И эти выстрелы сильно подбодряли. И – заединство: мы! Отвечать, так всем! Бей, кто не с нами!
По Кирочной бежали к Литейному. Присоединялись разные штатские, и много подростков. Скакали мальчишки со всех сторон.
Всё ж Кирпичников поставил один пулемёт в хвосте колонны, против сада, назад. Но никто оттуда не нападал.
А по дороге – казармы гвардейских сапёров.
Из их окон – несколько выстрелов.
Ах, так??? И мы – по зданию! Да мы сейчас из пулемётов!
Во двор к ним! И – поставили пулемёты! И – предупредительную строчку!
Да уже и выбегали сапёры навстречу.
И мы – туда к ним.
Сапёрный поручик руку поднял: «Не стреляйте в своих братьев!» Кто? в кого? – и застрелили его наповал.
И – полковника сапёрного убили.
И тогда сапёры стали сильно присоединяться.
А у них – оркестр! Вот это нам и надо-ть! Выходи с трубами!
И – пошёл оркестр впереди восставшей толпы! И – запели трубы!
И музыка – ещё больше дала настроения, чем пальба! Прохожие снимали шапки, котелки – из окон махали платками, фартуками – и разноголосо все кричали «ура!».
Шли – сами не знали, куда, зачем. Как текло – по Кирочной. Гнездо своих батальонов минули – а дальше что? кто?
Попалось помещение жандармского дивизиона, там было жандармов человек пятьдесят, свободных от наряда. Они как будто тоже присоединились (но потом растеклись по сторонам). У них тоже на стенах висели музыкантские трубы, но не нашлось, кому дуть.
Погромили их помещение.
Одни громят, другие дальше идут! Потом – те остановились, эти нагоняют. А кому делать нечего – кричат, кричат слитно. Разберёшь иногда:
– Не хотим чечевицы!
Что-нибудь надо кричать. Это стали чечевицей вместо гречки кормить.
Пока докатили до Знаменской – а оттуда новая музыка! – да играют эту запрещённую какую-то. Кто такие?
Да наши ж, волынцы! Наши ж, волынцы, те роты, другие! Раскачали-таки их.
И рявкнул Круглов, только рядом слышали:
– Ну, ребята, теперь пошла работа!
78
Был бы Владимир Станкевич приват-доцентом уголовного права и публицистом лево-лево-либерального направления, если б не война. Его всегда порывало в общественное кипенье. После разгона 1-й Думы он собрал митинг – и получил те же три месяца в Крестах, как и все выборжане. А при 3-й Думе безвозмездно служил секретарём трудовой фракции, этих сереньких растерявшихся депутатов. А начиная с 4-й тем более сдружился с Керенским. И вместе с Гиммером перед войной выпускал журнальчик. Ведущая идея Станкевича была: зачем раздоры и недоверие между либералами, радикалами и социалистами? Довольно нам объединиться – и будущее России наше! И он хотел бы сделать из себя соединяющий мост. Как всегда нам кажется, именно наше направление и есть самое верное.
Но грянула война – и Станкевич вдруг не узнал сам себя. Вопреки своему воспитанию, направлению и окружению, он не отшатнулся от этой войны как чужой, царской, империалистической – но увидел её как мировую катастрофу, в которой поставлен вопрос существования России, и мирные народы должны устоять против всеподготовленной Германии. Но победа России укрепит реакцию – возражали ему приятели. Пусть она укрепит того, кто больше поработает для спасения родины, – отвечал он. Зато поражение – будет смертью России. Да не обязательно победа, пусть война закончится вничью – и это надолго отучит всех от повторения. Но даже ради такого исхода «сочувствовать» войне мало – надо самому воевать.
И покинул он своё приват-доцентство и, высмеиваемый Керенским, пошёл, наряду с юнцами, добровольцем в Павловское училище, и покорно учился ходить в строю, что никак ему не давалось, и терпеливо складывал на ночь обмундирование на табуретке ровно во столько вершков ширины, длины и высоты, как полагалось. А по окончании училища отказался от канцелярско-судебной должности, как его назначали тут же, в Петербурге, хлопотал, перепросился на сапёрную работу (ещё ничего не зная в сапёрном деле), на фронт, – и за два года стал таким деловым и практическим военным инженером, что опыт полевой фортификации в нём уже избывал, он стал читать лекции в офицерских школах, составил книжку о пулемётных закрытиях и доклад об инженерной активности обороны, пошедший в Ставку и разосланный в штабы фронтов. (Его идея была: позиция фронта не должна быть ни минуту неподвижной, но неустанно давить на фронт противника). Старые сапёрные начальники негодовали на его беспокойный характер, друзья дразнили «приват-доцентом полевой фортификации и геометрии» – и он любил, когда так дразнили, гордясь своим новым инженерным больше прежнего юридического.
Сейчас он обучал – в гвардейском сапёрном батальоне в Петрограде. Как все сапёры – самые занятые люди в армии, так и он был в эти февральские дни настолько занят своей работой, что вовсе пропустил три дня городских волнений, даже не знал о них, и только вечером в воскресенье его прежние партийные друзья по телефону рассказали ему о событиях и стрельбе на улицах. И тут – Станкевич очнулся от инженерии. И ощутил прежние революционные крылья. И в минувшую ночь сложился у него план: попытаться склонить офицеров сапёрного батальона на сторону Государственной Думы – и так перевести весь батальон.
