– Ничего ужасного, достойный аркон, ничего такого, в чем не были б повинны мои и ваши предки!
Просто в те времена, когда был сконструирован первый межзвездный двигатель Ремсдена, медицина находилась в зачаточном состоянии. Клеточную регенерацию открыли позже, много позже! В двадцать четвертом веке, если не ошибаюсь… А моя молодость прошла в двадцать первом. Там остались первая из моих жен, с которой мне пришлось развестись, и моя дочь, малышка Пенни… Мне стукнуло сорок, я считался самым удачливым из внутрисистемных пилотов, и я был абсолютно свободен – а потому не возражал против долгих экспедиций. Мне предложили опробовать двигатель Ремсдена в полете на Тритон, и я согласился. Это не тот Тритон, о котором вы слышали, почтенный, – не планета, где изобрели кристаллошелк и где люди меняют пол подобно устрицам. Мой Тритон – крохотный мирок, который вращается вокруг Нептуна в системе Старой Земли. Жоффрей кивнул. Сделав паузу, я размышлял о том, что же ему известно о столь древних временах. Кажется, меньше, чем положено аркону, одному из девяти столпов мерфийского просвещения! По крайней мере, ему полагалось знать, что в прошлом люди старели, седели и лысели, а лица их покрывались морщинами. Быть может, он читал об этом в книгах, но прочитанное запоминается хуже увиденного, а древние видеозаписи весьма редки и несовершенны… Вполне вероятно, что аркон Жоффрей за все пятьсот, восемьсот или тысячу лет своей жизни не видел ни одного изображения старика.
Решив простить его, я продолжил:
– Испытания оказались успешными, и тут началась гонка – в добром десятке стран занялись переоборудованием планетолетов и установкой двигателей Ремсдена. Как вы понимаете, каждый хотел первым добраться до звезд и водрузить в Галактике свой национальный флаг. Мой корабль уже переоснастили, так что выбор был очевиден… Правительство Соединенных Штатов намеревалось отправить его к одной из ближайших звезд, к Альфе Центавра – конечно, под моим командованием. Ведь я был единственным астронавтом, имевшим опыт прыжков в поле Ремсдена! Итак, я отправился в путь и нашел в системе Центавра весьма привлекательную планету, которую назвал именем дочери – Пенелопой. После этого мне полагалось вернуться и доложить о своих открытиях, но я ограничился кратким рапортом, посланным на Землю. Мой корабль был полностью автономен, запасов у меня хватало, и я не испытывал никакого желания возвращаться. Отчего бы не постранствовать в Галактике? – решил я. Тем более что в окрестностях Альфы Центавра имелось несколько звезд со спутниками, весьма похожими на Старую Землю… Я направился к ним, и это первое путешествие заняло сто восемьдесят стандартных лет. Потом…
– Потом вы все-таки вернулись, – прервал Жоффрей затянувшуюся паузу.
Я кивнул, подумав: к чему рассказываю ему все это? Он не был мне настолько симпатичен, чтобы я принялся излагать свою биографию и пускаться в откровенности – совсем наоборот! Но с другой стороны, жизнь моя обросла таким количеством мифов, домыслов и невероятных легенд, что временами я испытываю потребность поведать правду – пусть даже такой неприятной личности, как аркон Жоффрей. К тому же он, казалось, проявлял искренний интерес к моей истории – или делал вид, что проявляет Вероятно, и то и другое было справедливым; хотелось получше узнать меня и подцепить на крючок. Недаром же он завел разговоры об одиночестве и женщинах!..
– Вы вернулись, – повторил Жоффрей, посматривая на меня с нескрываемым любопытством. – Но почему? Что заставило вас принять такое решение?
– Две причины – я уж не помню, какая из них была важнейшей… Во-первых, мне пришло в голову, что моя бывшая супруга давно мертва и что сто восемьдесят лет – вполне солидная гарантия от всех семейных дрязг и неприятностей. А во-вторых… Я, видите ли, люблю комфорт, а на “Покорителе звезд” – так тогда именовался мой корабль – кончились запасы яиц, кофе и специй. В моих гидропонных отсеках имелось достаточно биомассы, но растительные волокна задубели, сделавшись грубыми и невкусными… Так что я отправил свой последний отчет – о прекрасном Эдеме в созвездии Кассиопеи – и вслед за ним повернул к Земле.
Я снова смолк, размышляя о тех далеких временах. Память моя хранит много неприятных и страшных историй – вроде трагедии, случившейся с Филом Регосом, одним из моих коллег, или ядерной войны на Бруннершабне, но сейчас я думал о другом. Например, об Эдеме и поисках Рая… Я ведь не только ищу свой туманный Парадиз, я пытался его создать – пусть не своими руками, но даруя другим предпосылки для его созидания. Я открыл великое множество прекрасных девственных планет, я дал им названия, я торговал с ними, я им помогал, и я надеялся, что хоть один из этих миров, совершенствуясь и развиваясь, станет со временем Раем. Я сильно ошибался. Даже лучшие из них – не говоря уж о Мерфи! – были всего лишь подлакированным вариантом чистилища. Жоффрей шевельнулся в кресле и кашлянул, возвращая меня к реальности.
– Итак, вы вернулись, – повторил он в третий раз. – Я полагаю, Земля приняла вас с распростертыми объятиями?
– В общем – да. Я заработал неувядающую славу и место в учебниках, но во всем этом ощущалось что-то наигранное… Я был, что называется, белой вороной. Моя бывшая жена, моя дочь, мои внуки давно умерли, а мои прапраправнуки, которым перевалило за семьдесят, выглядели непозволительно молодыми. Клеточной регенерации еще не изобрели, но генетическое программирование, омолаживающие процедуры и пересадка клонированных органов уже являлись повседневной практикой. Старость отошла в прошлое, и я, со своими седыми волосами и морщинами у глаз, был анахронизмом. Разумеется, анахронизмом героическим и популярным – меня осыпали докторскими званиями в неведомых мне областях, меня приглашали на банкеты, женщины жаждали переспать со мной, а мужчины – свести знакомство и выпить рюмку коньяка… Но слава моя казалась чем-то эфемерным и нереальным. Никто не предложил мне работы, и, судя по всему, мне пришлось бы читать лекции бойскаутам и выступать с воспоминаниями в дамских клубах. И так – до самой смерти!
Жоффрей покачал головой.
– Да, старение и смерть… наказание Божье… я читал об этом… Люди вашей эпохи сталкивались с такими ужасами, что порой удивляешься, как они сохраняли рассудок.
– Ну, это было естественным и привычным, а значит, не таким страшным, – возразил я. – Ведь после открытия КР многие отказывались от вечной жизни – по религиозным соображениям или боясь превратиться через столетие в цветущего вида склеротиков, не помнящих, как их зовут. Но все эти опасения оказались ложными, и противники КР просто вымерли.
– Вы, очевидно, к ним не относились?
– Разумеется, нет! Я – прагматик и предпочитаю видеть вещи такими, какие они есть. В свой первый визит на Землю я пересадил себе новые печень и сердце, мне очистили сосуды, предохранив их от атеросклероза на ближайшую сотню лет. Закончив с этим и погревшись в лучах славы, я занялся делами. Денег у меня хватало, поскольку мой счет рос в течение пары веков, но вот с кораблем, с “Покорителем звезд”, который я переименовал в “Цирцею”, случилась неприятность. Раньше он принадлежал НАСА, космическому ведомству США, приказавшему долго жить в двадцать втором столетии, когда экспансией в Галактику занялись частные корпорации и фирмы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97