Но едва уселись за богатую трапезу, как явился лакей Кутузова и передал, что светлейший ожидает господина Давыдова к себе.
За обедом, на котором, кроме Кутузова, присутствовали еще генерал Коновницын, князь Кудашев и полковник Толь, светлейший снова окружил Давыдова и добром и вниманием. Он много говорил об удалых набегах первого партизана, хвалил его стихи (многие из них, как оказалось, он помнил наизусть), живо рассуждал о литературе, сказал о письме, которое он писал в этот день к госпоже Сталь в Петербург; потом с добродушной улыбкой вспомнил отца Давыдова, привел даже некоторые его остроумные высказывания; помянул и деда Дениса по материнской линии генерал-аншефа Щербинина...
После обеда Денис решился напомнить светлейшему о награждении своих подчиненных.
— Бог меня забудет, ежели я вас позабуду, — ответил Кутузов. — Подавай записку на своих молодцов.
— Так она, ваша светлость, завсегда при мне, — хитровато улыбнулся Давыдов и извлек из недр своего армяка заготовленную заранее бумагу, которую намеревался при случае переправить в главную квартиру. — Вот извольте глянуть...
— Ну и лихо! — улыбнулся Кутузов. — Истинно по-партизански!..
Пробежав бумагу своим единственным, зорким глазом, он попросил подать перо и тут же, скрепил ее своей размашистой и витиеватой подписью. В соответствии с этим представлением каждый из офицеров поисковой партии Давыдова должен был получить одновременно две награды, по достоинству отмечались и наиболее отличившиеся нижние чины.
С добрым известием о наградах и о высокой оценке действий отряда светлейшим Денис вернулся к партизанскому бивуаку на окраине деревни. Здесь его ждала новая радость: из дружеского офицерского застолья с широкой улыбкой поднялся и шагнул навстречу, чуть припадая на левую ногу, брат Евдоким, с которым он не виделся с самого того дня, когда отправился во французский тыл:
— Что с ногою? — спросил Денис, обнимая брата.
— Память о Бородине, офицерскою шпагой чуть ниже колена, — ответил тот, — однако уже ничего, воевать можно, особенно на коне. Вот твои сотоварищи меня в партизаны сватают. Примешь ли?
— Отчего же не принять столь боевого офицера, коего даже сам Наполеон отмечал после Аустерлица.
— Я бы с радостью, — вздохнул Евдоким. — Однако кавалергарды в резерве главной квартиры. И заикаться ныне об этом без пользы, начальство не отпустит... А вот младший наш, Левушка, этот спит и видит, чтоб в твоем отряде оказаться.
— Он по-прежнему в егерском?
—Да, приписан к 26-му полку, все в том же чине подпоручика. Однако при Бородине был адъютантом при генерале Бахметеве. А когда начальник его лишился ноги в сем сражении, он пристал к генералу Раевскому. Теперь же ни о чем прочем, окромя партизанства, и не помышляет...
— А матушка с Сашею во здравии ли?
— Слава богу, обе в орловской деревне, в Денисовке. Будут там дожидаться окончания кампании. Все у них ладно. Не тревожься!..
На том братья, крепко расцеловавшись, и расстались.
После столь радостных встреч Давыдов во главе своей поисковой партии держал путь по направлению к Красному, куда двигалась французская армия. Он снова намеревался беспрестанно тревожить и не давать покою отходящему неприятелю ни днем, ни ночью, а тем самым неукоснительно исполнять самый главный наказ, данный ему Кутузовым.
3 ноября на рассвете среди снежного поля совместно с отрядами Сеславина и графа Орлова-Денисова Давыдов предпринял налет на расстроенную вражескую колонну. В итоге партизанам удалось захватить двух генералов Альмераса и Бюрта, до двухсот нижних чинов и значительный обоз.
В этот же день после полудня Давыдову вновь довелось встретиться на большой дороге с Наполеоном и сопровождавшей его старой гвардией. Если бы под началом Дениса оказалось на этот раз несколько рот конной артиллерии!.. Тогда бы он поспорил на бранном поле и с гвардейскими сомкнутыми колоннами. И чем бог не шутит, может быть, дотянулся бы наконец вооруженной рукою и до самого французского императора...
Конные же наскоки на ощетинившиеся штыками незыблемые громады Бонапартовых гвардейцев почти ничего не давали. «Полковники, офицеры, урядники, многие простые казаки бросались к самому фронту, — но все было тщетно!.. Гвардия с Наполеоном прошла посреди толпы казаков наших, как стопушечный корабль между рыбачьими лодками», — с горьковатым чувством собственного бессилия записал Денис Давыдов в своем походном дневнике.
Неотступно следуя за неприятелем, Давыдов с партизанами напал при Копысе на крупное, вшестеро превосходящее по численности его отряд, вражеское кавалерийское депо и в момент его переправы через Днепр разгромил полностью.
