Но за это самое она же делала из него игралище разных
случайностей.
Лесная жизнь воспитывала осторожного промышленного, политического
хозяина, полевая жизнь создавала удалого воина и богатыря".
Нельзя не согласиться с проф. И. А. Ильиным, что: "бремя, исторически
возложенное на русский народ, было чрезвычайно велико. Оно было гораздо более
тяжким, чем бремя западно-европейских народов; а сроки необходимые для того,
чтобы управиться с этим бременем были исторически урезаны и сокращены. На
протяжении своей истории русский народ жил в более тяжелых условиях, чем
западные народы его задачи были более велики, сложны и трудны". (35)
В подтверждение своего вывода проф. И. А. Ильин приводит следующие
доводы:
"...Роковое значение для России имеет незащищенность ее границ. Ее
равнина открыта для нападений с северо-запада, с запада, с юго-запада, с юга и с
юго-востока. Все великое переселение народов шло через ее просторы, и именно на
нее обрушилась татарская в орда из Азии. Возникая и слагаясь, Россия не могла
опереться ни на какие естественные рубежи; она имела только два исхода: или
завоевать всю равнину и оружием защищать и замирять свои окраины, или гибнуть
под ударами восточных кочевников и западных завоевателей. Вот почему наша
история есть история непрерывного военного напряжения, история самообороны и
осады. От Дмитрия Донского до смерти Петра Великого Россия провоевала пять
шестых своей жизни: издревле русский пахарь погибал без меча, а русский воин
кормился косою и сохою. Так возник в России и сословно-крепостной строй — из
необходимости все учесть и все использовать для обороны страны. История русского
народа есть история его самоотверженного служения; и забота наших предков была
всегда не в том, как лучше устроиться или как легче пожить, а о том, как вообще
прожить, продержаться хоть как-нибудь, справиться с очередной опасностью.
"Необходимо признать, что хозяйственная, государственная и культурная
жизнь страны тем труднее, чем больше территория страны и чем многочисленнее ее
население (конечно, при прочих равных условиях). Большое государство должно
прежде всего подчинить себе пространство, эту разбрасывающую, разъединяющую и
выходящую из повиновения силу и затем вовлечь в свою жизнь, — взимая и давая,
служа и заставляя служить, обороняя и воспитывая, несметное множество
человеческих душ. Чем обширнее территория и население страны, тем более
укорененным должно быть правосознание, тем более сильной должна быть волевая
сила центральной власти. Малое государство легче строить, чем большое.
Здоровый рост и развитие России прерваны и искажены татарским игом и
задержаны им не менее, чем на 300 лет".
С тех пор вся история России состояла в том, что она отстаивала свою
самобытность от вторжения обогнавших нас западных народов и догоняла их в деле
цивилизации и культуры. Русский народ со всех сторон был окружен беспощадными
врагами, старавшимися его стереть с лица земли.
"Надо было или присоединить все эти земли, или погибнуть, — такой вывод
делает известный исследователь древней Руси В. Сергеевич в своей работе
"Древности русского права". Не от недостатка ума русского человека и не от
недостатка у него воли, как это обычно изображается, происходят многие
неустройства русской жизни, а от недостатка времени.
II
Времени, вот больше всего всегда не хватало России отставшей от Запада за
долгие годы татарщины. Но и в те короткие сроки, которые давала суровая судьба
великороссу, он сумел добиться многого под руководством своих национальных
вождей — Царей. Пассивны ли русские? Конечно, нет.
"...Русские люди — по тайге и тундрам — прошли десять тысяч верст от
Москвы до Камчатки и Сахалина, а динамическая японская раса не ухитрилась
переправиться через 50 верст Лаперузова пролива? Или — почему семьсот лет
германской колонизационной работы в Прибалтике дали в конечном счете один
сплошной нуль? Или, — как это самый пассивный народ в Европе — русские, смогли
обзавестись 21 миллионом кв. км., а динамические немцы так и остались на своих
450.000? Так что: или непротивление злу насилием, или двадцать один миллион кв.
километров. Или любовь к страданию, — или народная война против Гитлера,
Наполеона, поляков, шведов и прочих. Или "анархизм русской души" — или Империя
на одну шестую часть земной суши. Русская литературная психология абсолютно
несовместима с основными фактами русской истории.
"...Русский народ всегда проявлял исключительную политическую активность.
