Майор очень широко и очень дружелюбно улыбнулся.
— Зря вы так! Мы хотим вам помочь.
— Я тоже. И потому пытаюсь представить, чем я не угодил сильным мира сего.
— Соблазненной дочкой?
— Ну, может быть, женой. В темноте, знаете, возраст определить трудно.
— Но, может, какие-нибудь более серьезные причины?
— Есть! Вы правы, есть и более. Должен вам сообщить, что ваш начальник милиции имеет нетрадиционную, в смысле личной жизни, ориентацию. И, пользуясь своим служебным положением, склоняет меня к сожительству путем обвинений в убийстве и подтасовки данных криминалистической экспертизы.
— Зачем вы юродствуете? — напряженно и уже без улыбки сказал майор ФСБ. — Мы действительно хотели вам помочь… — Если вы хотите мне помочь, удовлетворите силами ФСБ потребности начальника милиции… — Козел!
— Это как вам угодно.
— Глупо! — сказал майор, вставая. — Сгниешь здесь зазря. А мы бы тебя вытащили. Запросто вытащили.
— За мое хорошее поведение?
— За нормальное, человеческое поведение. Которое не ставит под удар других людей.
— Хорошо. Я понял.
— Тогда подумай, что для тебя лучше. И где для тебя лучше — здесь или на свободе. Майор встал и пошел к двери.
— Надумаешь — позови меня. И через день будешь там, за забором. А если не позовешь… То пеняй на себя.
Майор вышел. Полковник остался. Теперь все стало ясно. Предельно ясно. Обложили полковника, сволочи! Со всех сторон обложили. Со стороны милиции, администрации, собственных сослуживцев, а теперь вот еще и ФСБ. Все они в одной связке. И значит, хода отсюда, из подвалов горотдела, нет.
Если не найти союзников. Хоть каких-нибудь союзников. Хоть самых задрипанных. Хоть тех же самых военных.
Полковник снова вернулся к своим размышлениям. Вернулся к военным. Которым можно предложить интересную, а главное — убедительно звучащую версию про принадлежащий их ведомству аэродром, который эксплуатируется не ими, причем в сугубо коммерческих целях, без отчисления процентов с очень приличного дохода. Отчего сильно падает боеспособность важного, возможно, стратегического объекта.
Клюнут они на это?
Вполне.
Потребуется им встреча с человеком, передавшим данную информацию?
Безусловно.
Можно с ними торговаться и просить у них защиты взамен информации?
Наверное.
Ну и, значит, вопрос решен. Надо вводить в дело военных! Все-таки у них армия и военно-морской флот. Против которых возражать затруднительно.
Вот только к кому в этой армии обратиться? Очень хочется к министру обороны. Но затруднительно даже к местному военкому. Нужна протекция. Или гарантированно работающий канал передачи информации.
Какой?
Приемная министра? Через этих не прорвешься. Они для того и созданы, чтобы переправлять информацию в мусорную корзину. Министр недосягаем, как Эверест для паралитика.
Может быть, попробовать дотянуться до каких-нибудь менее защищенных бюрократическими препонами замов? Мол, здрасьте, я хочу вам сообщить важные сведения, но приехать не могу, так как пребываю в КПЗ по подозрению в убийстве… Погоди, погоди, а почему каких-нибудь? Когда есть именно те, что нужны. Ведь армия — это отдельное государство, у которого есть свои собственные службы безопасности.
Есть прокуратура.
И есть Главное разведывательное управление. ГРУ!
Вот к кому следует обращаться! А чтобы сообщение привлекло к себе внимание, обращаться к конкретному лицу. Желательно — к знакомому лицу. К очень хорошо знакомому лицу. К тому, что однажды уже спасал его. Вначале — переиграв по всем статьям.
Полковник дернулся, вспомнив ослепительные огни десятков зависших над точкой вертолетов и громовой голос, звучащий с небес.
Деваться некуда. Помочь, если захочет, может только Он. Он один!
Адресат был найден.
Осталось дать ему весточку. Чего бы это ни стоило — дать… Полковник забарабанил в дверь камеры.
