Человек большой культуры, глубоко интеллигентный, общительный и очень внимательный к людям, он с первой встречи располагал к себе. В нем удачно сочетались строгость и доброта – качества, необходимые настоящему воспитателю. Причем, строг и требователен он был прежде всего к себе потому и работал, словно не зная усталости, и порой приходилось просто удивляться: когда же этот семижильный человек отдыхает? За девять месяцев, ввиду потерь, полк как бы дважды формировался. На пополнение чаще всего приходили из училищ новоиспеченные летчики и штурманы, которые о торпедоносной авиации знали лишь понаслышке, а иные и моря-то в своей жизни никогда не видели. Григорий Антонович терпеливо учил их теории, сам в любое время суток вылетал с ними на выполнение задач и добивался того, что в минимальные сроки они превращались если уж не в асов, то, по крайней мере, в зрелых специалистов, способных летать днем и ночью в сложных погодных условиях Балтики. Не случайно, перефразировав популярную тогда песню, в полку пели:
Не надейся, пилот на погоду,
А надейся на свой самолет.
Уничтожишь врага ты и с ходу,
Если штурман тебя не подведет.
Но, случалось, штурманы и подводили. Майор Заварин не оставлял без внимания ни одного такого случая. Нет, вовсе не для того, чтобы публично «снять стружку» с провинившегося. Он скрупулезно анализировал действия летчика и штурмана, помогал им наводящими вопросами самим или с помощью товарищей по эскадрилье, но лучше все-таки самим, обнаружить ошибку. Он был уверен, и жизнь подтвердила это, что все присутствующие, оказавшись после столь детального разбора в подобной ситуации, впредь будут действовать безошибочно.
Помню, экипаж лейтенанта П.А. Шилкина (штурман младший лейтенант Н.С. Фальков), вылетев на «свободную охоту», вражеских кораблей в море не обнаружил. Так как производить посадку на аэродроме с бомбами категорически запрещалось, экипаж нанес бомбовый удар по разведанной ранее запасной цели в эстонском местечке Паравери. А затем и летчик, и штурман потеряли ориентировку, уклонились от маршрута и совершили вынужденную посадку на один из аэродромов в районе Новгорода.
Этот случай послужил майору Заварину поводом для обстоятельного разговора с молодыми летчиками и штурманами. Он требовал самого тщательного визуального изучения района полетов.
Поймите, – говорил он, – полет на малой высоте при плохой видимости и там, где местность однообразная, не имеющая характерных, ярко выраженных ориентиров, требует очень точно знать на маршруте и в районе аэродрома буквально каждую точку, каждый кустик… В любой точке маршрута штурман обязан безошибочно определить местонахождение самолета.
Конечно, рассказывая о майоре Г.А. Заварине, нельзя было обойти молчанием этот огромный участок его работы – обучение и воспитание авиаторов.
* * *
Практика применения авиации для нанесения ударов по морским конвоям убедительно показывала, что существовавшая в то время тактика, боевые порядки бомбардировочной авиации не могут быть механически перенесены в авиацию торпедоносную. Устаревшие каноны связывали торпедоносцев, стесняли нас, как стесняет одежда юношу, выросшего из детских штанишек. Это было следствием различных причин и, в первую очередь, изменения обстановки на морских коммуникациях противника.
Когда гитлеровские транспорты ходили еще в одиночку, без прикрытия боевых кораблей, успех торпедоносцам нередко приносили и одиночные крейсерские полеты, так называемая «свободная охота». Но с весны 1944 года в связи с победами Советской Армии на сухопутных фронтах, Балтийское море перестало быть «внутренним морем» фашистской Германии. Если совсем недавно, всего год назад, немецкие транспорты беспечно ходили с включенными ходовыми огнями, то теперь картина резко изменилась: группы транспорта шли под сильной охраной боевых кораблей и истребительной авиации. Нечего было и думать об атаке одиночным самолетом или даже звеном. Теперь выход торпедоносца в атаку становился возможным лишь после подавления и рассредоточения огня вражеской зенитной артиллерии, особенно малокалиберных автоматических установок.
Вблизи побережья и в базах эту задачу успешно решали штурмовики. Когда же торпедоносцы должны были атаковать конвой в открытом море, радиус действия Ил-2 оказывался недостаточным. Надо было менять тактику боевого применения торпедоносцев, искать новые возможности, иные пути подавления зенитной обороны противника на морских коммуникациях.
