Его отец был нервным, вспыльчивым человеком, но подчиненным жене. На протяжении всего детства у пациента было чувство, что он живет в доме, наполненном женщинами, их секретами, местами, куда ему не позволялось входить, ящиками, которые не позволялось открывать, разговорами, которые ему запрещалось слушать. Он воспитывался в чрезвычайно религиозной атмосфере, где все, связанное с сексом, считалось грязным. Он вспоминает, что в детстве мать шпионила за ним во время его сексуальных игр с подругами младшей сестры, а затем сурово наказывала его.
Пациент очень гордился своей “моральной чистотой” и был совершенно ошеломлен, когда я не оценил “как моральные подвиги” тот факт, что у него за всю жизнь не было ни одного полового акта и он ни разу не чувствовал сексуального возбуждения к женщинам, в которых “влюблялся”. Позже он признал, что в юношеском возрасте некоторые женщины возбуждали его сексуально и, как правило, это были женщины более низкого социального-экономического статуса. Он идеализировал и полностью десексуализировал женщин, принадлежащих к его социальной группе. Никаких симптомов, по его словам, не наблюдалось до тех пор, пока он не стал встречаться со своей невестой (за два года до обращения в консультацию) и пока не появились навязчивые сомнения по поводу ее привлекательности или воспитанности, когда, как он считал, она склоняла его к интимным отношениям, например, целуя или лаская.
В переносе его обсессивно-компульсивный перфекционизм поначалу сильно мешал свободным ассоциациям и был основной темой работы в течение первых двух лет анализа. За его перфекционистским подчинением психоаналитику лежала бессознательная издевка над ним, якобы могущественным, а на самом деле слабым и бессильным, – бессознательная реакция, схожая с той, которую он испытывал по отношению к своим старшим коллегам и проецировал на студентов (которых он подозревал в издевательстве над собой). Реакция неповиновения и вызова отцу постепенно начала проявляться в переносе и приняла специфическую форму крайней подозрительности – пациент считал, что я хочу нанести вред его сексуальной морали (такое отношение распространялось на всех психоаналитиков).
Позже у пациента возникло подозрение, что аналитик “работает” на его невесту, желая принудить его броситься в ее объятья: он советовался со многими священниками по поводу опасности, которую может представлять психоанализ для его сексуальной морали и чистых отношений с невестой. Таким образом, пациент видел в аналитике повторение образа отца в отношениях с матерью, на первый взгляд контролирующего, а на самом же деле подчиненного (аналитик как состоящий в сговоре с невестой). Затем пациент стал все больше воспринимать аналитика как мать – то есть как шпионящего за ним и только притворяющегося терпимым к его сексуальным проявлениям лишь для того, чтобы дать ему выплеснуть сексуальные чувства, а затем наказать его. В течение второго и третьего года анализа доминирующую роль приобрел этот материнский перенос и те же конфликты прослеживались в его отношениях с невестой и в отношении к женщинам вообще – как матерям, грозящим опасностью, которые издеваются над молодыми людьми и провоцируют их сексуальные проявления, чтобы затем отомстить им.
Эта трансферентная парадигма, в свою очередь, переместилась на более глубокий уровень, и на авансцену вышло сексуальное возбуждение по отношению к сестрам и особенно к матери, с сильно подавленным чувством страха перед мстительным отцом. Восприятие матери в качестве врага выступало замещением еще более пугающего восприятия враждебного отца.
Сплетение таких черт, как аккуратность, вежливость и чрезмерная забота о чистоте, заняло центральное место в аналитической работе. Оказалось, что подобные черты представляют собой реактивное образование против сексуальных чувств любого характера; кроме того, они выражают молчаливый неотступный протест против “волнующей” и чрезмерно властной матери. И, наконец, эти черты отражают его стремление быть аккуратненьким маленьким мальчиком, который получит любовь отца за счет отказа конкурировать с ним и с мужчинами вообще.
На четвертый год психоаналитической работы пациент впервые начал проявлять чувство эротического желания по отношению к своей невесте. Раньше, когда он находил ее привлекательной, она представала перед ним в образе идеальной, невинной, недоступной женщины – как противоположная составляющая образа матери, сексуально возбуждающей, но отталкивающей. В течение пятого и последнего года анализа у пациента начались сексуальные отношения с невестой и после периода преждевременной эякуляции (что было связано со страхом повредить гениталии во влагалище и реактивизацией паранояльных страхов перед аналитиком, который предстал в собирательном мстительном образе отец-мать) его потенция нормализовалась. И только на этом этапе пациент обратил внимание на свою постоянную навязчивую потребность в частом мытье рук: лишь когда он вступил в сексуальные отношения с невестой, этот симптом исчез. И именно этот эпизод мне хотелось бы рассмотреть подробнее.