И в моменты серьезных угроз независимости страны подымался более или менее, как
один человек. В Польше основная масса населения — крестьянство — всегда
оставалось политически пассивной, и польские мятежи 1831 и 1863 года,
направленные против чужеземных русских завоевателей, никакого отклика и
поддержки в польском крестьянстве не нашли. К разделам Польши польское
крестьянство оставалось совершенно равнодушным и польский сейм ("немой"
гродненский сейм 1793 года) единогласно голосовал за второй раздел... при
условии сохранения его шляхетских вольностей. Мининых в Польше не нашлось — ибо
для Мининых в Польше не было никакой почвы". (36)
Являются ли русские прирожденными анархистами, как их нередко пытаются
изобразить? Тоже, конечно, нет.
"...В русской психологии никакого анархизма нет. Ни одно массовое
движение, ни один "бунт", не подымались против государственности. Самые страшные
народные восстания — Разина и Пугачева — шли под знаменем монархии — и при том
легитимной монархии. Товарищ Сталин — с пренебрежением констатировал: Разин и
Пугачев были царистами". Многочисленные партии Смутного Времени — все —
выискивали самозванцев, чтобы придать легальность своим притязаниям,-
государственную легальность. Ни одна партия этих лет не смогла обойтись без
самозванца, ибо ни одна не нашла бы в массе никакой поддержки. Даже полудикое
казачество, — филибустьеры русской истории, — и те старались обзавестись
государственной программой и ее персональным выражением — кандидатом на престол.
К большевизму можно питать ненависть и можно питать восторг. Но никак нельзя
утверждать, что большевистский строй есть анархия. Я как-то назвал его
"гипертрофией этатизма" — болезненным разращением государственной власти,
монополизировавшей все: от философии до селедки. Это каторжные работы — но это
не анархия...
"Российская Империя строилась в процессе истинно нечеловеческой борьбы за
существование. Британская строилась в условиях такой же безопасности, какою
пользовался в свое время, — до изобретения паровоза, любой средневековый барон:
Англия сидела за своими проливами, как барон за своими стенами, и при всякой
внешней неудаче или угрозе имел полную возможность "сидеть и ждать". Мы такой
возможности не имели никогда — ни при Батые, ни при Гитлере". (37)
Шестьсот лет русский народ вел упорную борьбу с ордами кочевников.
А борьба за выходы к морю?
Только в 1721 г. мы получили выход в Балтийское море, в 1774 в Черное и
только в 1861 утверждаемся на берегах Тихого Океана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
случайностей.
Лесная жизнь воспитывала осторожного промышленного, политического
хозяина, полевая жизнь создавала удалого воина и богатыря".
Нельзя не согласиться с проф. И. А. Ильиным, что: "бремя, исторически
возложенное на русский народ, было чрезвычайно велико. Оно было гораздо более
тяжким, чем бремя западно-европейских народов; а сроки необходимые для того,
чтобы управиться с этим бременем были исторически урезаны и сокращены. На
протяжении своей истории русский народ жил в более тяжелых условиях, чем
западные народы его задачи были более велики, сложны и трудны". (35)
В подтверждение своего вывода проф. И. А. Ильин приводит следующие
доводы:
"...Роковое значение для России имеет незащищенность ее границ. Ее
равнина открыта для нападений с северо-запада, с запада, с юго-запада, с юга и с
юго-востока. Все великое переселение народов шло через ее просторы, и именно на
нее обрушилась татарская в орда из Азии. Возникая и слагаясь, Россия не могла
опереться ни на какие естественные рубежи; она имела только два исхода: или
завоевать всю равнину и оружием защищать и замирять свои окраины, или гибнуть
под ударами восточных кочевников и западных завоевателей. Вот почему наша
история есть история непрерывного военного напряжения, история самообороны и
осады. От Дмитрия Донского до смерти Петра Великого Россия провоевала пять
шестых своей жизни: издревле русский пахарь погибал без меча, а русский воин
кормился косою и сохою. Так возник в России и сословно-крепостной строй — из
необходимости все учесть и все использовать для обороны страны. История русского
народа есть история его самоотверженного служения; и забота наших предков была
всегда не в том, как лучше устроиться или как легче пожить, а о том, как вообще
прожить, продержаться хоть как-нибудь, справиться с очередной опасностью.
"Необходимо признать, что хозяйственная, государственная и культурная
жизнь страны тем труднее, чем больше территория страны и чем многочисленнее ее
население (конечно, при прочих равных условиях). Большое государство должно
прежде всего подчинить себе пространство, эту разбрасывающую, разъединяющую и
выходящую из повиновения силу и затем вовлечь в свою жизнь, — взимая и давая,
служа и заставляя служить, обороняя и воспитывая, несметное множество
человеческих душ. Чем обширнее территория и население страны, тем более
укорененным должно быть правосознание, тем более сильной должна быть волевая
сила центральной власти. Малое государство легче строить, чем большое.
