Когда Алек повернулся к двери, его глаза скользнули по холсту,
стоявшему на мольберте, и он на несколько секунд задержался, чтобы его
рассмотреть.
Это был портрет Моны Лизы, завершенный и очень тщательно выполненный
- ведь акриловые краски гораздо лучше масляных.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Я есть.
Я помню всех. Их было так много. Но не помню себя потому что меня там
не было. До того момента.
Именно в тот момент я впервые себя познал.
Тот момент.
Жил-был человек. Его звали Гилберт Ван Дайн. Мы смотрели на него на
Генеральной Ассамблее Организации Объединенных Наций. Мы смотрели, как он
поднялся и сказал, что сохранение Земли требует жертв. Мы смотрели на мир,
который вдруг замер. Мы смотрели, как Ван Дайн пробирался сквозь
неподвижные ряды плоти. Мы смотрели, как он вышел из зала и встретил
смуглолицего. Мы смотрели, как они поднялись на крышу башни и стояли,
взирая на город, на весь мир. Мы слушали рассказ смуглолицего. Смотрели,
как они спустились на землю. Смотрели, как Гилберт Ван Дайн вернулся в зал
и подошел к трибуне. Мы видели как ожил зал, и пуля настигла человека. Мы
смотрели на голубой флаг, а жизнь покидала нас. Таков был наш выбор.
Именно в тот момент мы узнали, я узнал.
Жил-был человек. И я живу.
Показавший мне все это сказал, что ничего не было сделано. В тот
момент он тоже умер, снова, чтобы я мог жить. Но он по-прежнему живет во
мне. Человек жил-был.
И я промчался сквозь все свои воплощения, по мосту из пепла, которым
является наше прошлое. К каждому, каждому, когда он умирал или терпел
поражение. Я там был. Там были люди. Таков я.
Умчался последний образ, давший мне жизнь, каждый каждому, каждому, и
он вернулся, когда-то, последним видением Гилберта Ван Дайна, моим первым
видением. Я. Я бежал.
Назад, назад, туда, где, истекая кровью, лежал смуглый человек.
Умирал? Умирал так же, как и все остальные? Но он остался жить, поднялся и
снова оказался рядом со своими детьми. Я видел его глазами, и я понял.
Однажды жил-был мужчина. И женщина. Я знал. Я начал понимать.
Все, все, все они стали мне ясны. Все сотни людей, что я знал. Или их
было больше? Сосчитать невозможно. Все. Я стоял на коленях на крыше здания
и, подняв винтовку, направил ее на сенатора. Я упал и смотрел, как
вытекает моя кровь, а персидская армия наступает. Там, в песках, я пытался
создать систему исчисления, когда меч вошел в мое тело. А ты, моя Тереза!
Где ты сегодня? Мои слова поглотил ветер. Видения роятся в голове, а мир
стал еще чудовищнее. Я нажимаю на курок, и человек падает еще до того, как
прогремел гром. Здесь, в тюремной камере, я созерцаю Ужас и думаю о
будущем людей. Мой собственный конец пустяк в сравнении с ним. Я рисую
элементы стихии, здесь, в Амбуазе, могущественные силы, чей путь лежит по
воздуху и по морям, бушующие шторма, несущие ураганный ветер и огромные
волны. Я снова стреляю, и падает другой человек. Я быстро, но тщательно,
как и было запланировано, вытираю оружие, ставлю его к стене рядом со
знаком Детей Земли, поворачиваюсь и, пригнувшись, бегу по крыше. И там, на
самом верху здания, я, повинуясь жесту смуглого человека, смотрю на
Ист-ривер, осколок грязного стекла, и на сумеречное зернистое небо, где
клочья дыма похожи на кучи мусора, выброшенного морем на берег. А затем
поворачиваю голову и смотрю на переплетение городских улиц. Я еду, еду
сквозь ночь, у меня болит плечо, и я мечтаю о дожде. Однако кругом тихо и
неуютно. Ну что ж, да будет так. Мне могут не нравиться эти места, и все
же я люблю эту сухую траву и животных, спящих в своих норах. Только
созерцая беззаботную, дремлющую силу Земли, человек испытывает истинное
наслаждение и гордость. Даже в момент разрушения она созидает. Тот, кто
забывает о ней, лишает себя права на общий успех и поражение. Мы должны
знать о силах, рядом с которыми живем...
