Лет через двадцать в Швеции не останется ни одного фермера!» — вякаю иногда я, но к тому времени все уже забыли о крестьянах и разговор перешел на другие темы.
Да нас в Красную книгу пора заносить. Мы — вымирающий вид, вроде фиалок или сокола-сапсана. И я даже могу объяснить почему. У меня так и чешется язык сказать им: мой отец когда-то забирался на тракторишко и ехал в киоск купить плитку шоколада и это ему обходилось в литр молока. А если я поеду на том же старом тракторе, который еще держится благодаря изоляционной ленте и пластмассовым прокладкам, то должен буду выложить стоимость пяти литров. Молоко у меня скупают примерно по той же цене, что и у него двадцать лет назад (или чуть дороже), зато цены на шоколад и дизельное топливо подскочили ого-го как.
Я уж и не помню, когда мог позволить себе сменщика. Интересно, этому бээмвэшнику, который любит физический труд, понравилось бы вкалывать по 90 часов в неделю без выходных и праздников, без продыху даже на Рождество?
Хуже всего то, что тебе не дают ничего объяснить, хотя ты знаешь, с какого конца к этому заехать. Стоит тебе раскрыть рот, как они многозначительно переглядываются: ну конечно, этим крестьянам вечно не угодишь, ха-ха-ха! То у них картошка не уродилась из-за дождей, то из-за жары…
После грандиозного Скандала, когда Дезире обнаружила мои старые отметки, мы с ней ни разу не затрагивали эту тему. Ей наверняка хочется узнать, почему я так упорно занимаюсь сельским хозяйством… просто она не решается спросить. А я не решаюсь начать объяснения. Если я прикрою лавочку, придется уехать с полным рюкзаком старых долгов — и ничем более. Да-да, они все еще висят на мне, потому что когда-то я по глупости взял миллионный заем на модернизацию, а теперь таких денег не собрать, даже если я продам скопом всю усадьбу. И кто сказал, что я найду работу, которая позволит мне хотя бы расплатиться с долгами? Можно, конечно, пожить в общежитии, добиться частичного списания долга через консультантов при потребительском отделе коммуны… но ведь обидно же, черт возьми!
И еще: если я все продам и перестану быть Бенни с Рябиновой усадьбы, кем я буду тогда?
Нет, пусть уж лучше я буду иметь грязные ногти и хорошо оборудованный машинный зал (с газовой сваркой и брандспойтом), пусть буду и дальше подписываться на журнал «Скотоводство» и рекламное приложение к «Сельскому вестнику», пусть у меня будут два трактора (американский «Джон Дир» и финский «Вальмет») плюс пакетировочный пресс, навозоразбрасыватель и грейферный кран для работы в лесу… И пусть все идет по-старому, пока ко мне не заявится судебный пристав и не потребует принудительной продажи имущества с торгов!
Да если у меня отнять новый трактор и напялить на меня костюм, я себя буду чувствовать каким-то трансвеститом!
В общем, мы с Дезире старательно обходили эти предметы. Правда, один раз она меня все-таки спросила, нельзя ли приспособить усадьбу под какое-нибудь более прибыльное дело: например, разводить вместо коров карпов, выращивать цветочки-василечки и прочее в том же духе. На что я коротко сказал: по-моему, прибыль в наше время приносит только торговля оружием, наркотиками и сексом.
И мы стали набрасывать план переустройства усадьбы под секс-клуб, который Дезире тут же окрестила «Сельским клубом извращений». Приезжайте к нам посмотреть, КАК ЭТО ДЕЛАЮТ ЖИВОТНЫЕ! Теперь у вас есть возможность трахать свою пассию в плаще и резиновых сапогах! Загляните к нам — и вы увидите, как осеменатор в клеенчатом переднике оплодотворяет корову! Закажите себе ночлег на сеновале, чтобы отметить серебряную свадьбу в романтической обстановке! Хотите расцветить свою сексуальную жизнь элементами садомазохизма? — Возьмите коровьи путы и свяжите друг друга! И наконец — эксклюзив Рябиновой усадьбы: только у нас вы можете заняться любовью возле проволочной ограды под током!…
Похоже, мы проторили для себя привычную тропку: стоит возникнуть вопросу, который мог бы стать для нас животрепещущим, как мы прибегаем к шутке и обходим все трудности стороной.
