— Бенедикт, — обратилась она к нему.
— Почему Бенедикт? Меня все зовут Барух.
— Вы говорили, — пояснила она Спинозе, — что ваша фамилия происходит от названия португальского городка Эспиноза. Я же полагаю, что она происходит от латинского «Спиноза» — роза.
Улыбаясь, он ей ответил:
— Переведите уж до конца; спиноза означает колючая роза. Да, но почему вы изменили мое имя?
— Для гармонии. Пусть и оно звучит по-латыни. Великолепно! Отныне всюду среди друзей и недругов я буду называть вас только так — Бенедикт Спиноза.
Шутя, Спиноза заявил, что раз так, то ему придется изготовить герб, обрамленный словами: «Caute quia spinoza est», то есть «Осторожно — колется...».
Во время обеда у Симона де Вриса присутствующие, обращаясь к Спинозе, уже называли его не иначе, как Бенедиктом.
Благословенный Бенедикт — это имя пристало к Спинозе, слилось с ним и закрепилось за ним навсегда.
После обеда все вышли в веселый от обилия зелени сад. Лодевейк Мейер напомнил Бенедикту, что он обещал потолковать с друзьями о своем понимании бога.
— Да, обещал, — подтвердил Спиноза. — Однако не торопите меня, я еще не в состоянии ответить себе и вам на этот вопрос.
— В такой прекрасный вечер, — вступила в разговор Клара-Мария, — лучше дать слово Жану Зету. Пусть порадует он нас своими новыми стихами.
Собравшиеся дружно попросили Зета почитать им что-нибудь.
Жан Зет забрался на садовую скамейку и оттуда начал декламировать:
Да здравствует жизнь, радость солнечных дней,
Нас освободившие от мрачных цепей,
От ханжества тех, чья вера есть ложь,
От всякого рода святош!
Пусть люди очнутся и духом воспрянут:
Кто духом свободен — того не обманут!
Смеяться он будет в лицо лицемерам,
Обманщикам и суеверам!..
До поздней ночи веселились друзья-коллегианты в саду де Вриса. Многие из них тогда твердо уверовали в правду слов Спинозы о том, что жизнь, радость и веселье начинаются там, где упорно трудится мысль, неустанно ведется борьба истины против лжи, свободы против тирании.
День борьбы
Капиталы Михоэла Спинозы перекочевали к Самуилу Казеро. Бенедикт оставил себе только железную койку, небольшой стол, пару стульев и книжную полку. Ничего лишнего. Слишком много вещей отвлекают, мешают труду и работе мысли.
Надо было подумать о заработке. Скупой рацион, немного трубочного табаку приходится покупать, а лавочники отпускают товары только за наличные.
Нужда крепко держала Спинозу в цепких лапах. Щедрый друг его Симон Иостен де Врис распорядился установить мыслителю ежегодную пенсию в 500 флоринов — сумму, вполне покрывавшую необходимые расходы. Однако философ отклонил дар купца. Спиноза держался правила: «Будешь вкушать от трудов рук своих, блажен ты и благо тебе». Из всех профессий его безудержно увлекал труд оптика.
В то время увлечение оптическими стеклами было характерной особенностью передовых ученых и мыслителей. Такие стекла открывали бесконечно великое (Галилей и Кеплер) и бесконечно малое (Сваммердам и Левенгук).
Долгие недели Спиноза искал дружбы со шлифовальщиками линз. Наконец книгоиздатель — коллегиант Риувертс познакомил его с гравером и оптиком Марэном Сешаром. Коренастый, широкоплечий, с доброй улыбкой на лице, мастер согласился раскрыть Бенедикту некоторые тайны ювелирного искусства и показать ему основные приемы шлифовки оптических стекол. Светлая радость наполнила душу философа. Одержимый новой профессией, он упивался работой и вскоре стал блистательным мастером своего дела.
Люди, которые знали Спинозу, рассказывают, что его стекла пользовались огромным успехом, что «покупатели стали со всех сторон обращаться к нему, и это давало ему достаточный заработок для поддержания существования».
Однако к шлифовальному станку Спинозу приковывали не столько нужда и заработок, сколько поиски точных решений задач по преломлению света и сознание того, что увеличительные стекла приближают отдаленные и затаенные от человека макро— и микромиры.
Линзы поглощали весь день. Для философии оставалась только ночь.
Когда для всех трудный день бывал закончен, Спиноза складывал инструмент и отряхивал стеклянную пыль со своей одежды. Умывшись, он съедал молочный суп и после непродолжительного отдыха садился за письменный стол, занося на бумагу то, что обдумывал во время шлифовки линз.
Философ не замечал бега времени. Наступала полночь. Амстердам застывал. Один только Спиноза бодрствовал. В ночной тиши он создавал основы своей философской системы.
Природе приписывалось несовершенство, конечность бытия, сотворенное начало. Верно ли это? «Религия и многие философы до меня, — размышлял Спиноза, — унижали природу и возвышали бога. Надо, наконец, рассмотреть вопрос о взаимоотношениях природы и предвечного, человека и всевышнего. Это необходимо не только для уяснения себе сущности и смысла бытия, но и для просвещения друзей-коллегиантов. Ведь даже в их среде находятся люди, искренне верующие во всемогущество духовного существа, в наличие духов и привидений, призраков и чудес. Почтеннейший Гуго Боксель обиделся, когда я спросил у него: „Что такое привидения или духи? Что это, дети, глупцы или сумасшедшие? Ибо то, что мне приходилось слышать о них, приличествует скорее безумцам, чем людям здравомыслящим, и в самом лучшем случае смахивает не более, как на шалости детей и на забавы глупцов“.
В течение трех месяцев ночами напролет трудился Спиноза, пока не создал мужественное творение, удивительный пролог к величайшему философскому произведению эпохи. Только самоиспепеляющим творческим экстазом можно объяснить создание его первого очерка, названного «Кратким трактатом о боге, человеке и его блаженстве».
«Краткий трактат» не был завершен, он так и остался наброском. Однако в нем ясно сказались мощь духа и богатейшие познания его автора. Уже первое произведение Спинозы — это произведение человека, который жил жизнью разума, чутко прислушивающегося к сложным процессам реального бытия.
В очерке-наброске, предлагая друзьям собственную систему, философ не мог сначала не рассмотреть кардинальный принцип предшествующей философии. И поэтому на первом плане в трактате поставлен вопрос о том, что такое бог. По определению Спинозы, бог «есть существо, о котором утверждается, что оно есть все или имеет бесконечные атрибуты, из которых каждый в своем роде совершенен». Уже само это определение направлено против богословской проповеди о наличии бескачественного существа, которому мир обязан своим существованием. Спиноза не противопоставляет мир богу, ибо «в природе, — пишет он, — все выражается во всем, и, таким образом, природа состоит из бесконечных атрибутов, из которых каждый в своем роде совершенен. Это вполне согласуется с определением, которое дается богу». Бенедикт, решительно опровергая церковную и схоластическую доктрину «create ex nihilio» («сотворение мира из ничего»), учит, что природа не имеет внешней причины, вызвавшей ее бытие. Допустим, говорит он в «Кратком трактате», что природа сотворена, но тогда возникает вопрос, почему бог сотворил ее ограниченной, неполноценной, и «если бог никогда не может сотворить столько, чтобы не быть в состоянии творить более, то он никогда не может творить того, что он может;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57