— Чего тебе?
— Позовите мне следователя!
— Он уже домой ушел.
— Звоните домой, — Ты что, до утра потерпеть не можешь?
— Не могу. Приспичило показания давать.
— Потерпишь.
— Если ты сейчас не вызовешь следователя, завтра я скажу, что ты отговаривал меня от чистосердечного признания. И начальство тебя как самого крайнего… — Ладно. Заткнись.
Надзиратель с грохотом захлопнул кормушку.
— Вас вызывают, — позвонил он только пришедшему домой следователю.
— Чего?
— Вас просит прийти подследственный Зубанов.
— Чего?!
— Он сказал, что, если вы придете сейчас, он даст показания.
— Ладно, сейчас приеду.
Следователь, вернувшийся с порога дома назад, матерясь про себя, вошел в КПЗ.
— Где он?
— Как где? В камере.
— Ах, ну да… Следователь прошел по коридору и остановился возле камеры, ожидая, пока надзиратель ее откроет.
— Ты меня звал? — усмиряя свою злобу, спросил следователь.
— Я?
— Ну да… Ты сказал, что, если я приду теперь, ты будешь давать показания?
— Я так сказал?
— Не изображай дурака! Я из дома вернулся!
— Насчет показаний я ничего не говорил. Мне нужно передать информацию фээсбэшному майору. Который приходил ко мне. Ему нужно сказать, что я хочу с ним переговорить.
— Я только для этого… — Да.
Маленькая месть состоялась.
— Ну ты паразит!
— В таком случае я могу передумать. Следователь сцепил зубы и повернулся к выходу.
— Я хочу поговорить с ним сегодня. Сейчас.
— Ну ты!..
Через полчаса в камеру зашел знакомый Зубанову майор ФСБ.
— Привет энкавэдэшникам!
— Здравствуйте. Мне сказали… — Правильно сказали. Я готов ответить на ваши вопросы.
— Я рад, что вы сделали правильный выбор.
— Готов, но не здесь, не в камере.
— Хорошо, я договорюсь сейчас с кабинетом.
— Только там должен быть телефон.
— Зачем?
— Зачем может быть нужен телефон? Орехи колоть.
— Извините, я не правильно выразился. Я хотел спросить — вы хотите кому-нибудь позвонить?
— Хочу.
— Можно спросить кому?
— Жене.
— У вас есть жена?
— У меня была жена. И я хотел бы ей позвонить. Надеюсь, это не самая большая плата за мои признания?
— Ну что вы? Разговор не идет о торговле. Мы просто хотим вам помочь… — Ну вот и помогите. Поговорить с женой.
— Ты бы не выдрючивался! — подал голос стоящий в стороне милицейский следователь. — А то… — Погодите, — повернулся к нему майор И вновь обратился к Зубанову:
— Можно узнать, о чем вы хотите поговорить с женой?
— Об интимном.
— Дело в том, что разговоры подследственных с кем бы то ни было запрещены. И, помогая вам в этом вопросе, я беру на себя ответственность. Поэтому хотел бы знать о содержании разговора. Хотя бы в общих чертах.
— Я хочу попросить приюта. Потому что после того, что я вам здесь скажу, в этом городе мне не жить.
— Мне кажется, вы преувеличиваете.
— Да? Мой прежний шеф Боровицкий думал так же.
— Хорошо, я постараюсь выполнить вашу просьбу.
— Я не сомневался, что вы проявите великодушие. Фээсбэшник и следователь вышли. И зашли через пять минут.
— Ваша просьба будет удовлетворена.
— Когда?
— Когда вы пожелаете. Хоть даже сейчас.
— Тогда сейчас.
— Прошу.
Майор отступил в сторону Зубанов вышел из камеры. К нему подступил надзиратель.
— Руки за спину. Пошли.
Зубанов шагнул вперед. За ним надзиратель. За надзирателем фээсбэшный майор. За майором следователь.
— Направо. Прямо. Стой Дверь была незнакомая. — Заходи!
Полковник переступил порог предупредительно распахнутой двери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85