Но этот Жозе Малый злокозненное создание, вот и наказал его Бог, а может, дьявол его наказал, изуродовав ему спину горбом, хотя, пожалуй, наказание от Бога было, поскольку ниоткуда не следует, что дьявол наделен такой властью над человеческим телом. Проехал обоз, святая компания удаляется в сторону Кабесоди-Монте-Ашике, счастливого пути.
Далеко не столь счастливым оказался путь, который пришлось пройти послушникам из Рибамарского монастыря Святого Иосифа, что поблизости от Алжеса и Карнашиде, об эту пору шествуют они пешим ходом в Мафру, а причиной тому гордыня отца-провинциала или его жажда умерщвления плоти, только не своей собственной. Дело вот в чем было, близилась дата освящения монастыря, а потому пора было разбирать и приводить в порядок содержимое сундуков, которые присылались из Лиссабона и в которых хранилась священная утварь и все потребное для жизни братии, каковой предстояло в вышеупомянутом монастыре обитать. Так приказал отец-провинциал, и когда подошло время, он отдал еще один приказ, согласно коему послушникам надлежало проследовать в новое помещение, а когда сие дошло до сведения короля, благочестивый властитель был растроган в сердце своем и пожелал, чтобы до порта Санто-Антонио-до-Тожал послушников доставили в фелюгах королевского флота, дабы путь не стоил им чрезмерного утомления и усилий. Однако же море было такое неспокойное, так буйствовали ветры, что пуститься в подобное плавание было бы самоубийством и безумием, а потому король предложил предоставить в распоряжение послушников королевские экипажи, в ответ на что отец-провинциал возразил, пылая святым рвением, да еще каким, Что же это такое, государь, приучать к изнеженности тех, чей удел власяница, баловать досугами тех, кому предстоит стоять на страже, холить в шелках тех, кому должно возлежать на шипах, не приведи меня Господь узреть подобное, государь, не то слагаю с себя звание отца-провинциала, нет, пойдут они пешком, в назидание и для примера мирянам, кто они такие по сравнению с Иисусом Христом, а ведь всего один раз ехал он на осле.
При столь веских доводах дон Жуан V взял назад свое предложение касательно экипажей, как до того взял назад предложение, касавшееся фелюг, и послушники, не захватив с собою ничего, кроме требников, утром вышли в путь из Рибамарского монастыря Святого Иосифа, тридцать несмышленых и неопытных подростков во главе с наставником братом Мануэлем да Крус и еще одним монахом-надзирателем, братом Жозе ди Санта-Тереза. Бедные отроки, бедные неоперившиеся птенцы, мало того, что наставниками при послушниках были самые грозные тираны, и притом не ведавшие исключений, у них на уме одно, ежедневно увеличивать порцию розог, шесть ударов, семь, восемь, пока у бедняг на спине живого места на останется, но и этого недостаточно, пусть потаскают на хребте, израненном и наболевшем, всякого рода поклажу, а то как бы не выздоровели, и вот теперь им предстояло пройти босиком шесть миль по горам и долам, по камням и по грязи, по дорогам столь скверным, что по сравнению с ними шелковым лугом была земля под копытами ослика, на котором восседала Пречистая Дева во время бегства в Египет, о святом Иосифе что говорить, он образец терпения.
Полмили прошагали, вернее, проковыляли, при такой дороге живо большой палец себе изувечишь, камни смертоубийственно острые, как по терке идешь, у самых слабеньких ноги уже кровоточили, оставляя цепочку этаких алых цветов благочестия, зрелище было бы весьма красивым и душеспасительным, если бы не холод, если бы физиономии послушников не покрылись трещинами, а глаза не слезились, нелегко сподобиться неба. В пути молились они по требникам, болеутоляющее средство, предписываемое при всех муках душевных, но на сей раз они испытывают муки телесные, от пары сандалий было бы куда больше проку, чем от самой надежной из молитв, Господи, не вводи меня во искушение, раз уж это для тебя столь важно, но прежде удали вон тот камень с моего пути, коли отец ты и камням, и монахам, а то получается, им отец ты, а мне отчим. Нет жизни тяжелее, чем жизнь послушника, разве жизнь мальчика на побегушках, пожалуй, так оно и останется на долгие годы, даже можем сказать мы, что послушник не кто иной, как мальчик на побегушках у Господа Бога, пусть подтвердит хоть брат Жуан да Носса-Сеньора, который был послушником в этом же францисканском ордене и который должен пожаловать в Мафру, дабы прочесть проповедь, на третий день освящения, впрочем, прочесть проповедь ему так и не удастся, поскольку вызван был он всего лишь в качестве запасного проповедника, так вот, пусть подтвердит этот самый брат Жуан Пузан, прозванный так за великую тучность, каковую приобрел, став монахом, а в пору послушничества и худобы бродил он по Алгарве, выпрашивал ягнят для монастырского стада, три месяца на это потратил, в отрепьях ходил, босой, голодный, только представить себе эти муки, сбить ягнят в стадо, со стадом брести из края в край, вымаливать Христа ради еще ягненочка, пасти их всех, и, покуда свершал он сии богоугодные дела, желудок у него ныл от постоянного голода, жил-то он на хлебе и воде, самое большое искушение миска с похлебкой, так в глазах и стоит. Что мальчишка на побегушках, что новобранец, что послушник, у всех троих не жизнь, а мука.
