А один из присутствующих, человек с невыразительным бесцветным лицом, одетый в просторное платье из тонкого жёлтого шелка, сидевшее на его фигуре, как шелуха на высохшей скорлупе ореха, кивнул Тарвину и спросил совершенно незаинтересованным тоном:
— А вы здесь от какой компании?
«Как? Неужели и здесь они тоже есть?» — подумал Тарвин, расценив этот вопрос как тайный пароль, по которому коммивояжёры всегда и везде узнают друг друга.
Он прошёл вдоль длинного ряда и каждому с чистосердечной радостью и благодарностью пожал руку и лишь потом задумался над тем, чем Восток отличается от Запада, и спросил себя, неужели эти праздные, изнывающие от безделья, неразговорчивые люди могли иметь какое-то отношение к той профессии, с представителями которой в поездах и отелях он уже много лет обменивался как товарами, так и занимательными житейскими историями и политическими прогнозами? Нет, это были лишь их испорченные, слабые копии, вялые пародии на тех проворных, агрессивных, весёлых и наглых животных, что назывались коммивояжёрами Запада. Но, может быть, он не прав, и боль в спине, напомнив о себе, заставила его признать это — может быть, все они прибыли сюда, в это захолустье, где царили лень и запустение, при посредстве телеги, запряжённой буйволами, как выразился бабу.
Ему принесли большой стакан виски с содовой, и он засунул в него свой нос и выпил все до дна; потом бросился в свободный шезлонг и снова оглядел всю честную компанию.
— Кто-то из вас спросил меня, какую компанию я здесь представляю. Я представляю здесь самого себя, так же как и все на этом свете. Я путешествую ради удовольствия.
Он не успел сообразить, насколько нелепым было это заявление, ибо в следующий момент раздался взрыв смеха: так смеются лишь те, кому давно не удавалось повеселиться от души.
— Ради удовольствия! — воскликнул один из них. — Боже всемогущий! Удовольствия! За удовольствием надо было ехать в другое место.
— Собственно говоря, а почему бы и нет? Да здесь скорее умрёшь, чем сделаешь какое-нибудь дело, — сказал другой.
— С равным успехом можно попытаться выжать кровь из камня. Я сижу тут уже целых две недели.
— Вот это да! А чего же вы ждёте?
— Мы все здесь сидим уже больше недели, — проворчал четвёртый.
— Что же у вас тут за дело? Чем вы тут промышляете?
— Вы, наверное, американец, да?
— Да, я из Топаза, штат Колорадо. — Сказанное не произвело на них никакого впечатления. С тем же успехом он мог бы говорить по-гречески. — Так что же случилось?
— Ну как же, вчера король женился на второй жене. В городе до сих пор бьют в гонг. Он пытается закупить обмундирование для нового кавалерийского полка, который будет откомандирован в ведение правительства Индии, а кроме того, он поссорился с политическим резидентом. Я целых три дня обивал пороги дома полковника Нолана. Он говорит, что ничего не может сделать без разрешения верховного правительства. Я хотел перехватить короля, когда он выходит из дворца, чтобы поохотиться на кабанов. Я каждый день пишу первому министру, если только не объезжаю город верхом на верблюде. А вот вам пачка писем, в которой фирма спрашивает меня, почему я бездействую.
Минут через десять Тарвин начал догадываться, что все эти усталые, измученные люди представляли интересы полдюжины различных фирм Калькутты и Бомбея. Как и каждую весну, они без всякой надежды на успех осаждали королевский дворец, пытаясь получить хоть что-то по счетам с должника, которым был сам король. Его Величество заказывал все подряд, без разбору, и в огромных количествах — расплачиваться же за покупки очень не любил. Он покупал ружья, несессеры, зеркала, дорогие безделушки для каминной полки, вышивки, сверкающие всеми цветами радуги ёлочные украшения, седла и сбрую, почтовые кареты, экипажи с четвёрками лошадей, духи, хирургические инструменты, подсвечники, китайский фарфор — поштучно или оптом, за наличные или в кредит, как заблагорассудится Его Королевскому Величеству. Теряя интерес к приобретённым вещам, он тут же утрачивал и желание платить за них, так как мало что занимало его пресыщенное воображение дольше двадцати минут. Иной раз случалось так, что сама покупка вещи удовлетворяла его сполна, и ящики с драгоценным содержимым, прибывавшие из Калькутты, оставались нераспакованными. Мир, воцарившийся в Индийской империи, мешал ему взяться за оружие и направить его против своих собратьев-королей, и он лишился единственной радости и забавы, которая тешила его самого и его предков на протяжении целых тысячелетий. И все же он мог играть в эту игру и сейчас, правда, в несколько видоизменённой форме — воюя с приказчиками, тщетно пытающимися получить с него по счёту. Итак, по одну сторону стоял сам политический резидент государства, посаженный на это место для того, чтобы обучать короля искусству управления, и главное, экономии и бережливости, а по другую сторону — точнее сказать, у дворцовых ворот, обыкновенно находился коммивояжёр, в душе которого боролись презрение к злостному неплательщику и присущее каждому англичанину благоговение перед королём.
И когда Его Величество выезжал из дворцовых ворот, чтобы предаться удовольствиям на кабаньей охоте, на конных бегах, на плацу, где перед ним маршировали его войска, или в лавках, где он заказывал все новые и новые никому не нужные безделушки, и даже тогда, когда он делал судорожные попытки сладить со своими женщинами, которые знали о королевских счетах значительно больше, чем даже сам премьер-министр, — он должен был постоянно помнить об этих двух персонах — политическом резиденте и торговом агенте. За всем этим стояло правительство Индии, категорически отказывающееся гарантировать уплату долгов короля в время от времени посылающее ему на синей бархатной подушечке усыпанные бриллиантами ордена, призванные подсластить увещевания политического резидента.
— Я надеюсь, вы знаете, как заставить короля платить за это, — сказал Тарвин.
— То есть как?
— Ну, у нас, в Америке, когда клиент ведёт себя подобным образом, обещая кредитору встретиться с ним в гостинице и не являясь туда, а на следующий день обещает прийти в лавку и опять не платит, приказчик говорит: «Отлично! Если вам угодно заплатить по счёту за еду, за вино и другие напитки, за сигары, выкуренные мной, покуда я ждал вашего прихода, то я ничего не имею против. Пожалуйста! Я сумею скоротать время». И на третий день он выставляет счёт, в котором указан даже размер его проигрыша в покер.
— А, это очень интересно. Но как ему удаётся включить все эти расходы в счёт?
— Он вносит их в следующий счёт за те товары, что продаёт своему клиенту. Цена на них в таком случае сильно возрастает.
— Мы и так можем назначить какую угодно цену. Трудность состоит лишь в том, чтобы получить деньги.
— Понять не могу, откуда вы, ребята, в таком случае время берете, чтобы транжирить его здесь попусту, — твердил Тарвин, заинтересованный услышанным. — Там, откуда я приехал, люди путешествуют строго по расписанию, и если коммивояжёр опаздывает на день против договорённости, он телеграфирует своему клиенту, чтобы тот пришёл прямо на станцию, и пока поезд стоит, он продаёт ему все свои товары. Да он весь земной шар успел бы продать за то время, пока у вас здесь мимо проезжает телега.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52