Сталин нас вызвал вдвоем с Шахуриным и говорит ему: «Это вы предлагаете ставить „Мессершмитт“ вместо тех работ, которыми сейчас занимаются по развитию реактивной авиации?»
Шахурин что-то пробормотал, и это решило его судьбу. А товарищ Сталин сказал: «Строить „Мессершмитт“ – это значит заранее обрекать себя на отставание на долгие годы. Мы с этим не согласны, и вы зря проводите работу в этом направлении».
Потом он меня вызвал одного: «Ну что ж, Шахурин, видимо, не способен двигать это дело. Давайте нового министра. Кого вы порекомендуете?»
Я сказал – Хруничева. Его я хорошо знал. Тогда его и назначили министром вместо Шахурина. Официально Шахурина, главкома Новикова и главного инженера ВВС Репина сняли и посадили за снабжение Красной Армии некачественными самолетами. Но думаю, что гнев Сталина был вызван еще и нашим отставанием в реактивной авиации».
...В 1946 году несколько конструкторских бюро получили задание от Сталина построить реактивный бомбардировщик. Менее чем за год КБ Ильюшина сделало Ил-22 – первый наш реактивный бомбардировщик с четырьмя отечественными двигателями ТР-1 конструкции А.М. Люльки.
Получился необычный самолет. В 1947 году впервые в мире двигатели были подвешены к крыльям на пилонах – то, что стали делать многие зарубежные фирмы, но значительно позже. И никто не обмолвился, что придумал эту новинку русский конструктор Сергей Ильюшин...
В августе 1947 года бомбардировщик вызвал восторг на параде в Тушине, но век новой машины оказался недолгим – не хватало тяги двигателей. Взлетели с двумя ускорителями, и следующий бомбардировщик – Ил-24 – пришлось проектировать с английскими моторами «Дервент-У». Ил-22 и Ил-24 стали промежуточными этапами к созданию самолета, который долгие годы стоял на вооружении наших ВВС. Речь идет о новой, этапной машине Ильюшина – фронтовом бомбардировщике Ил-28.
Сталин, обладавший редчайшей интуицией, узнав об Ил-28, предложил:
«А может, сразу запустим его в серию?»
Вероятно, ему были известны данные испытаний туполевского бомбардировщика Ту-14, и он мог сравнить...
Кто бы отказался от такого предложения? Но неторопкий Ильюшин решил не рисковать и согласился только на то, чтобы его бомбардировщик включили в план опытного строительства...
Революция в авиации потребовала новые кадры, и в 1947 году дипломников МАИ впервые разделили на «винтовиков» и «реактивщиков». Одной из тех, кого определили в «реактивщики», была Ольга Николаевна Елсакова.
Какое это имеет отношение к Ильюшину? Самое прямое. Время, люди, продолжившие славу организации.
«Пятерых девчонок определили в „реактивщики“, – говорит Ольга Николаевна. – Я, наверно, зубрила была, отличница, потому тоже попала. Кончало нас человек 60 – первый выпуск „реактивщиков“ по специальности „самолетостроение“. К тому времени разогнали бюро Мясищева, и он стал у нас деканом и заведующим кафедрой. Эстет, красавец, барин, аристократ... Зашла к нему в валенках с калошами, а он говорит: „Ноги!“
Смотрю, что с моими ногами. «Извините!» – вышла, сняла калоши. Он посмотрел мои чертежи: «Красиво, но неконструктивно».
Это 1948 год. У меня был проект – самолет-«бесхвостка». Я поняла, что диплом надо делать заново. Нас распределили защищаться по три человека в день в феврале-марте. Но в январе появился председатель государственной экзаменационной комиссии Ильюшин, строгий, быстрый начальник, и сразу навел порядок: «Чего тянуть? Давайте по девять человек в день!»
Меня вызывает Мясищев: «Вам сегодня защищаться!»
Я чуть не упала. А он: «Чертежи у вас подписаны, возражений не принимаю».