Вот тут-то в полном блеске проявились аналитические и творческие возможности майора Заварина, который неутомимо трудился вместе с майором Пономаренко (хотя первую скрипку играл все-таки он, Заварин) над разработкой новых тактических вариантов. Это было единение двух талантливых авиаторов, мастеров торпедно-бомбовых ударов, прошедших суровую школу с самого ее начала. Когда на аэродроме хоть немного спадало боевое напряжение, выдавалось свободное время, они подолгу просиживали в прокуренной комнатушке флагманского штурмана, анализируя успехи и неудачи прошедших вылетов, при тусклом свете чадящей коптилки вычерчивали всевозможные варианты боевого порядка торпедоносцев, соглашались и спорили, рвали и выбрасывали наброски, чтобы тут же рисовать новые. Иногда к ним ненадолго присоединялись майор В.М. Кузнецов или начальник штаба полка Н.И. Иванов, заходил кто-нибудь из командиров эскадрилий – каждый предлагал что-то свое, что-либо решительно отвергалось, либо принималось для дальнейшего обсуждения и проверки.
И постепенно выкристаллизовывались контуры новой тактики, нового боевого порядка торпедоносцев. Раз отдаленность от аэродрома не позволяет применять штурмовики для подавления зенитных средств противника при атаке конвоя, остается единственный выход – использовать для этого свои самолеты-топмачтовики. Да, экипаж топмачтовика первым принимал на себя всю мощь огня боевых кораблей охранения, а также транспортов, на которые немцы устанавливали автоматические пушки «эрликоны», обладавшие высокой скорострельностью. Трудно, не видя собственными глазами, представить себе весь этот огненный ад, в который командир топмачтовика должен, не дрогнув, бросить свой самолет. Но другого выхода не было. Сколько ни думали, ни рисовали, ни спорили, иного удовлетворительного решения не приходило. Только топмачтовик, искусно маневрируя, мог огнем своих крупнокалиберных пулеметов и бомбами подавить вражеский зенитный огонь или уничтожить корабли охранения и тем обеспечить выход следующего за ним торпедоносца для нанесения решающего торпедного удара.
Такая тактика заставляла изменить и боевой порядок. И хотя до конца войны штатной единицей в минно-торпедной авиации все еще оставалось звено трехсамолетного состава, мы действовали звеном из четырех самолетов: двух торпедоносцев и двух топмачтовиков. Так родилась эта тактика, эта схема, утверждавшаяся и не раз оправдывавшаяся в последующих жарких схватках на морских коммуникациях. И до самой Победы мы с благодарностью за это вспоминали ее творцов – наших однополчан Григория Антоновича Заварина и Илью Неофитовича Пономаренко.
Позволю себе еще раз отступить от хронологии своего повествования и вновь обратиться к дням минувшим, потому что просто не имею права не рассказать об одной из самых ярких страниц боевой истории 51 МТАП – об участии наших торпедоносцев в потоплении гитлеровского крейсера ПВО «Ниобе».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Не надейся, пилот на погоду,
А надейся на свой самолет.
Уничтожишь врага ты и с ходу,
Если штурман тебя не подведет.
Но, случалось, штурманы и подводили. Майор Заварин не оставлял без внимания ни одного такого случая. Нет, вовсе не для того, чтобы публично «снять стружку» с провинившегося. Он скрупулезно анализировал действия летчика и штурмана, помогал им наводящими вопросами самим или с помощью товарищей по эскадрилье, но лучше все-таки самим, обнаружить ошибку. Он был уверен, и жизнь подтвердила это, что все присутствующие, оказавшись после столь детального разбора в подобной ситуации, впредь будут действовать безошибочно.
Помню, экипаж лейтенанта П.А. Шилкина (штурман младший лейтенант Н.С. Фальков), вылетев на «свободную охоту», вражеских кораблей в море не обнаружил. Так как производить посадку на аэродроме с бомбами категорически запрещалось, экипаж нанес бомбовый удар по разведанной ранее запасной цели в эстонском местечке Паравери. А затем и летчик, и штурман потеряли ориентировку, уклонились от маршрута и совершили вынужденную посадку на один из аэродромов в районе Новгорода.
Этот случай послужил майору Заварину поводом для обстоятельного разговора с молодыми летчиками и штурманами. Он требовал самого тщательного визуального изучения района полетов.
Поймите, – говорил он, – полет на малой высоте при плохой видимости и там, где местность однообразная, не имеющая характерных, ярко выраженных ориентиров, требует очень точно знать на маршруте и в районе аэродрома буквально каждую точку, каждый кустик… В любой точке маршрута штурман обязан безошибочно определить местонахождение самолета.
Конечно, рассказывая о майоре Г.А. Заварине, нельзя было обойти молчанием этот огромный участок его работы – обучение и воспитание авиаторов.
