Здесь идет речь не о приобретении знаний и не о чтении, не о чем-либо касающемся литературы или науки, а просто о взаимном общении умов, о тех идеях, которые овладевают ребенком в колыбели, окружают его среди детских игр и передаются ему с ласкою матери, которые в виде различных чувств проникают до мозга его костей вместе с воздухом, которым он дышит, и создают его нравственное существо еще раньше, чем он вступает в свет и общество. Хотите ли знать, что это за идеи? Это – идеи долга, справедливости, права, порядка. Они родились из самых событий, образовавших там общество, они входят необходимым элементом в социальный уклад этих стран. Это и составляет атмосферу Запада; это – больше, нежели история, больше, чем психология: это – физиология европейского человека. Чем вы замените это у нас?
(Петр Чаадаев)
Хорошо им – людям Запада. У них там – корабельный быт. Каждый памятник, каждый предмет духовного обихода нации словно привинчен наглухо к плитам городских улиц и площадей. А что делать нам, если у нас то и дело переставляют мебель?
Вчера еще вы шли по Гоголевскому бульвару, и печальный Гоголь сидел в своем кресле, жестом отчаяния подперев рукой свой измученный мыслями лоб. Казалось, не прошло и дня, и вот на том же месте уже не сидит, а стоит совсем другой Гоголь, уверенно устремивший свой безмятежный, бодрый взгляд куда-то вдаль, к сияющим вершинам…
Нам все советовали прокатиться по Волге. Поскольку ам чудный отдых. Природа. Берега. Вода, еда и каюта…
Попался чудный первоклассный пароход под названием «Товарищ Пенкин».
Мы стали интересоваться, кто такой этот Пенкин, – нам говорят: какой-то, кажется, работник водного транспорта.
Нам было, собственно, все равно, и мы, конечно, поехали на этом неизвестном товарище. Приехали в Самару.
Вылезли своей группой, пошли осматривать город. Осматриваем. Вдруг слышим какие-то гудки.
Нам говорят:
– Расписание сейчас неточное. Возьмет еще и уйдет наш «Пенкин». Давайте вернемся.
И вот, кое-как осмотрев город, вернулись.
Подходим к пристани, видим – уже нету нашего парохода. Ушел.
Крики поднялись, вопли.
Один из нас кричит: «Я там в штанах свои документы оставил». Некоторые кричат: «А мы – багаж и деньги. Что ж теперь делать?.. Ужас!»
Я говорю:
– Давайте сядем на этот встречный пароход и вернемся назад.
Глядим, действительно стоит у пристани какой-то волжский пароход под названием «Гроза».
Спрашиваем публику плачевным голосом: давно ли, дескать, «Пенкин» ушел. Может, его можно по берегу догнать.
Публика говорит:
– Зачем вам догонять? Эвон «Пенкин» стоит. Только это теперь «Гроза». Он бывший «Пенкин». Ему перекрасили теперь название.
Тут мы обрадовались чрезвычайно. Бросились на этот свой пароход и до самого Саратова с него не сходили. Боялись.
Между прочим, спросили капитана, почему такой забавный факт и такая срочность.
Капитан говорит:
– Видите, у нас это наименование дали пароходу отчасти ошибочно. Пенкин имеется в рядах водного транспорта, но только он отчасти не был на высоте своего положения. И в настоящее время он находится под судом за превышение власти. И мы получили телеграмму закрасить его название. Вот мы и назвали его «Гроза».
Тут мы сказали:
– Ах, вот что! – и безразлично засмеялись.
(Голубая книга. Происшествие на Волге.)
Узнав, что пароход, на котором им предстоит ехать, называется «Товарищ Пенкин», пассажиры не испытали решительно никаких эмоций – ни положительных, ни отрицательных. Немудрено, что и сообщение о том, что пароход переименован и отныне будет называться «Гроза», особенно их не потрясло.
Но история на этом не кончается.