Но утром в понедельник ещё не успел отправиться в казармы – позвонили ему от Керенского, что Дума распущена, Протопопов объявлен диктатором, а в Волынском батальоне восстание и, перебив офицеров, они двинулись на казармы сапёрного батальона. А надо бы – увлечь их идти к Таврическому, на поддержку Думы!
Станкевич обамуничился и поспешил в батальон. Но когда свернул с Литейного на Кирочную, то вдоль Кирочной ему хорошо стало видно, как против сапёрных казарм уже кипела беспорядочная толпа солдат. А потом стала медленно перекатываться сюда, к Литейному, а над головами их колыхались два тёмных флага. Опоздал!
И вдруг – его покинула вся уверенность: и офицерская, нажитая за войну, и прежняя лево-демократическая. Вот, прямо видя эту гневную массу, надвигающуюся сюда, он не почувствовал той ступеньки, с которой они послушались бы его – или как солдаты своего офицера или как народ своего вожака. Всё, на чём прошла его жизнь, вдруг не оказалось никакой ступенькой, ничем, и он был перед стихией – никто, только мишень.
Так он прошёл немного шагов навстречу и остановился.
А тут подбежал со стороны толпы сапёрный унтер, узнал его и запыхавшись крикнул:
– Ваше благородие! Не ходите, убьют! Командир батальона – убит! Поручик Устругов убит! И ещё… у ворот лежат! А кто жив остался – разбежались!
Вот так так!… А если б и он сегодня там дежурил?…
Вулканное дыхание стихии! Вымело и выжгло, что этих офицеров, вот уже мёртвых, он только что собирался склонять в пользу Государственной Думы, и этих солдат, теперь надвигающихся, вести туда. Шла – толпа, ни к чему не прислушная, никем не судимая, ни за что не ответственная, не знающая никаких своих глашатаев и радетелей, – и Станкевичу, всегда считавшему себя заедино с народом, – вот, нельзя было на них понадеяться.
А надо было быстро куда-нибудь спасаться, вот что.
Тут, в начале Кирочной, помещалась инженерная школа прапорщиков – и он зашёл туда. В нервном ожидании стал звонить Керенскому в Думу – но к его телефону никто не подходил.
А тем временем толпа, с воем и редкой стрельбой, придвинулась – и именно в школу прапорщиков хлынула часть её.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299
По Кирочной бежали к Литейному. Присоединялись разные штатские, и много подростков. Скакали мальчишки со всех сторон.
Всё ж Кирпичников поставил один пулемёт в хвосте колонны, против сада, назад. Но никто оттуда не нападал.
А по дороге – казармы гвардейских сапёров.
Из их окон – несколько выстрелов.
Ах, так??? И мы – по зданию! Да мы сейчас из пулемётов!
Во двор к ним! И – поставили пулемёты! И – предупредительную строчку!
Да уже и выбегали сапёры навстречу.
И мы – туда к ним.
Сапёрный поручик руку поднял: «Не стреляйте в своих братьев!» Кто? в кого? – и застрелили его наповал.
И – полковника сапёрного убили.
И тогда сапёры стали сильно присоединяться.
А у них – оркестр! Вот это нам и надо-ть! Выходи с трубами!
И – пошёл оркестр впереди восставшей толпы! И – запели трубы!
И музыка – ещё больше дала настроения, чем пальба! Прохожие снимали шапки, котелки – из окон махали платками, фартуками – и разноголосо все кричали «ура!».
Шли – сами не знали, куда, зачем. Как текло – по Кирочной. Гнездо своих батальонов минули – а дальше что? кто?
Попалось помещение жандармского дивизиона, там было жандармов человек пятьдесят, свободных от наряда. Они как будто тоже присоединились (но потом растеклись по сторонам). У них тоже на стенах висели музыкантские трубы, но не нашлось, кому дуть.
Погромили их помещение.
Одни громят, другие дальше идут! Потом – те остановились, эти нагоняют. А кому делать нечего – кричат, кричат слитно. Разберёшь иногда:
– Не хотим чечевицы!
Что-нибудь надо кричать. Это стали чечевицей вместо гречки кормить.
Пока докатили до Знаменской – а оттуда новая музыка! – да играют эту запрещённую какую-то. Кто такие?
Да наши ж, волынцы! Наши ж, волынцы, те роты, другие! Раскачали-таки их.
И рявкнул Круглов, только рядом слышали:
– Ну, ребята, теперь пошла работа!
