Но здесь мы должны посчитаться с одним возражением или
сомнением, которое, как мы предвидим, давно уже созрело в соз-
наЬии многих читателей. Да возможно ли вообще - спросят нас
- научное познание такой проблематической, заопытной об-
ласти, как человеческая душа? Не есть ли не только всякое
суждение о ее природе, но даже само допущение ее существования
- мнение и вера, обреченные навсегда оставаться произволь-
ными? Исследования о сущности человеческой души с самого
начала, конечно, должны рассчитывать на скептический прием:
при господствующих привычках мысли в них заранее склонны
будут видеть произвольные и потому бесплодные умствования.
Мы считаем невозможным и излишним опровергать здесь это
предубеждение, поскольку оно опирается на общую мысль о не-
возможности никакой <метафизики> или <онтологии>. В другой
работе мы пытались показать, что, напротив, всякая филос-
офия - хочет ли она того или нет - по существу не может
быть ничем иным, как онтологией; и кто знаком с современной
философией, тот знает, что в этом утверждении мы не одиноки.
Но если бы каждое онтологическое исследование должно было
начинаться с систематического оправдания возможности онто-
логии, то оно никогда не могло бы начаться, и из-за обсуждения
предварительных методологических вопросов не было бы пред-
ставлено самое убедительное доказательство возможности онто-
логии, которое состоит в ее осуществлении.
Следующее простое соображение показывает, что мы дейст-
вительно вправе оставить в стороне общий вопрос о возможности
<метафизики>. Допустим, что этот вопрос должен быть решен
отрицательно, что из этого следует в отношении нашей частной
темы? Говоря вообще, из этой общей посылки, как таковой, можно
сделать два разных вывода: или что такой предмет как <человече-
ская душа> принадлежит к области непознаваемого, или же - если
бы оказалось, что фактически этот предмет познаваем - что
он относится не к области <истинного бытия>, <сущности> или
<вещи в себе>, а к области явлений или имманентного, <кажуще-
гося> бытия. Поэтому мы имеем право предложить принципиаль-
ным противникам метафизики не отнестись с самого начала с пре-
дубеждением к исследованию о сущности человеческой души, так
сказать, не затыкать заранее своих ушей, а внимательно и непред-
взято обдумать соображения, касающиеся этой частной темы, и
если эти соображения окажутся убедительными, признать и обос-
новываемый ими вывод; общие гносеологические убеждения таких
читателей заставят их тогда лишь придать этому выводу значение
не абсолютной истины, а истины относительной, имеющей силу
лишь для человеческого сознания и по его законам. Содержание
самих выводов, конечно, ничуть не изменится от этих новых общих
скобок, в которые оно будет поставлено.
Ведь очевидно, что утверждение о непознаваемости души есть
вывод из двух разных посылок, одна из которых утверждает, что
лишь то познание может быть достоверным, которое опирается на
опытные данные, а другая - что такой предмет как <душа> никогда
не дан нам в опыте и принадлежит к области трансцендентного.
Повторяем: мы оставляем здесь в стороне, вне спора, первую, ббль-
шую посылку. Но тем внимательнее мы должны отнестись ко вто-
рой, меньшей.
Кем и когда было действительно доказано, что <душа> всегда
остается для нас чем-то скрытым, недоступным опыту? <Всераз-
рушающий> Кант касается этого частного вопроса лишь мимо-
ходом, и притом имея в виду только строго определенное, гос-
подствовавшее в его время, понятие души и ее познания. Из
того, что им была разрушена бесплодная и скучная схоластика
так называемой <рациональной психологии> вольфовской школы,
еще не следует ведь, что им заранее были опровергнуты все
иные возможности психологии как учения о душе. В позднейшей
же литературе, если мы не ошибаемся, не встречается достаточно
авторитетного и убедительного общего рассмотрения этого воп-
роса, которое действительно обосновывало бы обсуждаемое поло-
жение. Скорее положение это образует род догмата, который
укрепился исторически и, как предвзятое утверждение, лежит
уже в основе всего дальнейшего построения психологии. Не ясно
ли, во всяком случае, что это положение уже опирается на
определенное, заранее принятое понятие души? Не ясно ли,
следовательно, что тому или иному решению вопроса о транс-
цендентности или имманентности <души>, о доступности или
недоступности ее опыту, должно предшествовать определение
самого понятия души или - что то же самое - некоторое уяс-
нение существа того предмета, который мы называем <душой>?
И вот мы утверждаем, что понятие души как некоего безуслов-
ного трансцендентного объекта какой-то китайской стеной отде-
ленного от всех опытных данных душевной жизни, решительно
несостоятельно. Окончательное доказательство этого утверждения
может явиться лишь результатом всей совокупности соображений
о природе души; но предварительное его обоснование возможно
уже теперь, путем ссылки на довольно элементарные данные не-
посредственного опыта.
Мы знакомимся с человеком, о котором ранее ничего не
знали. Отдельные его суждения и поступки дают нам представ-
ление о некоторых содержаниях его душевной жизни, т. е. о ду-
шевных явлениях>, в нем происходящих; но мы еще совершенно
не знаем, что это за человек. И вдруг какое-нибудь одно
суждение, им произнесенное, одно его действие, иногда одна его
улыбка или один жест сразу говорят нам, с кем мы имеем дело:
мы ясно узнаем в этих проявлениях уже не те или иные отдель-
ные душевные переживания человека, а само существо его души,
и свидетельством этого является то, что отныне мы можем
предвидеть все его поведение и отношение к вещам. Другой
пример. Если мы прослушаем какое-либо музыкальное произве-
дение, то мы, по общему правилу, имеем опытное представление
лишь о соответствующем душевном содержании, именно музы-
кальном настроении, ее автора. Но если мы внимательно вслу-
шаемся в то, что нам дано, например, в пятой или девятой
симфонии Бетховена (а может быть, уже в отдельных их темах),
то мы узнаем большее: мы узнаем то, что мы вправе назвать
душой самого Бетховена, с непререкаемой очевидностью мы вос-
примем ту глубочайшую основу душевной жизни Бетховена, из
которой истекла вся его жизнь, с ее трагическим одиночеством,
с ее бурными страстями, гордыми подъемами и исключительными
упоениями. Еще один пример, быть может, для большинства
более убедительный. С тех пор как каждый из нас помнит себя,
он имеет сознание по крайней мере некоторых из своих душевных
переживаний. Но показаниями многих выдающихся людей удо-
стоверено, что лишь гораздо позднее, в юношеском или даже
зрелом возрасте, появляется у человека, как что-то совершенно
новое, сознание своей личности, своего <я> как особой реальности.
Это сознание имеет по большей части характер внезапного откро-
вения, неожиданного опытного раскрытия особого, ранее не за-
мечавшего мира внутренней жизни как целостного единства
Во всех этих случаях мы имеем опытное знание <души> как
.
чего-то отличного от единичных душевных явлений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78