Немало на свете дорог, но порою они повторяются. Выйдя из монастыря, послушники проследовали к Келусу, миновали Белас и Сабуго, передохнули малость в Морелене, по мере возможности подлечили израненные ноги в лазарете, а затем, терпя двойную муку, покуда не приспособились, направились в сторону Перо-Пинейро, и то был самый тяжкий из переходов, ибо дорога вся была усыпана мраморной крошкой. За каменоломней, на спуске к Шелейросу, увидели они деревянный крест при дороге, знак, что умер кто-то на этом месте, чаще всего случается, что от рук разбойников, так ли оно было в этом случае или не так, а всегда надобно прочесть «Отче наш» за упокой чьей-то души, стали на колени монахи и послушники, прочли хором молитву, бедняги, вот это воистину высшее милосердие, молиться неведомо за кого, когда стоят они на коленях, видны босые их подошвы, такие натруженные, окровавленные, наболевшие и грязные, когда стоит человек на коленях, самое трогательное ступни его, обращенные к небу, куда нет им пути. Дочитав «Отче наш», спустились в долину, миновали мост, снова уткнувшись в требники, и не увидели женщину, выглянувшую на порог своего дома, и не услышали, как сказала она, Проклятье монахам.
По воле случая, распоряжающегося добрыми и злыми событиями, на перекрестке дороги, ведущей из Шелейроса, и дороги, ведущей из местечка Алкайнса-Пекена, послушники встретились с обозом, везшим изваяния, и братия выражала по сему поводу великую радость, считая встречу добрым предзнаменованием. Монахи пошли в головах обоза, как передовое охранение и оплот против нечистого, распевая во весь голос хвалебные гимны, и не воздымали крест к небу лишь потому, что у них не было оного, даже если бы и позволил это ритуал. Так вступили они в Мафру, где оказали им триумфальный прием, а ноги-то у них были так изранены, а блуждающие взгляды являли такой восторг религиозный, но, может, от голода это, они же от самого монастыря Рибамарского идут пешком и все это время ели только черствый хлеб, размоченный в родниковой воде, но теперь-то, уж конечно, угостят их получше отцы, ведающие делами милосердия, у которых они нынче устроятся, ведь еле ходят, вот так же с праздничными кострами бывает, сказано же, пламя отпылало, остается пепел, радость миновала, остается грусть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Далеко не столь счастливым оказался путь, который пришлось пройти послушникам из Рибамарского монастыря Святого Иосифа, что поблизости от Алжеса и Карнашиде, об эту пору шествуют они пешим ходом в Мафру, а причиной тому гордыня отца-провинциала или его жажда умерщвления плоти, только не своей собственной. Дело вот в чем было, близилась дата освящения монастыря, а потому пора было разбирать и приводить в порядок содержимое сундуков, которые присылались из Лиссабона и в которых хранилась священная утварь и все потребное для жизни братии, каковой предстояло в вышеупомянутом монастыре обитать. Так приказал отец-провинциал, и когда подошло время, он отдал еще один приказ, согласно коему послушникам надлежало проследовать в новое помещение, а когда сие дошло до сведения короля, благочестивый властитель был растроган в сердце своем и пожелал, чтобы до порта Санто-Антонио-до-Тожал послушников доставили в фелюгах королевского флота, дабы путь не стоил им чрезмерного утомления и усилий. Однако же море было такое неспокойное, так буйствовали ветры, что пуститься в подобное плавание было бы самоубийством и безумием, а потому король предложил предоставить в распоряжение послушников королевские экипажи, в ответ на что отец-провинциал возразил, пылая святым рвением, да еще каким, Что же это такое, государь, приучать к изнеженности тех, чей удел власяница, баловать досугами тех, кому предстоит стоять на страже, холить в шелках тех, кому должно возлежать на шипах, не приведи меня Господь узреть подобное, государь, не то слагаю с себя звание отца-провинциала, нет, пойдут они пешком, в назидание и для примера мирянам, кто они такие по сравнению с Иисусом Христом, а ведь всего один раз ехал он на осле.
При столь веских доводах дон Жуан V взял назад свое предложение касательно экипажей, как до того взял назад предложение, касавшееся фелюг, и послушники, не захватив с собою ничего, кроме требников, утром вышли в путь из Рибамарского монастыря Святого Иосифа, тридцать несмышленых и неопытных подростков во главе с наставником братом Мануэлем да Крус и еще одним монахом-надзирателем, братом Жозе ди Санта-Тереза. Бедные отроки, бедные неоперившиеся птенцы, мало того, что наставниками при послушниках были самые грозные тираны, и притом не ведавшие исключений, у них на уме одно, ежедневно увеличивать порцию розог, шесть ударов, семь, восемь, пока у бедняг на спине живого места на останется, но и этого недостаточно, пусть потаскают на хребте, израненном и наболевшем, всякого рода поклажу, а то как бы не выздоровели, и вот теперь им предстояло пройти босиком шесть миль по горам и долам, по камням и по грязи, по дорогам столь скверным, что по сравнению с ними шелковым лугом была земля под копытами ослика, на котором восседала Пречистая Дева во время бегства в Египет, о святом Иосифе что говорить, он образец терпения.