Пациент обычно встречался со своей невестой по утрам в воскресные дни, затем они шли в церковь, где собирались его родители и другие члены семьи. Позже они перестали ходить в церковь и стали встречаться и проводить воскресное утро в его офисе, а не в квартире, находившейся неподалеку от родительской. Однажды воскресным утром пациент первый раз в жизни произвел куннилинг, испытав при этом возбуждение. Он изумился, что таким способом его невеста достигла оргазма. На него произвело глубокое впечатление, что она может быть так свободна и открыта с ним. Он осознал, как мрачно все женщины (мать) относились к сексу и сколько запретов было с этим связано. Ему также было радостно осознавать, что тепло, влажность, запах, вкус тела и гениталий его невесты скорее возбуждали его, чем отталкивали, а чувства стыда и отвращения трансформировались в сексуальное возбуждение и чувство удовольствия. Он был немало удивлен, что во время коитуса не произошло преждевременной эякуляции, и связал этот факт с тем, что чувство гнева и обиды на нее как на женщину по крайней мере на какое-то время покинуло его.
В последующие недели он осознал, что, оставаясь в офисе и занимаясь сексом со своей невестой, он выражал протест против отца и матери и тех аспектов своих религиозных убеждений, которые представляли собой рационализацию давлений Супер-Эго. В подростковом возрасте у этого пациента была фантазия, что Иисус постоянно наблюдает за ним, особенно в те моменты, когда он тайком подсматривал, как раздевались подруги его сестер. Произошли разительные перемены во взглядах пациента на фигуру Иисуса: теперь он считал, что Иисус озабочен не тем, чтобы следить за “хорошим поведением” людей в сексуальных проявлениях, а поиском любви и человеческого понимания.
Пациент также понял, что восприятие тех сторон его невесты, которые порой казались ему отвратительными, пришло из детства и ассоциировалось с теми моментами, когда мать испытывала сексуальное возбуждение к отцу. Теперь это не имело значения, он открыл другие черты своей невесты, сходные с чертами матери, такие как ее культурный уровень, происхождение и социальное положение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
Пациент очень гордился своей “моральной чистотой” и был совершенно ошеломлен, когда я не оценил “как моральные подвиги” тот факт, что у него за всю жизнь не было ни одного полового акта и он ни разу не чувствовал сексуального возбуждения к женщинам, в которых “влюблялся”. Позже он признал, что в юношеском возрасте некоторые женщины возбуждали его сексуально и, как правило, это были женщины более низкого социального-экономического статуса. Он идеализировал и полностью десексуализировал женщин, принадлежащих к его социальной группе. Никаких симптомов, по его словам, не наблюдалось до тех пор, пока он не стал встречаться со своей невестой (за два года до обращения в консультацию) и пока не появились навязчивые сомнения по поводу ее привлекательности или воспитанности, когда, как он считал, она склоняла его к интимным отношениям, например, целуя или лаская.
В переносе его обсессивно-компульсивный перфекционизм поначалу сильно мешал свободным ассоциациям и был основной темой работы в течение первых двух лет анализа. За его перфекционистским подчинением психоаналитику лежала бессознательная издевка над ним, якобы могущественным, а на самом деле слабым и бессильным, – бессознательная реакция, схожая с той, которую он испытывал по отношению к своим старшим коллегам и проецировал на студентов (которых он подозревал в издевательстве над собой). Реакция неповиновения и вызова отцу постепенно начала проявляться в переносе и приняла специфическую форму крайней подозрительности – пациент считал, что я хочу нанести вред его сексуальной морали (такое отношение распространялось на всех психоаналитиков).
