Данилов толкнул дверь и прыгнул в комнату. Где-то в темноте был враг. Его присутствие Данилов ощущал каждой клеткой своего тела. Но где он был? Двигаться нельзя, иначе будет выстрел. Тук-тук, — билось сердце, — тук-тук. Данилов осторожно вынул фонарь и, нажав на кнопку, бросил его в угол. Сразу же в двух шагах от него темноту разорвала вспышка выстрела. Одним прыжком он пересек эти два шага, упал, подминая под себя человека, рывком заворачивая ему руки за спину. И, только услышав, как закричал, завыл от боли Горский, Данилов почувствовал, насколько у этого человека слабая рука и какой он сам тщедушный и немощный.
— Товарищ начальник! — раздался на лестнице голос Белова.
— Свет дай!
Вспыхнули карманные фонари. Данилов поднялся.
— Обыщите его, зажгите лампу. Все свободны. Белов, останься.
Горский сидел на кровати. При свете лампы лицо его казалось обтянутым желтым пергаментом. Он раскачивался, словно от зубной боли, придерживая левой рукой правую.
— Где Музыка?
— Нет его, гад!.. Нет!.. Он тебя найдет… Слышишь? Найдет! О-о! — Горский застонал.
— Слушай меня. Ты у Нинки убил моего лучшего друга. Я знаю, что меня накажут, но по военному времени дальше фронта не пошлют. Я — тебе трибунал.
Данилов положил руку на кобуру.
— Нет! Нет! — крикнул с ужасом Горский. Он прижался к стене.
— Адрес?
— Сокольнический вал… дом шесть, квартира десять… Он там будет завтра…
— Так-то, — Данилов опустил руку, — мразь.
Он повернулся и вышел.
Потом опять была дрезина, «эмка», которую Быков вел на предельной скорости. Уже стало совсем светло, когда они подъехали к райотделу. Данилов сразу же вошел к дежурному:
— Москву.
Через десять минут он докладывал о ликвидации банды. Начальник слушал, не перебивая. Только когда Иван Александрович назвал адрес, тот сказал спокойно:
— Мы знаем, там уже Муравьев дежурит.
— Завтра туда приедет Музыка.
— Понял тебя. Выезжай.
У машины его ждал Белов.
— Останешься здесь. Я в Москву. Оформишь документы как положено и возвращайся.
Глава девятая
Москва. 15—16 августа
Королев
Девушка в синей форменной курточке с зелеными петлицами ходила по квартире. В большую амбарную книгу она заносила фамилии жильцов, номера телефонов, количество окон в каждой квартире. Это была новый уполномоченный штаба МПВО при домоуправлении. Когда-то этим делом занимался в доме старик пенсионер Соколов, но после того как его по состоянию здоровья эвакуировали в Пермь, место уполномоченного несколько месяцев пустовало. Правда, жильцы не особенно жаловались. Соколов был личность въедливая и крайне пунктуальная, несмотря на преклонный возраст, обладал хорошей памятью, и график дежурств он просто держал в голове. Новый же уполномоченный была веселая и, видимо, добрая девушка. Дело это для нее новое, поэтому она, не стесняясь, у всех спрашивала совета, интересовалась, как работал ее предшественник. Слух о ее появлении немедленно распространился по дому, и жильцы радовались, что теперь можно будет хоть немного отдохнуть от железной руки старика Соколова.
Так ходила новый уполномоченный с этажа на этаж, из квартиры в квартиру. Настала очередь и десятой квартиры. Девушка позвонила туда ровно в половине девятого. Сначала дверь приоткрылась, насколько позволила цепочка.
— Я новый уполномоченный штаба МПВО Дмитриева, разрешите войти к вам.
— Слышала, слышала, — хозяйка распахнула дверь, — проходите.
— Да я ненадолго. Хочу сегодня пораньше все закончить, домой надо. Ой, какой у вас халат миленький! Прелесть просто. Сами шили?