Здоровый рост и развитие России прерваны и искажены татарским игом и
задержаны им не менее, чем на 300 лет".
С тех пор вся история России состояла в том, что она отстаивала свою
самобытность от вторжения обогнавших нас западных народов и догоняла их в деле
цивилизации и культуры. Русский народ со всех сторон был окружен беспощадными
врагами, старавшимися его стереть с лица земли.
"Надо было или присоединить все эти земли, или погибнуть, — такой вывод
делает известный исследователь древней Руси В. Сергеевич в своей работе
"Древности русского права". Не от недостатка ума русского человека и не от
недостатка у него воли, как это обычно изображается, происходят многие
неустройства русской жизни, а от недостатка времени.
II
Времени, вот больше всего всегда не хватало России отставшей от Запада за
долгие годы татарщины. Но и в те короткие сроки, которые давала суровая судьба
великороссу, он сумел добиться многого под руководством своих национальных
вождей — Царей. Пассивны ли русские? Конечно, нет.
"...Русские люди — по тайге и тундрам — прошли десять тысяч верст от
Москвы до Камчатки и Сахалина, а динамическая японская раса не ухитрилась
переправиться через 50 верст Лаперузова пролива? Или — почему семьсот лет
германской колонизационной работы в Прибалтике дали в конечном счете один
сплошной нуль? Или, — как это самый пассивный народ в Европе — русские, смогли
обзавестись 21 миллионом кв. км., а динамические немцы так и остались на своих
450.000? Так что: или непротивление злу насилием, или двадцать один миллион кв.
километров. Или любовь к страданию, — или народная война против Гитлера,
Наполеона, поляков, шведов и прочих. Или "анархизм русской души" — или Империя
на одну шестую часть земной суши. Русская литературная психология абсолютно
несовместима с основными фактами русской истории.
"...Русский народ всегда проявлял исключительную политическую активность.
И в моменты серьезных угроз независимости страны подымался более или менее, как
один человек. В Польше основная масса населения — крестьянство — всегда
оставалось политически пассивной, и польские мятежи 1831 и 1863 года,
направленные против чужеземных русских завоевателей, никакого отклика и
поддержки в польском крестьянстве не нашли. К разделам Польши польское
крестьянство оставалось совершенно равнодушным и польский сейм ("немой"
гродненский сейм 1793 года) единогласно голосовал за второй раздел... при
условии сохранения его шляхетских вольностей. Мининых в Польше не нашлось — ибо
для Мининых в Польше не было никакой почвы". (36)
Являются ли русские прирожденными анархистами, как их нередко пытаются
изобразить? Тоже, конечно, нет.
"...В русской психологии никакого анархизма нет. Ни одно массовое
движение, ни один "бунт", не подымались против государственности. Самые страшные
народные восстания — Разина и Пугачева — шли под знаменем монархии — и при том
легитимной монархии. Товарищ Сталин — с пренебрежением констатировал: Разин и
Пугачев были царистами". Многочисленные партии Смутного Времени — все —
выискивали самозванцев, чтобы придать легальность своим притязаниям,-
государственную легальность. Ни одна партия этих лет не смогла обойтись без
самозванца, ибо ни одна не нашла бы в массе никакой поддержки. Даже полудикое
казачество, — филибустьеры русской истории, — и те старались обзавестись
государственной программой и ее персональным выражением — кандидатом на престол.
К большевизму можно питать ненависть и можно питать восторг. Но никак нельзя
утверждать, что большевистский строй есть анархия. Я как-то назвал его
"гипертрофией этатизма" — болезненным разращением государственной власти,
монополизировавшей все: от философии до селедки. Это каторжные работы — но это
не анархия...
"Российская Империя строилась в процессе истинно нечеловеческой борьбы за
существование. Британская строилась в условиях такой же безопасности, какою
пользовался в свое время, — до изобретения паровоза, любой средневековый барон:
Англия сидела за своими проливами, как барон за своими стенами, и при всякой
внешней неудаче или угрозе имел полную возможность "сидеть и ждать". Мы такой
возможности не имели никогда — ни при Батые, ни при Гитлере". (37)
Шестьсот лет русский народ вел упорную борьбу с ордами кочевников.
А борьба за выходы к морю?
Только в 1721 г. мы получили выход в Балтийское море, в 1774 в Черное и
только в 1861 утверждаемся на берегах Тихого Океана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25