было безошибочно угадать арендатора, ввалился в комнату или, быть может, его втолкнули силой.
-- Подойдите к камину, мистер Терпин, -- сказала хозяйка.
-- Ежели... ежели дозволите, мисс, я... я уж лучше у двери постою.
Говоря это, он цеплялся за щеколду, как испуганный ребенок. И я вдруг понял, что им владеет какой-то едва преодолимый страх.
-- Ну?
-- Я насчет нового коровника для телят -- только и делов. Уже начинаются осенние грозы... но лучше, мисс, я зайду в другой раз.
Зубы у него стучали почти так же, как дверная щеколда.
-- Не вижу в этом необходимости, -- сказала она бесстрастно. -- Новый коровник... м-м... Что написал вам мой поверенный пятнадцатого числа?
-- Я... я думал, может, ежели я потолкую с вами, мисс, начистоту... Но вот...
Расширенными от ужаса глазами он оглядел комнату. Потом приоткрыл дверь, в которую вошел, но я заметил, что ее тотчас закрыли вновь -- снаружи и твердой рукой.
-- Он написал вам то, что я велела, -- продолжала хозяйка. -- У вас и без того уже слишком много скота. На ферме Даннетта никогда не было больше пятидесяти телят, даже во времена мистера Райта. Причем он кормил их жмыхами. А у вас их шестьдесят семь, и жмыхов вы им не даете. В этом пункте вы нарушили арендный договор. Вы губите ферму.
-- Я... я привезу на той неделе минеральные удобрения... суперфосфат. Я уже почти что заказал грузовик. Завтра поеду на станцию. А потом, мисс, приду и потолкую с вами начистоту, но только днем, когда светло... Ведь этот джентльмен еще не уходит?
Он повысил голос почти до крика.
Перед этим я лишь чуточку отодвинул стул назад, чтобы слегка постучать по кожаной ширме, но он заметался, как пойманная крыса.
-- Нет. Мистер Терпин, пожалуйста, выслушайте меня внимательно.
Она повернулась на стуле в его сторону, а он прижался спиной к двери. Она уличила его в старых, грязных уловках -- он просит выстроить новый коровник за счет хозяйки, чтобы сэкономить на удобрении и выкроить деньги для уплаты ренты за будущий год, это ясно, а прекрасные пастбища он истощил вконец. Я поневоле восхитился его невероятной жадностью, видя, как ради этого он стойко выносил неведомый мне ужас, от которого лоб его покрылся испариной.
Я перестал постукивать по ширме -- тем временем обсуждалась стоимость коровника -- и вдруг почувствовал, как мою опущенную руку тихонько взяли и погладили мягкие детские ладошки. Наконец-то я восторжествовал. Сейчас я обернусь и познакомлюсь с этими быстроногими бродяжками...
Краткий, мимолетный поцелуй коснулся моей ладони -- словно дар, который нужно удержать, сжав пальцы: это был знак верности и легкого упрека со стороны нетерпеливого ребенка, который не привык, чтобы на него не обращали внимания, даже когда взрослые очень заняты, -- пункт негласного закона, принятого очень давно.
И тогда я понял. У меня было такое чувство, словно я понял сразу, в самый первый день, когда взглянул через луг на верхнее окно.
Я слышал, как затворилась дверь. Хозяйка молча повернулась ко мне, и я почувствовал, что и она понимает.
Не знаю, сколько после этого прошло времени. Из задумчивости меня вывел стук выпавшего полена, я встал и водворил его на место. Потом снова сел почти вплотную к ширме.
-- Теперь вам все ясно, -- шепнула она, отделенная от меня скопищем теней.
-- Да, мне все ясно теперь. Благодарю вас.
-- Я... я только слышу их.-- Она уронила голову на руки.-- Вы же знаете, у меня нет права -- нет другого права. Я никого не выносила и не потеряла -- не выносила и не потеряла!
-- В таком случае вам остается лишь радоваться, -- сказал я, потому что душа моя разрывалась на части.
-- Простите меня!
Она притихла, а я вернулся к своим житейским делам.
-- Это потому, что я их так люблю, -- сказала она наконец прерывающимся голосом.-- Вот в чем было дело, даже сначала... даже прежде, чем я поняла, что, кроме них, у меня никого и ничего нет. И я их так любила!
Она простерла руки туда, где лежали тени и другие тени таились в тени.
-- Они пришли, потому что я их люблю... Потому что они были мне нужны. Я... я должна была заставить их прийти. Это очень плохо, как вы полагаете?
-- Нет, нет.
-- Я готова признать, что игрушки и... и все прочее -- это вздор, но я сама в детстве ненавидела пустые комнаты -- Она указала на галерею. -- И все коридоры пустые... И как было вынести, когда садовая калитка заперта? Представьте себе...
-- Не надо! Не надо, помилосердствуйте! -- воскликнул я.