— Вам нравится? — Хозяйка, высокая, статная блондинка, довольно улыбнулась. — Это я перед войной купила в комиссионном.
— Наверное, львовский или рижский. Чудная вещь. Мне в ателье дней за десять до начала войны принес один знакомый целую кучу журналов мод с выкройками. К сожалению, не успела, теперь не до шитья. Клиентки разъехались, — вздохнула Дмитриева.
— А вы портниха?
— Была, даже в Доме моделей работала, а теперь вот, — она провела руками по куртке, — дядя устроил, чтоб не забрали на трудфронт.
— Страшное время, милая, страшное, — вздохнула хозяйка. — Проходите, смотрите, ради бога, не стесняйтесь. Вот кухня, одно окно. Теперь прошу сюда. Здесь два окна. А в другой комнате спит мой друг. Вы понимаете?
— Ой, конечно, конечно, — Дмитриева приложила ладонь к губам. — Я понимаю.
— Там одно окно. Заходите. Всегда буду вам рада.
Они подошли к выходной двери, и хозяйка начала поворачивать ручки замков.
— Тоже местная оборона, — улыбнулась она.
— И правильно, жулья-то развелось.
Дверь распахнулась, и с площадки в квартиру шагнул человек. Хозяйка не успела вскрикнуть — твердая ладонь зажала ей рот.
— Спокойно, — сказал вошедший, — НКВД. Где? — он повернулся к Дмитриевой.
— Там, товарищ майор, — показала она на дверь.
— Пошли, Муравьев.
Прихожая заполнилась людьми, но двигались они бесшумно, словно их вообще не было.
Королев подошел к дверям, слегка приоткрыл их. В небольшой, со вкусом обставленной комнате на диване спал человек. Гимнастерка с петлицами НКВД висела на стуле, там же лежал пояс с кобурой.
Осторожно ступая, Королев подошел к дивану, взял пояс, передал его Игорю, сунул руку под подушку, достал второй пистолет. Спящий только замычал во сне.
— Хороший сон — признак здоровых нервов, — сказал Королев и потряс спящего за плечо.
— Что… — спросил тот, вскакивая, — куда?
— В НКВД, Генрих Карлович, на Лубянку, — усмехнулся майор.
Гоппе сел на диване и, видимо, просто так, не надеясь, а скорее по привычке, сунул руку под подушку.
— Красиво работаете, — еще неокрепшим спросонья голосом сказал он.
— Стараемся. Одевайтесь.
Гоппе встал, подошел к окну. На веревочке, натянутой между рам, висело красное махровое полотенце. Он снял его, вытер лицо и бросил на диван.
— Вы это зря, Генрих Карлович, зря, — Королев сел на стул. — Мы ведь тоже не от конфирмации, повесьте-ка полотенце. А то завтра его Музыка не увидит и сбежит к себе на болота.
— Все знаете, — Гоппе тяжело посмотрел на Королева.
— Нет, кое-что еще нет. Придется вам поделиться с нами.
— Ну, это как сказать.
— Там посмотрим, а пока одевайтесь.
Данилов
По улице шли люди. Мужчины, женщины, старики, дети. Военные и штатские. А он глядел на них из окна квартиры, ожидая, стараясь узнать в одном из прохожих Музыку. За эти дни он так устал, что даже перестал нервничать. Особенно последние сутки. Дом на болоте, бешеная гонка по разбитой дороге в Москву, еще одна ночь без сна. Он боялся только одного: вдруг Музыка не придет. Не потому, что информация может оказаться неточной. Нет, просто в такое время опасно шататься по тылам: милиция, госбезопасность, патрули, заставы по охране тыла. В любой момент может возникнуть перестрелка и какой-нибудь боец-патрульный завалит с первого выстрела так необходимого МУРу руководителя банды Бронислава Музыку.
Шло время, на кухне капала вода из крана, за окном на повороте скрежетали трамваи. За спиной Данилова вполголоса переговаривались оперативники, кто-то кипятил чай, кто-то рассказывал о своей родне. Он не поворачивался, ждал.