Куда же запропастилась эта Дезире?
41
Сколько ты утирала мои слезы
Сколько согревала меня смехом
А себя ты не позволяешь утешить
В твоих окнах темно и ключ от дома потерян
Мы с Мэртой виделись накануне Сочельника, и тогда она была девушкой со старинной закладки: щеки румяные, глаза сияют, в руках охапка сверкающих разноцветной бумагой подарков.
Теперь на потертом красном стуле психиатрической лечебницы передо мной сидела женщина средних лет — с бледным одутловатым лицом и пустыми руками, безвольно лежащими вверх ладонями на коленях. Я присела перед стулом и обняла Мэрту, она положила подбородок мне на плечо, и я почувствовала, что взгляд ее уперся в противоположную стену.
Мы долго молчали.
— Что он сделал? — наконец спросила я. Догадаться самой у меня не хватало воображения, Роберт творил с ней массу всяких безобразий, но Мэрта, как неваляшка, снова вставала на ноги.
Она не отвечала. Очень нескоро она отвела взгляд от стены и, насупившись, сказала:
— Зачем жить на свете? Совершенно ни к чему, одна морока.
В ее взгляде сквозило обвинение.
Я не могла придумать достойного ответа при такой формулировке вопроса и пробормотала:
— Ты все-таки хотела, чтоб я пришла.
— Хотела?! Я ничего не хочу! — отозвалась Мэрта.
После этого я каждый день приходила к ней и часами молча сидела рядом. Ее это хотя бы не беспокоило. На мои вопросы о самочувствии Мэрта говорила что-нибудь вроде: «Бензин и масло на исходе, а последняя крона провалилась в дырку в кармане».
На четвертый день она с кривой усмешкой рассказала о тесте, призванном выявить ее суицидальные наклонности, то бишь насколько она расположена к самоубийству. Для этого надо было заполнить множество страниц, отвечая на вопросы типа «Кажется ли Вам жизнь лишенной смысла? Иногда/часто/всегда» или «Чувствуете ли Вы себя никуда не годной? Часто/в основном/постоянно».
— Если у человека не было склонности к самоубийству до этого теста, она появится после! — сказала Мэрта.
Такой вывод радовал, поскольку в нем уже можно было узнать прежнюю Мэрту. Вскоре она созрела для того, чтобы рассказать о случившемся.
Полгода назад Роберт уговорил ее пойти на стерилизацию. Спираль Мэрта вставить не могла, а других способов предохранения Роберт не признавал — слишком хлопотно. Она долго думала, потом все же согласилась: проглотила эту горькую пилюлю, понимая, что Роберт не желает нарываться на очередные алименты. Раз она хочет продолжать с ним роман, значит, приходится платить.
Вечером накануне Сочельника у нее раздался звонок и женский голос попросил к телефону Роберта. Закончив разговор, тот буркнул что-то невразумительное, надел кожаную куртку и испарился.
Обратно он не пришел — ни в тот день, ни на следующий. Сочельник Мэрта провела в одиночестве. Впрочем, она слишком хорошо знала Роберта, чтобы звонить в полицию и тревожиться, не попал ли он в аварию. Рано или поздно все выяснится, и она уже пригибалась в ожидании нового удара.
На пятый день Роберт явился, держа за руку молоденькую девушку, которая сначала показалась Мэрте грустной и неуклюжей.
Наконец до нее дошло: девушка не иначе как на пятом месяце…
Оказалось, что Роберт встретил Первую Настоящую Любовь и готов в лепешку расшибиться ради Жанетт и будущего ребенка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39