С наступлением сумерек хлынул холодный дождь и налетел порывистый ветер, который хлестал по окнам в свинцовых переплетах.
-- И по той же причине камин горит всю ночь. Мне думается, это не так уж глупо -- как по-вашему?
Я взглянул на большой кирпичный камин, увидел, кажется, сквозь слезы, что он не огражден неприступной железной решеткой, и склонил голову.
-- Я сделала все это и еще многое другое просто ради притворства. А потом они пришли. Я слышала их, но не знала, что они не могут принадлежать мне по праву, пока миссис Мэдден не сказала мне.
-- Жена дворецкого? Что же она сказала?
-- Одного из них -- я слышала -- она увидала. И я поняла. Ради нее! Не для меня. Сперва я не понимала. Пожалуй, начала ревновать. Но постепенно мне стало ясно -- это лишь потому, что я люблю их, а не потому... Ах, нужно непременно выносить или потерять,-- сказала она жалобно. -- Иного пути нет -- и все же они меня любят. Непременно должны любить! Ведь правда?
В комнате воцарилась тишина, только огонь захлебывался в камине, но мы оба напряженно прислушивались, и то, что она услышала, по крайней мере ей принесло утешение. Она совладала с собой и привстала с места. Я неподвижно сидел на стуле подле ширмы.
-- Только не думайте, что я такое ничтожество и вечно сетую на свою судьбу, вот как сейчас, но... но я живу в непроницаемой тьме, а вы можете видеть.
Я и вправду мог видеть, и то, что представилось моему взору, укрепило во мне решимость, хотя это было очень похоже на расставание души с телом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
-- Ну конечно, -- сказала она. -- Ведь я не могу ни читать, ни писать, вот мне и приходится вести счета с помощью таких палочек, как делали наши предки. Дайте мне одну, и я вам все объясню.
Я подал ей прут орешника около фута длиной, и она быстро провела большим пальцем по зарубкам.
-- Вот здесь удой молока в галлонах на приусадебной ферме за апрель прошлого года. Не знаю, что я делала бы без этих палочек. Один старый лесник выучил меня ими пользоваться. Все остальные считают такой способ устарелым, но мои арендаторы относятся к нему с уважением. Вот и сейчас один из них пришел ко мне. Нет, пожалуйста, не беспокойтесь. Это жадный и невежественный человек -- очень жадный... иначе он не пришел бы так поздно, когда уже стемнело.
-- Стало быть, у вас большое имение?
-- Слава господу, всего около двухсот акров я оставила за собой. Остальные шестьсот почти все сданы в аренду людям, которые знали моих родных, когда меня еще на свете не было, но этот Терпин здесь совсем чужой... И он просто разбойник с большой дороги.
-- Но я действительно не помешаю?..
-- Нисколько. Вы в своем праве. У него нет детей.
-- Кстати о детях! -- сказал я и тихонько отодвинул свой низкий стул назад, так что он едва не коснулся ширмы, за которой они прятались.-Интересно, выйдут ли они ко мне?
У невысокой темной боковой дверки раздались невнятные голоса -- голос Мэддена и чей-то густой бас, -- и рыжеволосый великан, чьи ноги были обмотаны мешковиной, человек, в котором можно было безошибочно угадать арендатора, ввалился в комнату или, быть может, его втолкнули силой.
-- Подойдите к камину, мистер Терпин, -- сказала хозяйка.
-- Ежели... ежели дозволите, мисс, я... я уж лучше у двери постою.
Говоря это, он цеплялся за щеколду, как испуганный ребенок. И я вдруг понял, что им владеет какой-то едва преодолимый страх.
-- Ну?
-- Я насчет нового коровника для телят -- только и делов. Уже начинаются осенние грозы... но лучше, мисс, я зайду в другой раз.
Зубы у него стучали почти так же, как дверная щеколда.
-- Не вижу в этом необходимости, -- сказала она бесстрастно. -- Новый коровник... м-м... Что написал вам мой поверенный пятнадцатого числа?
-- Я... я думал, может, ежели я потолкую с вами, мисс, начистоту... Но вот...
Расширенными от ужаса глазами он оглядел комнату. Потом приоткрыл дверь, в которую вошел, но я заметил, что ее тотчас закрыли вновь -- снаружи и твердой рукой.
-- Он написал вам то, что я велела, -- продолжала хозяйка. -- У вас и без того уже слишком много скота. На ферме Даннетта никогда не было больше пятидесяти телят, даже во времена мистера Райта. Причем он кормил их жмыхами. А у вас их шестьдесят семь, и жмыхов вы им не даете. В этом пункте вы нарушили арендный договор. Вы губите ферму.
-- Я... я привезу на той неделе минеральные удобрения... суперфосфат. Я уже почти что заказал грузовик. Завтра поеду на станцию. А потом, мисс, приду и потолкую с вами начистоту, но только днем, когда светло... Ведь этот джентльмен еще не уходит?