Позже у пациента возникло подозрение, что аналитик “работает” на его невесту, желая принудить его броситься в ее объятья: он советовался со многими священниками по поводу опасности, которую может представлять психоанализ для его сексуальной морали и чистых отношений с невестой. Таким образом, пациент видел в аналитике повторение образа отца в отношениях с матерью, на первый взгляд контролирующего, а на самом же деле подчиненного (аналитик как состоящий в сговоре с невестой). Затем пациент стал все больше воспринимать аналитика как мать – то есть как шпионящего за ним и только притворяющегося терпимым к его сексуальным проявлениям лишь для того, чтобы дать ему выплеснуть сексуальные чувства, а затем наказать его. В течение второго и третьего года анализа доминирующую роль приобрел этот материнский перенос и те же конфликты прослеживались в его отношениях с невестой и в отношении к женщинам вообще – как матерям, грозящим опасностью, которые издеваются над молодыми людьми и провоцируют их сексуальные проявления, чтобы затем отомстить им.
Эта трансферентная парадигма, в свою очередь, переместилась на более глубокий уровень, и на авансцену вышло сексуальное возбуждение по отношению к сестрам и особенно к матери, с сильно подавленным чувством страха перед мстительным отцом. Восприятие матери в качестве врага выступало замещением еще более пугающего восприятия враждебного отца.
Сплетение таких черт, как аккуратность, вежливость и чрезмерная забота о чистоте, заняло центральное место в аналитической работе. Оказалось, что подобные черты представляют собой реактивное образование против сексуальных чувств любого характера; кроме того, они выражают молчаливый неотступный протест против “волнующей” и чрезмерно властной матери. И, наконец, эти черты отражают его стремление быть аккуратненьким маленьким мальчиком, который получит любовь отца за счет отказа конкурировать с ним и с мужчинами вообще.
На четвертый год психоаналитической работы пациент впервые начал проявлять чувство эротического желания по отношению к своей невесте. Раньше, когда он находил ее привлекательной, она представала перед ним в образе идеальной, невинной, недоступной женщины – как противоположная составляющая образа матери, сексуально возбуждающей, но отталкивающей. В течение пятого и последнего года анализа у пациента начались сексуальные отношения с невестой и после периода преждевременной эякуляции (что было связано со страхом повредить гениталии во влагалище и реактивизацией паранояльных страхов перед аналитиком, который предстал в собирательном мстительном образе отец-мать) его потенция нормализовалась. И только на этом этапе пациент обратил внимание на свою постоянную навязчивую потребность в частом мытье рук: лишь когда он вступил в сексуальные отношения с невестой, этот симптом исчез. И именно этот эпизод мне хотелось бы рассмотреть подробнее.
Пациент обычно встречался со своей невестой по утрам в воскресные дни, затем они шли в церковь, где собирались его родители и другие члены семьи. Позже они перестали ходить в церковь и стали встречаться и проводить воскресное утро в его офисе, а не в квартире, находившейся неподалеку от родительской. Однажды воскресным утром пациент первый раз в жизни произвел куннилинг, испытав при этом возбуждение. Он изумился, что таким способом его невеста достигла оргазма. На него произвело глубокое впечатление, что она может быть так свободна и открыта с ним. Он осознал, как мрачно все женщины (мать) относились к сексу и сколько запретов было с этим связано. Ему также было радостно осознавать, что тепло, влажность, запах, вкус тела и гениталий его невесты скорее возбуждали его, чем отталкивали, а чувства стыда и отвращения трансформировались в сексуальное возбуждение и чувство удовольствия. Он был немало удивлен, что во время коитуса не произошло преждевременной эякуляции, и связал этот факт с тем, что чувство гнева и обиды на нее как на женщину по крайней мере на какое-то время покинуло его.
В последующие недели он осознал, что, оставаясь в офисе и занимаясь сексом со своей невестой, он выражал протест против отца и матери и тех аспектов своих религиозных убеждений, которые представляли собой рационализацию давлений Супер-Эго. В подростковом возрасте у этого пациента была фантазия, что Иисус постоянно наблюдает за ним, особенно в те моменты, когда он тайком подсматривал, как раздевались подруги его сестер. Произошли разительные перемены во взглядах пациента на фигуру Иисуса: теперь он считал, что Иисус озабочен не тем, чтобы следить за “хорошим поведением” людей в сексуальных проявлениях, а поиском любви и человеческого понимания.
Пациент также понял, что восприятие тех сторон его невесты, которые порой казались ему отвратительными, пришло из детства и ассоциировалось с теми моментами, когда мать испытывала сексуальное возбуждение к отцу. Теперь это не имело значения, он открыл другие черты своей невесты, сходные с чертами матери, такие как ее культурный уровень, происхождение и социальное положение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77