У местечка Белыничи на подступах к Березине Давыдовский отряд, усиленный двумя орудиями конной артиллерии под командой молоденького поручика Павлова, завязал многочасовой жестокий бой с французами, в котором среди прочих партизан особо отличился младший брат Дениса, горячий и порывистый Левушка, действительно отыскавший партию и приставший к ней во время очередного марша. С сотнею отборных казаков, отданных под его начало командиром, он, по сути дела, решил победный исход всей этой яростной баталии. В критический момент, когда успех уже клонился в сторону французов, он ударил из-за леса на неприятельских стрелков, начавших теснить партизан, и обратил их в бегство, отхватив в плен подполковника, двух капитанов и девяносто шесть рядовых. Однако в сокрушительной атаке Левушка не уберегся и сам: получил тяжелое ранение в грудь французской пулей.
«Справедливость велит мне сказать, что брат мой Лев был героем сего дела», — доносил после успешно завершенного боя Давыдов в главную квартиру.
Несчастье, происшедшее с Левушкой, Денис переживал всем сердцем. Все, что мог он сделать для него, — это немедленно отыскать лучшего хирурга из числа пленных французов и под своим присмотром произвести брату операцию тут же в полевых условиях. После того как врач, извлекший злополучную пулю, заверил, что жизнь Левушки вне опасности, Денис 15 ноября поутру отправил брата вместе с другими ранеными в Шклов, дав в сопровождение вооруженный казачий конвой. Однако душа Дениса оставалась неспокойной. Он писал по этому печальному поводу: «Грустно мне было расставаться с страждующим братом моим и отпускать его в край, разоренный и обитаемый поляками, чуждыми сожаления ко всякому, кто носит имя русское! К тому же, если б урядник Крючков не ссудил меня заимообразно двадцатью пятью червонными, я принужден был бы отказать брату и в денежном пособии, ибо казна моя и Храповицкого никогда не превышала двух червонных во все время наших разбоев: вся добыча делилась между нижними чинами...»
На следующий день, 16 ноября, Давыдов, по его собственным словам, узнал о событиях, разыгравшихся на Березине. По милости любимца Александра I, самовлюбленного англомана адмирала Чичагова, Наполеону буквально чудом удалось вырваться с остатками своих войск из жесткого сплошного кольца, уготованного французам Кутузовым, которое неутомимо и угрожающе сжималось. И тут Бонапарт незадачливого сухопутного флотоводца обвел вокруг пальца, как мальчика. Проведя ложную демонстрацию, он внушил Чичагову мысль, что собирается переправляться через Березину ниже Борисова, а сам днем и ночью возводил два моста у Студенки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124
За обедом, на котором, кроме Кутузова, присутствовали еще генерал Коновницын, князь Кудашев и полковник Толь, светлейший снова окружил Давыдова и добром и вниманием. Он много говорил об удалых набегах первого партизана, хвалил его стихи (многие из них, как оказалось, он помнил наизусть), живо рассуждал о литературе, сказал о письме, которое он писал в этот день к госпоже Сталь в Петербург; потом с добродушной улыбкой вспомнил отца Давыдова, привел даже некоторые его остроумные высказывания; помянул и деда Дениса по материнской линии генерал-аншефа Щербинина...
После обеда Денис решился напомнить светлейшему о награждении своих подчиненных.
— Бог меня забудет, ежели я вас позабуду, — ответил Кутузов. — Подавай записку на своих молодцов.
— Так она, ваша светлость, завсегда при мне, — хитровато улыбнулся Давыдов и извлек из недр своего армяка заготовленную заранее бумагу, которую намеревался при случае переправить в главную квартиру. — Вот извольте глянуть...
— Ну и лихо! — улыбнулся Кутузов. — Истинно по-партизански!..
Пробежав бумагу своим единственным, зорким глазом, он попросил подать перо и тут же, скрепил ее своей размашистой и витиеватой подписью. В соответствии с этим представлением каждый из офицеров поисковой партии Давыдова должен был получить одновременно две награды, по достоинству отмечались и наиболее отличившиеся нижние чины.
С добрым известием о наградах и о высокой оценке действий отряда светлейшим Денис вернулся к партизанскому бивуаку на окраине деревни. Здесь его ждала новая радость: из дружеского офицерского застолья с широкой улыбкой поднялся и шагнул навстречу, чуть припадая на левую ногу, брат Евдоким, с которым он не виделся с самого того дня, когда отправился во французский тыл:
— Что с ногою? — спросил Денис, обнимая брата.
— Память о Бородине, офицерскою шпагой чуть ниже колена, — ответил тот, — однако уже ничего, воевать можно, особенно на коне. Вот твои сотоварищи меня в партизаны сватают. Примешь ли?
— Отчего же не принять столь боевого офицера, коего даже сам Наполеон отмечал после Аустерлица.
— Я бы с радостью, — вздохнул Евдоким. — Однако кавалергарды в резерве главной квартиры. И заикаться ныне об этом без пользы, начальство не отпустит... А вот младший наш, Левушка, этот спит и видит, чтоб в твоем отряде оказаться.