* * *
Практика применения авиации для нанесения ударов по морским конвоям убедительно показывала, что существовавшая в то время тактика, боевые порядки бомбардировочной авиации не могут быть механически перенесены в авиацию торпедоносную. Устаревшие каноны связывали торпедоносцев, стесняли нас, как стесняет одежда юношу, выросшего из детских штанишек. Это было следствием различных причин и, в первую очередь, изменения обстановки на морских коммуникациях противника.
Когда гитлеровские транспорты ходили еще в одиночку, без прикрытия боевых кораблей, успех торпедоносцам нередко приносили и одиночные крейсерские полеты, так называемая «свободная охота». Но с весны 1944 года в связи с победами Советской Армии на сухопутных фронтах, Балтийское море перестало быть «внутренним морем» фашистской Германии. Если совсем недавно, всего год назад, немецкие транспорты беспечно ходили с включенными ходовыми огнями, то теперь картина резко изменилась: группы транспорта шли под сильной охраной боевых кораблей и истребительной авиации. Нечего было и думать об атаке одиночным самолетом или даже звеном. Теперь выход торпедоносца в атаку становился возможным лишь после подавления и рассредоточения огня вражеской зенитной артиллерии, особенно малокалиберных автоматических установок.
Вблизи побережья и в базах эту задачу успешно решали штурмовики. Когда же торпедоносцы должны были атаковать конвой в открытом море, радиус действия Ил-2 оказывался недостаточным. Надо было менять тактику боевого применения торпедоносцев, искать новые возможности, иные пути подавления зенитной обороны противника на морских коммуникациях.
Вот тут-то в полном блеске проявились аналитические и творческие возможности майора Заварина, который неутомимо трудился вместе с майором Пономаренко (хотя первую скрипку играл все-таки он, Заварин) над разработкой новых тактических вариантов. Это было единение двух талантливых авиаторов, мастеров торпедно-бомбовых ударов, прошедших суровую школу с самого ее начала. Когда на аэродроме хоть немного спадало боевое напряжение, выдавалось свободное время, они подолгу просиживали в прокуренной комнатушке флагманского штурмана, анализируя успехи и неудачи прошедших вылетов, при тусклом свете чадящей коптилки вычерчивали всевозможные варианты боевого порядка торпедоносцев, соглашались и спорили, рвали и выбрасывали наброски, чтобы тут же рисовать новые. Иногда к ним ненадолго присоединялись майор В.М. Кузнецов или начальник штаба полка Н.И. Иванов, заходил кто-нибудь из командиров эскадрилий – каждый предлагал что-то свое, что-либо решительно отвергалось, либо принималось для дальнейшего обсуждения и проверки.
И постепенно выкристаллизовывались контуры новой тактики, нового боевого порядка торпедоносцев. Раз отдаленность от аэродрома не позволяет применять штурмовики для подавления зенитных средств противника при атаке конвоя, остается единственный выход – использовать для этого свои самолеты-топмачтовики. Да, экипаж топмачтовика первым принимал на себя всю мощь огня боевых кораблей охранения, а также транспортов, на которые немцы устанавливали автоматические пушки «эрликоны», обладавшие высокой скорострельностью. Трудно, не видя собственными глазами, представить себе весь этот огненный ад, в который командир топмачтовика должен, не дрогнув, бросить свой самолет. Но другого выхода не было. Сколько ни думали, ни рисовали, ни спорили, иного удовлетворительного решения не приходило. Только топмачтовик, искусно маневрируя, мог огнем своих крупнокалиберных пулеметов и бомбами подавить вражеский зенитный огонь или уничтожить корабли охранения и тем обеспечить выход следующего за ним торпедоносца для нанесения решающего торпедного удара.
Такая тактика заставляла изменить и боевой порядок. И хотя до конца войны штатной единицей в минно-торпедной авиации все еще оставалось звено трехсамолетного состава, мы действовали звеном из четырех самолетов: двух торпедоносцев и двух топмачтовиков. Так родилась эта тактика, эта схема, утверждавшаяся и не раз оправдывавшаяся в последующих жарких схватках на морских коммуникациях. И до самой Победы мы с благодарностью за это вспоминали ее творцов – наших однополчан Григория Антоновича Заварина и Илью Неофитовича Пономаренко.
Позволю себе еще раз отступить от хронологии своего повествования и вновь обратиться к дням минувшим, потому что просто не имею права не рассказать об одной из самых ярких страниц боевой истории 51 МТАП – об участии наших торпедоносцев в потоплении гитлеровского крейсера ПВО «Ниобе».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44