Опасения Ольги усиливало еще и то, что защищался парень, получил пятерку, а когда следующий развесил свои чертежи, в коридор вышел Ильюшин: «Позовите этого студента! Мы ему ставим тройку. У него принципиальная ошибка. Он сделал прямолинейные направляющие у фонаря кабины пилота, что раздирает машину, и не держится герметизация. Это ошибка моей молодости – у меня так фонарь слетел!»
Однако ободрила студентка, бравшая на год академический отпуск в связи с замужеством. Она говорила медленно, долго, усыпила комиссию. Ильюшин спросил: «А каким методом вы решили прочность шасси?»
«Да там, в читалке...»
Ей поставили двойку. Но последнее слово сказал Ильюшин: «Она не готова к защите. Но учили? Учили. Государство потратило деньги? Потратило. Будет работать. Ставим тройку».
Хозяин. Дипломники обрадовались: двоек не ставят!
Ольга трещала громко, как сорока, и от страха так быстро, что разбудила комиссию. Ильюшин долго смотрел ее записку – ему явно понравился почерк. Читая приветственные адреса, которые ему дарили, он разбирал подписи и по ним определял, собранный человек или нет. Если подпись неразборчива, говорил: «Этот человек с хитринкой!»
Ольга получила пятерку. И тут же Ильюшин предложил: «Хотите со мной работать? И запомните: я не заставляю людей много работать. Переутомление сегодня сказывается на работе завтра».
Вот так сказал. А что Ольга? «Я подумаю», – ответила самому Ильюшину. И пришла посоветоваться к своему консультанту Соколову, который прежде работал у Ильюшина, но с двумя инженерами раскритиковал его на партийном собрании за чрезмерную требовательность. Тот тоже не остался в долгу, расчихвостил их, они подали заявление и ушли. В МАИ Соколов стал доктором наук. А Ольгу уже приглашали к себе работать Челомей и Черановский, причем с общежитием, – Ольга жила с родителями за городом.
Соколов сказал ей: «Хотите научиться работать – идите к Ильюшину. Он научит. Только сразу просите жилье».
...По случаю окончания института в холодной студенческой столовой закатили банкет: соленые огурцы, квашеная капуста и каждому по кусочку селедки. Ну и, разумеется, авиационный спирт. За столом рядом с выпускниками – Ильюшин, Яковлев, Микоян, Гуревич, Архангельский, Мясищев – имена, которые украсили бы любую державу.
Во время танцев Ильюшин пригласил Ольгу на вальс, и они получили первый приз. Одна смелая выпускница пыталась пригласить Яковлева, но он сидел молодой, красивый и важный, и сказал, что в своей жизни умеет делать только одно: строить самолеты...
Ильюшин спросил у Ольги:
– Ну и что вы решили?
– Сергей Владимирович, я бы с удовольствием пошла к вам, но пойду к Черановскому, потому что мне негде жить, а он дает общежитие.
– Вот вам мой телефон, завтра ровно в час дня позвоните, я узнаю у директора, как у нас дела с жильем.
Позвонила – приходите, жилье будет. Студенты, конечно, обыграли это дело: «Ну, Оля, когда станешь носить норковую шубу, не забудь про нас!»
Однако не сразу все получается в нашем Отечестве даже у таких немногочисленных обязательных людей, как Ильюшин, хотя именно благодаря им оно созидается и еще не рухнуло окончательно. Проходит месяц, два, три, а общежития нет. Перед днем Победы Ильюшин говорит:
– Ну, Ольга Николаевна, отремонтировали заводское общежитие барачного типа. Отведем вас туда.
И в обеденный перерыв генеральный конструктор Ильюшин и директор завода Кофман повели Ольгу в Эльдорадовский переулок, где за дровяным складом в бывшем сарае устроилось общежитие.
– В ближайшее время получите квартиру, – сказал Ильюшин. А что такое в России ближайшее время? Прожила пять лет в этом «Эльдорадо» и решила напомнить:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83