Полмили прошагали, вернее, проковыляли, при такой дороге живо большой палец себе изувечишь, камни смертоубийственно острые, как по терке идешь, у самых слабеньких ноги уже кровоточили, оставляя цепочку этаких алых цветов благочестия, зрелище было бы весьма красивым и душеспасительным, если бы не холод, если бы физиономии послушников не покрылись трещинами, а глаза не слезились, нелегко сподобиться неба. В пути молились они по требникам, болеутоляющее средство, предписываемое при всех муках душевных, но на сей раз они испытывают муки телесные, от пары сандалий было бы куда больше проку, чем от самой надежной из молитв, Господи, не вводи меня во искушение, раз уж это для тебя столь важно, но прежде удали вон тот камень с моего пути, коли отец ты и камням, и монахам, а то получается, им отец ты, а мне отчим. Нет жизни тяжелее, чем жизнь послушника, разве жизнь мальчика на побегушках, пожалуй, так оно и останется на долгие годы, даже можем сказать мы, что послушник не кто иной, как мальчик на побегушках у Господа Бога, пусть подтвердит хоть брат Жуан да Носса-Сеньора, который был послушником в этом же францисканском ордене и который должен пожаловать в Мафру, дабы прочесть проповедь, на третий день освящения, впрочем, прочесть проповедь ему так и не удастся, поскольку вызван был он всего лишь в качестве запасного проповедника, так вот, пусть подтвердит этот самый брат Жуан Пузан, прозванный так за великую тучность, каковую приобрел, став монахом, а в пору послушничества и худобы бродил он по Алгарве, выпрашивал ягнят для монастырского стада, три месяца на это потратил, в отрепьях ходил, босой, голодный, только представить себе эти муки, сбить ягнят в стадо, со стадом брести из края в край, вымаливать Христа ради еще ягненочка, пасти их всех, и, покуда свершал он сии богоугодные дела, желудок у него ныл от постоянного голода, жил-то он на хлебе и воде, самое большое искушение миска с похлебкой, так в глазах и стоит. Что мальчишка на побегушках, что новобранец, что послушник, у всех троих не жизнь, а мука.
Немало на свете дорог, но порою они повторяются. Выйдя из монастыря, послушники проследовали к Келусу, миновали Белас и Сабуго, передохнули малость в Морелене, по мере возможности подлечили израненные ноги в лазарете, а затем, терпя двойную муку, покуда не приспособились, направились в сторону Перо-Пинейро, и то был самый тяжкий из переходов, ибо дорога вся была усыпана мраморной крошкой. За каменоломней, на спуске к Шелейросу, увидели они деревянный крест при дороге, знак, что умер кто-то на этом месте, чаще всего случается, что от рук разбойников, так ли оно было в этом случае или не так, а всегда надобно прочесть «Отче наш» за упокой чьей-то души, стали на колени монахи и послушники, прочли хором молитву, бедняги, вот это воистину высшее милосердие, молиться неведомо за кого, когда стоят они на коленях, видны босые их подошвы, такие натруженные, окровавленные, наболевшие и грязные, когда стоит человек на коленях, самое трогательное ступни его, обращенные к небу, куда нет им пути. Дочитав «Отче наш», спустились в долину, миновали мост, снова уткнувшись в требники, и не увидели женщину, выглянувшую на порог своего дома, и не услышали, как сказала она, Проклятье монахам.
По воле случая, распоряжающегося добрыми и злыми событиями, на перекрестке дороги, ведущей из Шелейроса, и дороги, ведущей из местечка Алкайнса-Пекена, послушники встретились с обозом, везшим изваяния, и братия выражала по сему поводу великую радость, считая встречу добрым предзнаменованием. Монахи пошли в головах обоза, как передовое охранение и оплот против нечистого, распевая во весь голос хвалебные гимны, и не воздымали крест к небу лишь потому, что у них не было оного, даже если бы и позволил это ритуал. Так вступили они в Мафру, где оказали им триумфальный прием, а ноги-то у них были так изранены, а блуждающие взгляды являли такой восторг религиозный, но, может, от голода это, они же от самого монастыря Рибамарского идут пешком и все это время ели только черствый хлеб, размоченный в родниковой воде, но теперь-то, уж конечно, угостят их получше отцы, ведающие делами милосердия, у которых они нынче устроятся, ведь еле ходят, вот так же с праздничными кострами бывает, сказано же, пламя отпылало, остается пепел, радость миновала, остается грусть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92