78
Был бы Владимир Станкевич приват-доцентом уголовного права и публицистом лево-лево-либерального направления, если б не война. Его всегда порывало в общественное кипенье. После разгона 1-й Думы он собрал митинг – и получил те же три месяца в Крестах, как и все выборжане. А при 3-й Думе безвозмездно служил секретарём трудовой фракции, этих сереньких растерявшихся депутатов. А начиная с 4-й тем более сдружился с Керенским. И вместе с Гиммером перед войной выпускал журнальчик. Ведущая идея Станкевича была: зачем раздоры и недоверие между либералами, радикалами и социалистами? Довольно нам объединиться – и будущее России наше! И он хотел бы сделать из себя соединяющий мост. Как всегда нам кажется, именно наше направление и есть самое верное.
Но грянула война – и Станкевич вдруг не узнал сам себя. Вопреки своему воспитанию, направлению и окружению, он не отшатнулся от этой войны как чужой, царской, империалистической – но увидел её как мировую катастрофу, в которой поставлен вопрос существования России, и мирные народы должны устоять против всеподготовленной Германии. Но победа России укрепит реакцию – возражали ему приятели. Пусть она укрепит того, кто больше поработает для спасения родины, – отвечал он. Зато поражение – будет смертью России. Да не обязательно победа, пусть война закончится вничью – и это надолго отучит всех от повторения. Но даже ради такого исхода «сочувствовать» войне мало – надо самому воевать.
И покинул он своё приват-доцентство и, высмеиваемый Керенским, пошёл, наряду с юнцами, добровольцем в Павловское училище, и покорно учился ходить в строю, что никак ему не давалось, и терпеливо складывал на ночь обмундирование на табуретке ровно во столько вершков ширины, длины и высоты, как полагалось. А по окончании училища отказался от канцелярско-судебной должности, как его назначали тут же, в Петербурге, хлопотал, перепросился на сапёрную работу (ещё ничего не зная в сапёрном деле), на фронт, – и за два года стал таким деловым и практическим военным инженером, что опыт полевой фортификации в нём уже избывал, он стал читать лекции в офицерских школах, составил книжку о пулемётных закрытиях и доклад об инженерной активности обороны, пошедший в Ставку и разосланный в штабы фронтов. (Его идея была: позиция фронта не должна быть ни минуту неподвижной, но неустанно давить на фронт противника). Старые сапёрные начальники негодовали на его беспокойный характер, друзья дразнили «приват-доцентом полевой фортификации и геометрии» – и он любил, когда так дразнили, гордясь своим новым инженерным больше прежнего юридического.
Сейчас он обучал – в гвардейском сапёрном батальоне в Петрограде. Как все сапёры – самые занятые люди в армии, так и он был в эти февральские дни настолько занят своей работой, что вовсе пропустил три дня городских волнений, даже не знал о них, и только вечером в воскресенье его прежние партийные друзья по телефону рассказали ему о событиях и стрельбе на улицах. И тут – Станкевич очнулся от инженерии. И ощутил прежние революционные крылья. И в минувшую ночь сложился у него план: попытаться склонить офицеров сапёрного батальона на сторону Государственной Думы – и так перевести весь батальон.
Но утром в понедельник ещё не успел отправиться в казармы – позвонили ему от Керенского, что Дума распущена, Протопопов объявлен диктатором, а в Волынском батальоне восстание и, перебив офицеров, они двинулись на казармы сапёрного батальона. А надо бы – увлечь их идти к Таврическому, на поддержку Думы!
Станкевич обамуничился и поспешил в батальон. Но когда свернул с Литейного на Кирочную, то вдоль Кирочной ему хорошо стало видно, как против сапёрных казарм уже кипела беспорядочная толпа солдат. А потом стала медленно перекатываться сюда, к Литейному, а над головами их колыхались два тёмных флага. Опоздал!
И вдруг – его покинула вся уверенность: и офицерская, нажитая за войну, и прежняя лево-демократическая. Вот, прямо видя эту гневную массу, надвигающуюся сюда, он не почувствовал той ступеньки, с которой они послушались бы его – или как солдаты своего офицера или как народ своего вожака. Всё, на чём прошла его жизнь, вдруг не оказалось никакой ступенькой, ничем, и он был перед стихией – никто, только мишень.
Так он прошёл немного шагов навстречу и остановился.
А тут подбежал со стороны толпы сапёрный унтер, узнал его и запыхавшись крикнул:
– Ваше благородие! Не ходите, убьют! Командир батальона – убит! Поручик Устругов убит! И ещё… у ворот лежат! А кто жив остался – разбежались!
Вот так так!… А если б и он сегодня там дежурил?…
Вулканное дыхание стихии! Вымело и выжгло, что этих офицеров, вот уже мёртвых, он только что собирался склонять в пользу Государственной Думы, и этих солдат, теперь надвигающихся, вести туда. Шла – толпа, ни к чему не прислушная, никем не судимая, ни за что не ответственная, не знающая никаких своих глашатаев и радетелей, – и Станкевичу, всегда считавшему себя заедино с народом, – вот, нельзя было на них понадеяться.
А надо было быстро куда-нибудь спасаться, вот что.
Тут, в начале Кирочной, помещалась инженерная школа прапорщиков – и он зашёл туда. В нервном ожидании стал звонить Керенскому в Думу – но к его телефону никто не подходил.
А тем временем толпа, с воем и редкой стрельбой, придвинулась – и именно в школу прапорщиков хлынула часть её.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299