Приехали в Саратов. И своей группой вышли осматривать город.
Там мы тоже долго не прохлаждались. А мы дошли до ларька и купили папирос. И осмотрели пару зданий.
Возвращаемся назад – опять, видим, нету нашего парохода «Гроза». И, видим, вместо него стоит другой пароход…
Подбежали ближе. Спрашиваем публику:
– Где «Гроза»?
Публика говорит:
– А вот это и есть «Гроза». Бывшая «Пенкин». А теперь, начиная с Саратова, он у них – «Короленко».
Мы говорим:
– Что ж они красок-то не жалеют?
Публика говорит:
– Не знаем. Спросите боцмана.
Боцман говорит:
– Жара с этими наименованиями. «Пенкин» у нас дали ошибочно. А что касается до «Грозы», так это было малоактуальное название. Оно отчасти было беспринципное. Это явление природы. И оно ничего не дает ни уму, ни сердцу. И капитану дали за это вздрючку. Вот почему и закрасили.
Тогда мы обрадовались и сказали:
– Ах вон что! – и сели на этот пароход «Короленко».
И поехали…
В общем, до Астрахани доехали благополучно. А оттуда мы дернули по суше.
Так что дальнейшая судьба парохода нам была неизвестна.
Но можно не сомневаться, что это наименование так при нем и осталось. На вечные времена. Тем более что Короленко умер. А Пенкин был жив, и в этом была основная его неудача, доведшая его до переименования.
Все, слава Богу, и на этот раз кончилось благополучно. Справедливость восторжествовала. И пароход, надо надеяться, теперь уже больше переименовывать не будут. Надежда эта, правда, основана не на том, что имя Короленко говорит уму и сердцу пассажиров больше, чем имя какого-то безвестного Пенкина. Просто Короленко уже умер и потому не сможет какими-либо новыми неожиданными поступками подмочить свой авторитет. Его репутация, в отличие от репутации товарища Пенкина, уже окончательно сложилась.
Впрочем, полной уверенности и тут, разумеется, быть не может. И не зря от Астрахани многоопытные пассажиры, во избежание дальнейших неприятностей, «дернули по суше».
Попробуем представить себе, что описанная в этом рассказе драматическая коллизия и в самом деле разрешилась самым наилучшим образом. Что имя «Короленко» действительно осталось при пароходе, как говорит рассказчик, – «на вечные времена».
Как в этом случае обстояло бы дело с величественной картиной нашей жизни?
Боюсь, что так же скверно. Потому что вся атмосфера жизни, отразившейся в этом коротеньком рассказе, пропитана полным равнодушием всех участников этой забавной истории к самой сути происходящего. Для сюжета и смысла рассказа совершенно безразлично, «Пенкин» ли был переименован в «Короленко» или, наоборот, «Короленко» в «Пенкина». (Разве имя «Короленко» не могло быть осуждено как «отчасти беспринципное» или «малоактуальное»? И разве за него капитан не мог бы получить совершенно такую же вздрючку?)
Если бы, отправившись в путешествие на пароходе, носящем имя «Короленко», пассажиры в один прекрасный момент вдруг обнаружили бы, что отныне их пароход зовется «Товарищ Пенкин», они вели бы себя точно так же.
«Пенкин» так «Пенкин». «Короленко» так «Короленко». Пожалуйста! Только дайте нам спокойно, без лишних волнений и тревог, доехать до Астрахани. А уж там – переименовывайте как хотите!
Улица Куусинена, улица Георгиу Дежа, улица Зорге, улица Фучика, улица Хулиана Гримау, улица Сакко и Ванцетти… Улица какой-то Нины Семеновой… Впрочем, нет. Не какой-то. Вот висит плакатик, на котором точно обозначено, кто такая Нина Семенова и что она совершила. А вот плакатик, на котором обозначено (с такой же холодной, равнодушной обязательностью, как о незнакомом), кто такой Александр Иванович Герцен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170