Даже и в отсутствие Себастьяны-Марии ди Жезус, которая могла бы помочь нам разобраться в этой тайне, легко увидеть, что, если не будет людей, мир остановится.
Вот прибыли они к воротам усадьбы, нет здесь ни герцога, ни челядинцев, поскольку имения его были конфискованы короной, а теперь идут тяжбы на предмет возвращения оных дому Авейро, хоть юстиция и медлительна, и тогда возвратится герцог из Испании, где живет он, там он тоже герцог, но герцог де Баньос, стало быть, прибыли они, как уже было сказано, священник спешился, достал из кармана ключ и открыл ворота, словно был у себя дома. Ввел во двор мула, поставил его в тени, сунул под морду большую плетенку с соломой и бобовыми стручками и оставил там, и мул отдыхал от ноши, отгоняя пышным хвостом слепней и мух, разохотившихся при виде корма, что прибыл к ним из города.
Все окна и двери дворца были закрыты, земли заброшены, не возделаны. С одной стороны просторного двора находился то ли амбар, то ли конюшня, то ли винный погреб, но строение пустовало, а потому невозможно было узнать, для каких служб оно предназначено, ибо для амбара не хватало ему закромов, если это конюшня, то где же кольца коновязи, и не бывает винного погреба без бочек. На дверях строения висел замок, открывался он с помощью ключа, изогнутого прихотливо, точно буква арабского алфавита. Священник отодвинул засов, толкнул дверь, нет, большое помещение вовсе не пустовало, были здесь свертки парусины, бруски, мотки проволоки, листы железа, и все было сложено в превеликом порядке, а посередине, на свободном месте, виднелось нечто, похожее на огромную раковину, отовсюду из нее торчали проволоки, точь-в-точь как прутья из недоплетенной корзины.
Балтазар вошел вслед за священником, с любопытством огляделся вокруг, не понимая, что же такое он видит, может, ожидал он увидеть шар, или воробьиные крылья, но только огромной величины, или мешок с перьями, его разбирало сомнение, Так это и есть оно самое, и отец Бартоломеу Лоуренсо ответил, Будет когда-нибудь, и, открыв ларец, достал бумажный свиток, развернул его, там была изображена диковинная птица, может, эта самая пассарола, уж такое-то Балтазар мог различить, и, поскольку перед глазами у него было изображение птицы, поверил он, что все эти вещи, собранные здесь и разложенные подобающим образом, обладают свойством летать. Скорее для себя самого, чем для Балтазара Семь Солнц, который на изображении видел лишь подобие птицы и этого ему было довольно, священник стал объяснять сначала спокойным тоном, затем все более и более возбуждаясь, Это вот паруса они нужны, чтобы противостоять силе ветра, ими пользуются по надобности, а вот руль, с его помощью будут управлять кораблем не по воле случая, но по воле и разуму кормчего, а это корпус воздушного корабля, с носом и кормой, у него форма морской раковины, здесь разместятся мехи на тот случай, если ветра не будет, как нередко случается в море, а это крылья, как без них уравновесить летучую лодку, а об этих округлых сосудах я с тобой говорить не буду, это моя тайна, скажу только, без того, что будет у них внутри, лодка не полетит, но тут я еще не разобрался толком, а к этому проволочному потолку мы подвесим янтарные шары, потому что янтарь очень хорошо вбирает тепло солнечных лучей, а мне того и надобно, а это буссоль, без нее никуда не доберешься, а это блоки, чтобы поднимать и опускать паруса, как на морских кораблях. Он помолчал несколько мгновений и прибавил, А когда все будет собрано и слажено, я полечу. Рисунок убеждал Балтазара, ему больше не требовалось объяснений по той простой причине, что, не видя внутреннего устройства птицы, мы не знаем, отчего летает она, но все же летает, поскольку она и с виду птица, проще ничего быть не может. Вот Балтазар и ограничился вопросом, Когда, Еще не знаю, отвечал священник, мне не хватает помощника, один я не все могу сделать, и есть работа, для которой моих сил недостаточно. Он помолчал и вдруг спросил, Хочешь быть моим помощником. Балтазар в изумлении отступил на шаг, Яничего не умею, занимался земледелием, потом выучили меня убивать, а теперь, с этой рукой, С этой рукой и с этим крюком ты сможешь делать все, что захочешь, и есть Работа, с которой крюк лучше справится, чем рука, крюк не чувствует боли, когда нужно натянуть проволоку или крепко ухватить кусок железа, его нельзя ни обжечь, ни порезать, и скажу я тебе, что сам Господь Бог однорук, а сотворил мир.
