В германском искусстве проявились черты, харак­терные для стран, упоенных успехами, - роскошь форм, блеск красок, стремление к показному величию. Это сказалось не только в искусстве официальных кругов империи, но и среди художников, с ними не связанных. Наряду с помпезными сооружениями, прославляющими победы германского оружия, Берлин и другие города за­полнялись громоздкими, вычурными зданиями немецко­го модерна, казалось бы, не имеющими прямого отноше­ния к (казенному шовинизму. Жилые дома, магазины, театры, концертные залы, строившиеся в богатых квар­талах, обычно отличались тяжелой пышностью и эк­лектическим смешением стилей. «Дух эпохи» явственно накладывал на архитектуру городов свою властную пе­чать. Он ясно отражался и в произведениях некоторых деятелей изобразительных искусств - в причудливой рос­коши полотен Фр. Штука, в вызывающей оригинальности скульптур М. Клингера, в творчестве художников, дале­ких от официальной идеологии, но захваченных веяния­ми времени.
В музыке прочные позиции занимали почитатели Вагнера. Оперный театр, созданный в баварском город­ке Байрейте, был занят исключителыно постановкой его опер. Много лет Байрейт оставался центром вагнерианства, куда стекались поклонники композитора из всех стран мира. Молодые эпигоны Вагнера пользовались в вильгельмовской Германии значительным влиянием. Не подымаясь до философской проблематики «Кольца нибелунга» или «Мейстерзингеров», они заимствовали у своего учителя лишь внешнюю импозантность, гранди­озность и массивность оркестрового колорита. Следуя его примеру, композитор А. Бунгерт написал оперную тетралогию на сюжеты греческого эпоса «Мир Гомера», сочинение обширное, но не имевшее успеха и вскоре забытое. Один из видных вагнерианцев, М. Шиллингс со­чинял эффектные оперы, симфонические и камерные про­изведения, некоторое время сохранявшиеся в репертуа­ре. Пользовался популярностью плодовитый компози­тор, воинствующий националист Г. Пфицнер, в конце жизни ставший активным деятелем нацистского режима.
Этим течениям, представлявшим парадный фасад вильгельмовской империи, противостояли направления от­крыто оппозиционные либо нейтральные. Оппозиция ху­дожественных кругов в известной степени формирова­лась под идейным влиянием социалистического рабоче­го движения. Пробуждавшееся стремление понять об­щественные противоречия современности ярко прояв­лялось в литературе и театре. Социальные драмы круп­нейшего драматурга Г. Гауптмана «Возчик Геншель» и другие рисовали безысходную нужду народных масс; его драма «Ткачи», вызвавшая взволнованный отклик во всем мире, изображала восстание пролетариата против угнетателей. Томас и Генрих Манны мастерски раскрывали в своих романах мрачные картины разло­жения и распада правящих слоев. В конце XIX века в Берлине возникли так называемый Свободный театр, ставивший драмы социального характера, и первый те­атр для рабочих - Свободная народная сцена. Аналогич­ные течения появились в изобразительном искусстве, где выделились такие художники, как К. Кольвиц, со­здавшая великолепные графические серии «Восстание ткачей» (параллель к драме Гауптмана), «Крестьянская война», гравюры «Восстание», «Карманьола» и др.
В музыкальной культуре Германии не наблюдалось столь же ясно выраженных оппозиционных течений. Наи­более крупные явления возникали как бы в стороне от официальной парадности и уже тем самым противо­стояли ей. Великий немецкий композитор Иоханнес Брамс жил в Вене, где создавал свои последние про­изведения - лирические раздумья, полные возвышенной красоты. Среди молодежи выдвигался углубленный в свой внутренний мир, выдающийся мастер полифонии, поклонник Баха и Брамса, Макс Регер. Начинали при­влекать внимание великие австрийские симфонисты А. Брукнер и Г. Малер.
В Германии повсюду звучала музыка. Вдумчивый на­блюдатель Ромен Роллан находил даже, что ее было слишком много. Она звучала в домашнем быту, хоровых обществах, концертных залах и оперных театрах, издав­на украшавших даже крошечные столицы герцогств. В крупных центрах - Берлине, Дрездене, Лейпциге, Мюн­хене, Гамбурге - выступали прекрасные оркестры под управлением знаменитых дирижеров Г. Бюлова, А. Никиша и др. В камерных залах блистали тот же Бюлов, один из лучших пианистов своего времени, А. Рубин­штейн, приезжавший из России, скрипач Й. Йоахим и его прославленный квартет. По блеску и разнообразию музыкальной жизни многие города не уступали Бер­лину. Родина Штрауса, столица Баварского королевства Мюнхен, славившийся картинной галереей Пинакоте­кой, оперным театром, симфоническими концертами, из­дательствами, литературными и художественными круж­ками, успешно соперничал с имперской столицей. По свидетельству Ст. Цвейга, «Мюнхен со своими художни­ками и поэтами был подлинным центром искусства».
В этой необычайно оживленной, кипящей противоре­чиями обстановке и выступил юный Штраус со своими ранними произведениями. Его успехам способствовала умеренность творчества, развивавшегося в рамках клас­сических и романтических традиций. Подобно своему от­цу, юный Рихард ие принимал новаторства Листа и Ваг­нера. Музыка оперы «Лоэнгрин» казалась ему «слаща­вой и болезненной», а «Зигфрид» вызывал скуку. «Через десять лет никто не будет знать, кто такой Вагнер», - писал он другу, не подозревая, что (вскоре станет почитателем и последователем байрейтского мастера. В воз­расте 18-20 лет Рихард писал много, в разных жанрах, как бы проверяя на практике полученные знания. В Гер­мании сочинялась масса подобных камерных пьес (в ду­хе Шумана или Брамса), и на их фоне музыка Рихарда выделялась романтиче­ской одухотворенностью и мелодической яркостью. Отец внимательно следил за успехами сына и дру­жески наставлял его: «Будь добр, дорогой Ри­хард, когда станешь со­чинять что-либо новое, следи за тем, чтобы му­зыка была мелодичной, не слишком трудной и удобной для исполнения на фортепиано. Я все больше убеждаюсь в том, что только мелодичная музыка производит дли­тельное впечатление на профессионалов и люби­телей, что мелодия явля­ется самым жизнеспособ­ным элементом музыки».
Следуя добрым советам, молодой композитор писал музыку вполне благопристойную, не выходящую за пре­делы привычных интонаций немецкого романтизма. Впо­следствии заслуживший славу смелого обновителя ме­лодического языка, он пока еще не проявлял бунтарских стремлений. Зато в его критических оценках и суждени­ях обнаруживались независимость и решительность. От него доставалось не только второстепенным мастерам, но и признанным авторитетам.
Рихард не ограничивался, конечно, музыкальными де­лами. Высокий, худощавый юноша с пышной артистиче­ской шевелюрой, вскоре начавшей редеть, с рассеянным, будто устремленным в пространство взглядом, чувство­вал себя непринужденно в любой среде. Веселый и об­щительный, он любил развлечения, посещал балы, тан­цевал, участвовал в живых картинах. Мимолетно прохо­дили легкие увлечения. Сколько-нибудь глубокие чувства еще не волновали его. Мысли Рихарда по-прежнему были заняты музыкой, на него обращали внимание круп­нейшие авторитеты Германии и Австрии. Знаменитый венский критик Э.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26