Кравцов подошел к двери и постучал. В глубине помещения раздались шаркающие шаги, потом кто-то спросил хриплым, словно спросонья, голосом:
— Кто?
— Свои, открой.
— А кто?
— Ты открой сначала, сволочь, а потом допрашивай, — зло вполголоса ответил Кравцов.
Дверь чуть приоткрылась, Кравцов толкнул ее и вошел в комнату.
— А… Герр бургомистр. Наше вам. Собрали вещички, стало быть!
— Много знаешь.
— Как есть, как есть. Прошу в мои хоромы каменные.
Банин посторонился, пропуская Кравцова. Тот шагнул, огляделся. Посередине стоял грубо сколоченный стол, к стене была прибита полка из неструганых досок, на ней стояли кружки и несколько фаянсовых тарелок, в углу прижался топчан, покрытый овчинным тулупом. В комнате пахло прогорклым салом, грязным бельем и водочным перегаром.
— Небогато живешь, — усмехнулся Кравцов, садясь на топчан.
— Как положено сторожу-пролетарию, — Банин шутовски поклонился, — куда нам до вашей милости.
— Это уж точно. До нашей милости, ох как далеко.
— Рукой не достать.
— Ну ладно, ты брось скалиться. К Музыке меня доставь.
— Это можно. Тем более имею от него такое распоряжение. Только самого Музыки нет, он послезавтра будет. А Горский там, ждет.
— А где же Музыка? — спокойно, стараясь не выдавать волнения, спросил Кравцов.
— По делам подался. Как я понимаю, за грошами. Вернется послезавтра и — прощай родные места. Уйдем мы все.
— Далече?
— Говорят, в теплые края.
— Ладно, ты меня все равно доставь.
— Чаю не желаешь?
— Нет.
— А водки?
— Тоже нет. Желаю быстрее уйти отсюда.
— Ишь скорый, где барахлишко-то?
— Здесь, в кирпичах припрятал.
— А… Ну я сейчас. Заправлюсь на дорогу.
Банин пошарил под топчаном, вытащил початую бутылку, посмотрел ее на свет.
— Маловато. Ничего, у ребят разживусь. Не будешь? Ну, как знаешь.
Он налил в кружку и одним махом выпил. Кравцов с отвращением увидел его дернувшийся небритый кадык. Ударить бы по нему ребром ладони… Он даже отвернулся, так ему захотелось это сделать.
— Ну вот, — Банин поставил кружку, постоял задумчиво, словно проверяя, подействовала ли на него водка. — Вроде все путем. Пошли, что ли, бургомистр?
— Ты это звание забудь. Понял? — зло сказал Кравцов. — Навсегда забудь. Не было этого. Никогда.
— Не сердись, Кравцов, что ты. Я же в шутку.
— С женой шути…
— Ладно, ладно, — Банин наклонился, приподнял половицу и достал ТТ.
— Это еще зачем?
— От плохих людей. Болото, оно и есть болото.
— Труслив ты больно.
— Осторожен, жизнь научила.
Он привернул фитиль лампы, дунул на нее. Плотная темнота окутала Кравцова.
— Идем.
Где-то заскрипела дверь, и Кравцов пошел на звук, оступился, чуть не подвернул ногу. В лицо ударила ночная свежесть, и он, как на огонь, пошел в сторону этой свежести, перешагнул порог и очутился на улице.
— Подожди, — сказал Банин, — я дверь запру.
— Зачем?
— Для порядка.
Он повернулся к двери и едва успел наклониться, как из-за угла выскочили двое и крепко взяли его за руки. Кравцов тут же сунул руку в карман задержанного и вынул пистолет.
— Добрый вечер, гражданин Банин, — сказал подошедший Данилов. — Зачем же запирать, не надо. Пойдемте к вам, потолкуем.
Войдя в комнату, Иван Александрович вынул спички, и снова вспыхнул желтый, грязноватый свет керосиновой лампы.
Два оперативника ввели Банана. Он осмотрелся, потом остановил взгляд на Кравцове:
— Счастлив твой бог, бургомистр, велел мне тебя Музыка на торфяники привести, говорил, ценности у тебя большие, там бы ты и остался.
— Губит вас всех жадность, Банин, ах губит, — сказал Данилов. — Но это все из области истории. Теперь к делу. Где Музыка?