Данилов узнал его сразу. Высокий, худощавый военный, перебегая улицу, на секунду остановился и поглядел на окна дома. Полотенце висело на месте. Чуть покачиваясь от ветра, оно светилось на солнце, словно глаз светофора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
— Товарищ начальник! — раздался на лестнице голос Белова.
— Свет дай!
Вспыхнули карманные фонари. Данилов поднялся.
— Обыщите его, зажгите лампу. Все свободны. Белов, останься.
Горский сидел на кровати. При свете лампы лицо его казалось обтянутым желтым пергаментом. Он раскачивался, словно от зубной боли, придерживая левой рукой правую.
— Где Музыка?
— Нет его, гад!.. Нет!.. Он тебя найдет… Слышишь? Найдет! О-о! — Горский застонал.
— Слушай меня. Ты у Нинки убил моего лучшего друга. Я знаю, что меня накажут, но по военному времени дальше фронта не пошлют. Я — тебе трибунал.
Данилов положил руку на кобуру.
— Нет! Нет! — крикнул с ужасом Горский. Он прижался к стене.
— Адрес?
— Сокольнический вал… дом шесть, квартира десять… Он там будет завтра…
— Так-то, — Данилов опустил руку, — мразь.
Он повернулся и вышел.
Потом опять была дрезина, «эмка», которую Быков вел на предельной скорости. Уже стало совсем светло, когда они подъехали к райотделу. Данилов сразу же вошел к дежурному:
— Москву.
Через десять минут он докладывал о ликвидации банды. Начальник слушал, не перебивая. Только когда Иван Александрович назвал адрес, тот сказал спокойно:
— Мы знаем, там уже Муравьев дежурит.
— Завтра туда приедет Музыка.
— Понял тебя. Выезжай.
У машины его ждал Белов.
— Останешься здесь. Я в Москву. Оформишь документы как положено и возвращайся.
Глава девятая
Москва. 15—16 августа
Королев
Девушка в синей форменной курточке с зелеными петлицами ходила по квартире. В большую амбарную книгу она заносила фамилии жильцов, номера телефонов, количество окон в каждой квартире. Это была новый уполномоченный штаба МПВО при домоуправлении. Когда-то этим делом занимался в доме старик пенсионер Соколов, но после того как его по состоянию здоровья эвакуировали в Пермь, место уполномоченного несколько месяцев пустовало. Правда, жильцы не особенно жаловались. Соколов был личность въедливая и крайне пунктуальная, несмотря на преклонный возраст, обладал хорошей памятью, и график дежурств он просто держал в голове. Новый же уполномоченный была веселая и, видимо, добрая девушка. Дело это для нее новое, поэтому она, не стесняясь, у всех спрашивала совета, интересовалась, как работал ее предшественник. Слух о ее появлении немедленно распространился по дому, и жильцы радовались, что теперь можно будет хоть немного отдохнуть от железной руки старика Соколова.
Так ходила новый уполномоченный с этажа на этаж, из квартиры в квартиру. Настала очередь и десятой квартиры. Девушка позвонила туда ровно в половине девятого. Сначала дверь приоткрылась, насколько позволила цепочка.
— Я новый уполномоченный штаба МПВО Дмитриева, разрешите войти к вам.
— Слышала, слышала, — хозяйка распахнула дверь, — проходите.
— Да я ненадолго. Хочу сегодня пораньше все закончить, домой надо. Ой, какой у вас халат миленький! Прелесть просто. Сами шили?
— Вам нравится? — Хозяйка, высокая, статная блондинка, довольно улыбнулась. — Это я перед войной купила в комиссионном.
— Наверное, львовский или рижский. Чудная вещь. Мне в ателье дней за десять до начала войны принес один знакомый целую кучу журналов мод с выкройками. К сожалению, не успела, теперь не до шитья. Клиентки разъехались, — вздохнула Дмитриева.