Он повысил голос почти до крика.
Перед этим я лишь чуточку отодвинул стул назад, чтобы слегка постучать по кожаной ширме, но он заметался, как пойманная крыса.
-- Нет. Мистер Терпин, пожалуйста, выслушайте меня внимательно.
Она повернулась на стуле в его сторону, а он прижался спиной к двери. Она уличила его в старых, грязных уловках -- он просит выстроить новый коровник за счет хозяйки, чтобы сэкономить на удобрении и выкроить деньги для уплаты ренты за будущий год, это ясно, а прекрасные пастбища он истощил вконец. Я поневоле восхитился его невероятной жадностью, видя, как ради этого он стойко выносил неведомый мне ужас, от которого лоб его покрылся испариной.
Я перестал постукивать по ширме -- тем временем обсуждалась стоимость коровника -- и вдруг почувствовал, как мою опущенную руку тихонько взяли и погладили мягкие детские ладошки. Наконец-то я восторжествовал. Сейчас я обернусь и познакомлюсь с этими быстроногими бродяжками...
Краткий, мимолетный поцелуй коснулся моей ладони -- словно дар, который нужно удержать, сжав пальцы: это был знак верности и легкого упрека со стороны нетерпеливого ребенка, который не привык, чтобы на него не обращали внимания, даже когда взрослые очень заняты, -- пункт негласного закона, принятого очень давно.
И тогда я понял. У меня было такое чувство, словно я понял сразу, в самый первый день, когда взглянул через луг на верхнее окно.
Я слышал, как затворилась дверь. Хозяйка молча повернулась ко мне, и я почувствовал, что и она понимает.
Не знаю, сколько после этого прошло времени. Из задумчивости меня вывел стук выпавшего полена, я встал и водворил его на место. Потом снова сел почти вплотную к ширме.
-- Теперь вам все ясно, -- шепнула она, отделенная от меня скопищем теней.
-- Да, мне все ясно теперь. Благодарю вас.
-- Я... я только слышу их.-- Она уронила голову на руки.-- Вы же знаете, у меня нет права -- нет другого права. Я никого не выносила и не потеряла -- не выносила и не потеряла!
-- В таком случае вам остается лишь радоваться, -- сказал я, потому что душа моя разрывалась на части.
-- Простите меня!
Она притихла, а я вернулся к своим житейским делам.
-- Это потому, что я их так люблю, -- сказала она наконец прерывающимся голосом.-- Вот в чем было дело, даже сначала... даже прежде, чем я поняла, что, кроме них, у меня никого и ничего нет. И я их так любила!
Она простерла руки туда, где лежали тени и другие тени таились в тени.
-- Они пришли, потому что я их люблю... Потому что они были мне нужны. Я... я должна была заставить их прийти. Это очень плохо, как вы полагаете?
-- Нет, нет.
-- Я готова признать, что игрушки и... и все прочее -- это вздор, но я сама в детстве ненавидела пустые комнаты -- Она указала на галерею. -- И все коридоры пустые... И как было вынести, когда садовая калитка заперта? Представьте себе...
-- Не надо! Не надо, помилосердствуйте! -- воскликнул я.
С наступлением сумерек хлынул холодный дождь и налетел порывистый ветер, который хлестал по окнам в свинцовых переплетах.
-- И по той же причине камин горит всю ночь. Мне думается, это не так уж глупо -- как по-вашему?
Я взглянул на большой кирпичный камин, увидел, кажется, сквозь слезы, что он не огражден неприступной железной решеткой, и склонил голову.
-- Я сделала все это и еще многое другое просто ради притворства. А потом они пришли. Я слышала их, но не знала, что они не могут принадлежать мне по праву, пока миссис Мэдден не сказала мне.
-- Жена дворецкого? Что же она сказала?
-- Одного из них -- я слышала -- она увидала. И я поняла. Ради нее! Не для меня. Сперва я не понимала. Пожалуй, начала ревновать. Но постепенно мне стало ясно -- это лишь потому, что я люблю их, а не потому... Ах, нужно непременно выносить или потерять,-- сказала она жалобно. -- Иного пути нет -- и все же они меня любят. Непременно должны любить! Ведь правда?
В комнате воцарилась тишина, только огонь захлебывался в камине, но мы оба напряженно прислушивались, и то, что она услышала, по крайней мере ей принесло утешение. Она совладала с собой и привстала с места. Я неподвижно сидел на стуле подле ширмы.
-- Только не думайте, что я такое ничтожество и вечно сетую на свою судьбу, вот как сейчас, но... но я живу в непроницаемой тьме, а вы можете видеть.
Я и вправду мог видеть, и то, что представилось моему взору, укрепило во мне решимость, хотя это было очень похоже на расставание души с телом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96