— Нет его. Обещал быть через три дня.
— Куда он уехал?
— Этого я не знаю.
— Кто знает?
— Горский.
— Это который у Дробышевой нашего сотрудника убил? — спросил с деланным равнодушием Данилов.
— Он.
— Как я понимаю, вы, Банин, только связной?
— Точно, я в их делах не участник.
— Думаю, трибунал это во внимание примет. Так что запираться вам смысла нет.
— Я скажу.
— Вот и прекрасно. Сколько в доме бандитов?
— Пятеро. Нет, в самом доме всегда четверо и часовой один.
— Нарисуйте план дома.
— Как это?
— Вы бывали в нем? Покажите расположение комнат, кто где спит.
Данилов достал бумагу и карандаш. Банин начал что-то чертить, но линии получались ломаные, неровные, он никак не мог унять дрожь в руках.
— Вроде так.
Данилов взял бумагу, посмотрел.
— Это, видимо, лестница?
— Ага.
— Значит, Музыка и Горский спят на втором этаже. Ну, ладно. Сейчас вы повезете нас на торфяники. Вас окликнет часовой, вы ответите. Потом мы подойдем к дому, вас опять окликнут, и вы опять ответите. Только без шуток, Банин, — Данилов хлопнул ладонью по кобуре маузера, — ясно вам?
— Куда уж яснее.
— Вы, товарищ Кравцов, оставайтесь здесь.
— Как же так?..
— Никак. Вы свое дело сделали. Дальше уж наша забота.
Данилов и Белов
На чем ему только не приходилось ездить за время своей работы! А вот на самолете и ручной дрезине не приходилось никогда. Данилов сидел на маленькой металлической скамейке, в лицо бил ветер, пахнувший тиной и плесенью, по обеим сторонам насыпи было болото. Они мчались в полной темноте, только скрип противовеса отсчитывал секунды и метры. Иногда Данилову казалось, что он летит навстречу этому упругому воздуху, сквозь ночную тьму и запахи тлена.
— Все, — услышал он шепот Банина, — дальше под горку сама пойдет.
Скрип прекратился, и дрезина, постукивая на стыках, сначала пошла быстрее, потом скорость ее стала уменьшаться. Через несколько минут колеса тихо ткнулись в шпалу. Банин и Данилов сошли на насыпь, сделали несколько шагов.
— Стой! — окликнули их из темноты. — Кто?
— Это я, Банин. Гостя привез.
— Ну давай, веди его в дом, да напомни, пусть меня сменят, а то…
Дальше послышался придавленный хрип, возня, и все стихло.
— Готово? — тихо спросил темноту Данилов.
— Порядок.
— Передайте, чтобы окружили дом.
— А я поначалу хотел вас на этой дрезине… — Банин замолчал, не окончив фразы, — значит, зря думал?
— Выходит, зря. Пошли.
Сейчас начиналась главная часть операции. Дом стоял в сотне метров, темный и молчаливый. Данилов подождал десять минут. Ровно столько времени, чтобы люди из группы обеспечения успели окружить дом.
— Сережа, — тихо сказал он Белову, — если что, ты этого… Понятно?
— Есть.
— Ну, Банин, иди зарабатывай себе снисхождение.
Они остановились у крыльца. Данилов расстегнул кобуру и вынул маузер. Стараясь не стучать сапогами, поднялись по деревянным ступеням, и Банин ударил кулаком в дверь.
— Кто? — раздалось через несколько минут.
— Я это, Банин.
— А… Привел…
Загремела щеколда.
— Пусть он выйдет, — прошептал Данилов. Дверь распахнулась. На пороге стоял человек, лицо его в темноте разобрать было трудно.
— Помоги вещи взять, — так же спокойно сказал Банин.
— Сейчас.
Человек шагнул на крыльцо, и Данилов ударил его рукояткой маузера по голове. Бандит начал медленно оседать на пол.
Сережа Белов, оттолкнув Данилова, бросился внутрь дома. За ним оперативники райотдела. Они должны были взять тех троих, в нижней комнате.
Данилов шагнул к лестнице, ведущей на второй этаж, и, когда он уже подошел к дверям, внизу грохнул выстрел. Сразу же в комнате раздался второй, и щепки, выбитые пулей, хлестнули его по щеке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46