— Он по-прежнему в егерском?
—Да, приписан к 26-му полку, все в том же чине подпоручика. Однако при Бородине был адъютантом при генерале Бахметеве. А когда начальник его лишился ноги в сем сражении, он пристал к генералу Раевскому. Теперь же ни о чем прочем, окромя партизанства, и не помышляет...
— А матушка с Сашею во здравии ли?
— Слава богу, обе в орловской деревне, в Денисовке. Будут там дожидаться окончания кампании. Все у них ладно. Не тревожься!..
На том братья, крепко расцеловавшись, и расстались.
После столь радостных встреч Давыдов во главе своей поисковой партии держал путь по направлению к Красному, куда двигалась французская армия. Он снова намеревался беспрестанно тревожить и не давать покою отходящему неприятелю ни днем, ни ночью, а тем самым неукоснительно исполнять самый главный наказ, данный ему Кутузовым.
3 ноября на рассвете среди снежного поля совместно с отрядами Сеславина и графа Орлова-Денисова Давыдов предпринял налет на расстроенную вражескую колонну. В итоге партизанам удалось захватить двух генералов Альмераса и Бюрта, до двухсот нижних чинов и значительный обоз.
В этот же день после полудня Давыдову вновь довелось встретиться на большой дороге с Наполеоном и сопровождавшей его старой гвардией. Если бы под началом Дениса оказалось на этот раз несколько рот конной артиллерии!.. Тогда бы он поспорил на бранном поле и с гвардейскими сомкнутыми колоннами. И чем бог не шутит, может быть, дотянулся бы наконец вооруженной рукою и до самого французского императора...
Конные же наскоки на ощетинившиеся штыками незыблемые громады Бонапартовых гвардейцев почти ничего не давали. «Полковники, офицеры, урядники, многие простые казаки бросались к самому фронту, — но все было тщетно!.. Гвардия с Наполеоном прошла посреди толпы казаков наших, как стопушечный корабль между рыбачьими лодками», — с горьковатым чувством собственного бессилия записал Денис Давыдов в своем походном дневнике.
Неотступно следуя за неприятелем, Давыдов с партизанами напал при Копысе на крупное, вшестеро превосходящее по численности его отряд, вражеское кавалерийское депо и в момент его переправы через Днепр разгромил полностью.
У местечка Белыничи на подступах к Березине Давыдовский отряд, усиленный двумя орудиями конной артиллерии под командой молоденького поручика Павлова, завязал многочасовой жестокий бой с французами, в котором среди прочих партизан особо отличился младший брат Дениса, горячий и порывистый Левушка, действительно отыскавший партию и приставший к ней во время очередного марша. С сотнею отборных казаков, отданных под его начало командиром, он, по сути дела, решил победный исход всей этой яростной баталии. В критический момент, когда успех уже клонился в сторону французов, он ударил из-за леса на неприятельских стрелков, начавших теснить партизан, и обратил их в бегство, отхватив в плен подполковника, двух капитанов и девяносто шесть рядовых. Однако в сокрушительной атаке Левушка не уберегся и сам: получил тяжелое ранение в грудь французской пулей.
«Справедливость велит мне сказать, что брат мой Лев был героем сего дела», — доносил после успешно завершенного боя Давыдов в главную квартиру.
Несчастье, происшедшее с Левушкой, Денис переживал всем сердцем. Все, что мог он сделать для него, — это немедленно отыскать лучшего хирурга из числа пленных французов и под своим присмотром произвести брату операцию тут же в полевых условиях. После того как врач, извлекший злополучную пулю, заверил, что жизнь Левушки вне опасности, Денис 15 ноября поутру отправил брата вместе с другими ранеными в Шклов, дав в сопровождение вооруженный казачий конвой. Однако душа Дениса оставалась неспокойной. Он писал по этому печальному поводу: «Грустно мне было расставаться с страждующим братом моим и отпускать его в край, разоренный и обитаемый поляками, чуждыми сожаления ко всякому, кто носит имя русское! К тому же, если б урядник Крючков не ссудил меня заимообразно двадцатью пятью червонными, я принужден был бы отказать брату и в денежном пособии, ибо казна моя и Храповицкого никогда не превышала двух червонных во все время наших разбоев: вся добыча делилась между нижними чинами...»
На следующий день, 16 ноября, Давыдов, по его собственным словам, узнал о событиях, разыгравшихся на Березине. По милости любимца Александра I, самовлюбленного англомана адмирала Чичагова, Наполеону буквально чудом удалось вырваться с остатками своих войск из жесткого сплошного кольца, уготованного французам Кутузовым, которое неутомимо и угрожающе сжималось. И тут Бонапарт незадачливого сухопутного флотоводца обвел вокруг пальца, как мальчика. Проведя ложную демонстрацию, он внушил Чичагову мысль, что собирается переправляться через Березину ниже Борисова, а сам днем и ночью возводил два моста у Студенки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124