Балтазар попятился в ужасе, быстро перекрестился, словно для того, чтобы дьявол не успел завершить свое дело, Что вы говорите, отец Бартоломеу, где написано, что Господь Бог однорук, Никто этого не писал, нигде это не написано, да только я говорю, нет у господа шуйцы, потому что избранные воссядут одесную от него, по правую его руку, никто не упоминает никогда о левой руке Господа, ни Священное Писание, ни доктора церкви, ошую Господа никто не воссядет, там пустота, небытие, стало быть, Бог однорук. Глубоко вздохнул священник и договорил, Нет у него левой руки.
Семь Солнц выслушал его внимательно. Поглядел на рисунок, на материалы, разложенные по полу, на раковину, покуда бесформенную, улыбнулся и, подняв руку свою и крюк, молвил, Если Господь однорук и создал мир, то вот этот человек может сладить проволоку с парусами, чтобы машина взлетела.
Но всему свое время. Покамест, поскольку нет у отца Бартоломеу Лоуренсо денег на покупку магнитов, которые, по замыслу его, должны поднять в воздух пассаролу, а их вдобавок придется выписывать из-за границы, нанялся Балтазар Семь Солнц в мясную лавку, что на Террейро-до-Пасо, попечениями все того же священника, перетаскивает он на своем горбу разные туши, говядину четвертями, молочных поросят дюжинами, барашков парами, с его крюка переходят они на крюки, что торчат из стены, оставляя попутно пятна крови на рогоже, прикрывающей Балтазару голову и спину, работа грязная, да зато перепадают ему остаточки, свиная нога, шмат рубца, а если Богу угодно будет и мясник раздобрится, то и обрезок огузка, рульки или ссека, завернутый в капустный лист, а потому Блимунда и Балтазар кормятся получше, чем прочий люд, не зря говорится, кто держит ложку да вершит дележку, тот наполнит плошку, хоть прямого отношения к дележке Балтазар и не имеет.
А вот для доны Марии-Аны срок подоспел. Животу уже расти некуда, вся кожа натянулась, огромный шар, прямо тебе корабль из Индии, бразильский флот, время от времени король посылает узнать, как идет плавание инфанта, виднеется ли он вдалеке, попутный ли дует ему ветер или попадает он в передряги вроде тех, которые приключаются с нашими эскадрами, вот и теперь близ островов захватили французы шесть наших торговых судов да одно военное, чего, а может, худшего и надобно было ожидать от наших военачальников и от порядка, в коем следуют наши караваны, а теперь похоже, что означенные французы собираются подстеречь остальные наши суда близ Пернамбуко и Байи, если уже не стоят там, поджидая флот, который должен выйти из Рио-де-Жанейро. Столько мы открытий содеяли в пору, когда было что открывать, а теперь другие дразнят нас плащом, как быка-простака, что и бодаться-то не может, разве случайно. До королевы доны Марии-Аны также доходят дурные эти вести, но говорят ей, что это было месяц назад или два, когда инфант у нее во чреве был еще студенистой капелькой, головастиком, зародышем, диковинно, как из всего этого получается мужчина или женщина, там, в материнской утробе, им нипочем внешний мир, а ведь с этим самым миром придется им иметь Дело, в обличье короля или солдата, монаха или убийцы, англичанки, сосланной на Барбадосские острова, или португалки, сожженной на площади Россио, кем-нибудь да придется стать, как говорится, не бывает так, чтоб никак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92