Откровение? Что это такое?
Долго и тщательно готовился Спиноза к ответу на этот вопрос.
В начале февраля 1656 года в доме Мормана собрались почти все коллегианты города. Они пришли послушать лекцию своего наставника и друга.
Вдумчивый и спокойный Спиноза начал свою лекцию словами: «Откровение, или пророчество, учит Библия, есть известное познание о какой-нибудь вещи, открытое людям богом. Каким же способом, — задал вопрос Барух слушателям, — бог открылся людям, пророкам? — И, не дожидаясь ответа, сказал: — Если мы пересмотрим священные свитки, то увидим, что все, что бог открывал пророкам, было открыто им в словах, или в образах, или тем и другим способом, это подтверждается текстом библейской книги Числ (глава 12, стихи 6 и 7), гласящим: „Если кто из вас будет пророком божиим, то я буду открываться ему в видении, в снах буду говорить с ним“. Стало быть, коль скоро пророки воспринимали божественное откровение при помощи воображения, то они, несомненно, могли воспринимать многое, что находится вне границ разума. Иначе говоря, откровение, по свидетельству самого Ветхого завета, есть плод воображения. А вообразить можно все что угодно. Ибо из слов и образов можно гораздо больше составить представлений, нежели из одних тех принципов и понятий, на которых зиждется наше естественное познание.
— Выходит, — отметил один из слушателей Спинозы, — что естественное познание гораздо выше откровения?
— Конечно, — ответил Спиноза. — Только разум, естественный свет, способен познать природу, ее могущество и законы. «Откровение божие», «повеления» и другие подобные слова маскируют или выражают человеческое невежество. Авторы Библии обыкновенно относили к богу все, что превосходило их понимание, и естественных причин чего они в то время не знали.
Итак, — заключил со свойственным ему юмором Спиноза, — коль скоро необыкновенные дела природы называются делами божиими, а деревья необыкновенной величины — божиими деревьями, то не удивительно, что в первой книге Библии люди очень сильные и большого роста, несмотря на то, что они нечестивые грабители и блудодеи, называются сынами божиими.
Самый рассудительный из коллегиантов, Лодевейк Мейер, сказал:
— Дорогой Спиноза, слушая вас, я заключаю, что пророчество и откровение — дело весьма сомнительное.
— Несомненно, — подтвердил Спиноза. — Обратите внимание, — прибавил он, — пророчество само по себе не содержит никакой достоверности, поэтому пророки, по словам самого Ветхого завета, нуждались в знамении. Гедеон, например, так прямо и просит бога: «И сделай мне знамение, чтобы я знал, что ты говоришь со мной». Пророческая достоверность вымышленная, фантастическая! Откровение поэтому уступает естественному познанию, которое не нуждается ни в каком знамении, но содержит в себе достоверность на основании своей природы. Математика и опыт — вот подлинные основания достоверного, естественного, разумного, живого познания.
Выдающийся ум Спинозы, смело критикующий твердо установленное мнение о богооткровенности Библии, уже нельзя было остановить. О самостоятельные мысли философа разбивались все предрассудки, сложившиеся вокруг священного писания в течение многих веков.
— Итак, друзья, — продолжал Барух, — хочу вам сказать несколько слов о характере откровения. В Библии пророчество всецело подчинено темпераменту, воображению и воспитанию пророка. Если пророк был человек веселый, то он «открывал» победы, мир и все, что побуждает людей к радости; наоборот, если пророк был меланхолик, то ему были «открываемы» войны, наказания и всякие беды. Если пророк был селянином, то ему представлялись быки и коровы, если воином — полководцы, войска, если он был царедворцем — царский двор. Волхвам, например, верившим в астрологические бредни, рождение Христа было открыто тем, что они вообразили звезду, взошедшую на востоке. Выходит, что, смотря по эрудиции и способностям пророка, бог бывает изящен, точен, суров, груб, многоречив и темен.
Уже на школьной скамье в училище «Древо жизни» я понял, — подчеркнул Спиноза, — что границы постигнутого, очерченные богословием, очень тесны. Попробуем поднять тайную завесу слов «всевышний», «предвечный», «всемилостивейший» и т. п. Обратимся снова к Библии.
Адам согласно Ветхому завету первый, кому бог открылся. Его мнение о боге весьма заурядное. Бог, по Адаму, не вездесущ и не всеведущ. Адам ведь спрятался от бога и старался извинить свой грех перед ним, как будто перед ним был человек. Да, в представлении Адама бог — это человек. Только ли в представлении Адама? Человек создает бога по своему образу. Адам ведь слышал, как бог гуляет по саду, зовет его и спрашивает, где он находится.
Авраам тоже не знал, — развивал свою мысль вольнодумец, — что бог вездесущ и предвидит все вещи: ведь как только Авраам услыхал приговор над содомлянами, он попросил бога не приводить его в исполнение, прежде чем он не узнает, все ли были достойны наказания. В воображении Авраама бог говорит и так («Бытие», глава 18, стих 21): «Сойду и посмотрю, точно ли они поступают так, каков вопль на них, восходящий ко мне...» Бог антропоморфен, то есть человекоподобен. Суждения Моисея о боге ничем не отличаются от суждений о нем других ветхозаветных пророков. Моисей учил, что бог обладает человеческими качествами, что он милосерден, благосклонен, в высшей степени ревнив и т. п. Моисей верил, что бог имеет свое местожительство на небесах, каковое мнение было самым распространенным среди язычников.
Отсюда больше чем достаточно обнаруживается то, что я намеревался вам показать, а именно: бог Библии, бог откровения — это вымысел жрецов и пророков, — заключил Спиноза. — Но почему, спросите вы меня, то, что было измышлением древних, является и поныне предметом поклонения и почитания многих, очень многих людей?
Если бы люди, отвечаю я, во всех делах могли поступать по определенному плану или, если бы им всегда благоприятствовало счастье, то никакое суеверие не могло овладеть ими. Но так как люди часто попадают в затруднительное положение и находятся в жалком колебании между надеждой и страхом, то поэтому в большинстве случаев они чрезвычайно склонны верить чему угодно. Дух их, обыкновенно самоуверенный, кичливый и надменный, легко приходит в смятение в минуту сомнения, а еще легче, когда он колеблется, волнуемый надеждой и страхом. Да это, я полагаю, каждому известно, хотя я уверен, что многие сами себя не знают. Никто ведь не прожил между людьми без того, чтобы не заметить, как при благоприятных обстоятельствах очень многие люди, хотя бы они были и весьма несведущи, до такой степени переполнены мудростью, что считают за оскорбление, если кто пожелает дать им совет; при несчастии же они не знают, куда обратиться, и просят совета у каждого; и нет той несообразности, той нелепости или вздора, которых они не послушались бы. Люди, находясь в страхе, создают бесконечное множество выдумок и толкуют природу столь удивительно, как будто и она заодно с ними безумствует.
Суевериям всякого рода более всего преданы те люди, — сказал Спиноза, — которые без меры желают чего-нибудь сомнительного. Они обращаются к божественной помощи тогда, когда находятся в опасности и не умеют сами себе помочь. Тут они дают обеты и проливают слезы, называют разум слепым (потому что он не может указать верного пути к призрачным благам, которых жаждут люди), а мудрость человеческую суетною, и наоборот — бред воображения, сны, детский вздор они считают за божество и божественные указания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57