— А вы портниха?
— Была, даже в Доме моделей работала, а теперь вот, — она провела руками по куртке, — дядя устроил, чтоб не забрали на трудфронт.
— Страшное время, милая, страшное, — вздохнула хозяйка. — Проходите, смотрите, ради бога, не стесняйтесь. Вот кухня, одно окно. Теперь прошу сюда. Здесь два окна. А в другой комнате спит мой друг. Вы понимаете?
— Ой, конечно, конечно, — Дмитриева приложила ладонь к губам. — Я понимаю.
— Там одно окно. Заходите. Всегда буду вам рада.
Они подошли к выходной двери, и хозяйка начала поворачивать ручки замков.
— Тоже местная оборона, — улыбнулась она.
— И правильно, жулья-то развелось.
Дверь распахнулась, и с площадки в квартиру шагнул человек. Хозяйка не успела вскрикнуть — твердая ладонь зажала ей рот.
— Спокойно, — сказал вошедший, — НКВД. Где? — он повернулся к Дмитриевой.
— Там, товарищ майор, — показала она на дверь.
— Пошли, Муравьев.
Прихожая заполнилась людьми, но двигались они бесшумно, словно их вообще не было.
Королев подошел к дверям, слегка приоткрыл их. В небольшой, со вкусом обставленной комнате на диване спал человек. Гимнастерка с петлицами НКВД висела на стуле, там же лежал пояс с кобурой.
Осторожно ступая, Королев подошел к дивану, взял пояс, передал его Игорю, сунул руку под подушку, достал второй пистолет. Спящий только замычал во сне.
— Хороший сон — признак здоровых нервов, — сказал Королев и потряс спящего за плечо.
— Что… — спросил тот, вскакивая, — куда?
— В НКВД, Генрих Карлович, на Лубянку, — усмехнулся майор.
Гоппе сел на диване и, видимо, просто так, не надеясь, а скорее по привычке, сунул руку под подушку.
— Красиво работаете, — еще неокрепшим спросонья голосом сказал он.
— Стараемся. Одевайтесь.
Гоппе встал, подошел к окну. На веревочке, натянутой между рам, висело красное махровое полотенце. Он снял его, вытер лицо и бросил на диван.
— Вы это зря, Генрих Карлович, зря, — Королев сел на стул. — Мы ведь тоже не от конфирмации, повесьте-ка полотенце. А то завтра его Музыка не увидит и сбежит к себе на болота.
— Все знаете, — Гоппе тяжело посмотрел на Королева.
— Нет, кое-что еще нет. Придется вам поделиться с нами.
— Ну, это как сказать.
— Там посмотрим, а пока одевайтесь.
Данилов
По улице шли люди. Мужчины, женщины, старики, дети. Военные и штатские. А он глядел на них из окна квартиры, ожидая, стараясь узнать в одном из прохожих Музыку. За эти дни он так устал, что даже перестал нервничать. Особенно последние сутки. Дом на болоте, бешеная гонка по разбитой дороге в Москву, еще одна ночь без сна. Он боялся только одного: вдруг Музыка не придет. Не потому, что информация может оказаться неточной. Нет, просто в такое время опасно шататься по тылам: милиция, госбезопасность, патрули, заставы по охране тыла. В любой момент может возникнуть перестрелка и какой-нибудь боец-патрульный завалит с первого выстрела так необходимого МУРу руководителя банды Бронислава Музыку.
Шло время, на кухне капала вода из крана, за окном на повороте скрежетали трамваи. За спиной Данилова вполголоса переговаривались оперативники, кто-то кипятил чай, кто-то рассказывал о своей родне. Он не поворачивался, ждал.
Данилов узнал его сразу. Высокий, худощавый военный, перебегая улицу, на секунду остановился и поглядел на окна дома. Полотенце висело на месте. Чуть покачиваясь от ветра, оно светилось на солнце, словно глаз светофора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46