На мгновение остался только белый круг на синем поле, когда мир
вокруг меня рухнул. Но вот и круг тоже исчез. Остался только я, скала,
возникшая из волн. Я - Деннис Гиз.
Алек вышел из комнаты, он ищет доктора. Я начинаю понимать, и боль в
боку проходит.
Последние мысли Алека отдаются во мне эхом: я поворачиваю голову и
смотрю на картину - краски сохнут так быстро - я вижу на мольберте
женщину, которую он мне оставил, она улыбается. Жил-был мужчина.

У меня была высокая температура, и я бредил. Много спал. Меня
окутывал туман, который потом рассеивался, - и так несколько дней подряд.
Когда все, наконец, встало на свои места, я снова осознал, что над головой
у меня потолок больничной палаты, а рядом тихо сидит Алек.
- У вас тут есть вода? - спросил я его.
- Подожди минуту, - отозвался он, и я услышал, как он наливает в
стакан воду. - На, держи.
Он передал мне стакан с соломинкой. Я взял стакан обеими руками и
начал пить.
- Спасибо, - сказал я и отдал Алеку пустой стакан.
- Как ты... себя чувствуешь?
Мне удалось улыбнуться. Я понял, что Алек пытается пробиться в мое
сознание. Пожалуй, не стоит сейчас полностью блокировать доступ, он даже
не должен знать, что я умею это делать и догадался о его намерениях.
- Я стал... самим собой, - ответил я. - Спросите, как меня зовут,
если хотите.
- Да, ладно. Я бы много отдал, чтобы понять, как это произошло.
- И я тоже. Я чувствую слабость. А в остальном... все просто чудесно.
- Ты помнишь события последних двух месяцев?
- Не очень. Обрывки. Не связанные между собой впечатления.
- Ты и вправду стал другим человеком.
- Я рад, что вы это говорите. Я тоже так думаю.
- Ну, знаешь, мне кажется, ты сделал серьезный шаг в сторону
выздоровления.
- Я бы еще немного попил.
Алек наполнил стакан, и я его осушил. Потом, прикрыв ладонью рот,
зевнул.
- Похоже, ты опять стал правшой.
- Похоже. Извините, спать хочется.
- Конечно. Отдыхай спокойно. Я буду поблизости. Теперь, если все мои
догадки верны, ты начнешь поправляться очень быстро.
Я кивнул и закрыл глаза.
- Вот и хорошо, - проговорил я. - Рад это слышать.
Я лежал с закрытыми глазами, а мои мысли текли в никуда, Алек
поднялся и вышел из комнаты.
Я уже знал, что должен сделать, и мне стало страшно. Найти одного
человека, одного-единственного из целого населения целой планеты Земля, и
спросить его, что нужно делать. А значит, мне необходимо убедить здешний
персонал в том, что я поправился, - вряд ли будет правильно употребить
слово "выздоровел", поскольку я никогда не был нормальным, - и в том, что
мое состояние стабилизировалось: я должен получить разрешение вернуться на
Землю. А это означает упорную работу, только так я смогу добиться
результатов. Время имело для меня огромное значение, точнее, мне так тогда
казалось. Я надеялся, что не опоздаю.
Я не очень понимал, чем отличаюсь от тех, других, кого я знал и кем
был. Мне казалось, это непременно нужно выяснить, особенно учитывая, что в
тот момент мне все равно нечего было делать. Вокруг меня постоянно
находился медицинский персонал - нужно было только отыскать подходящего
человека.
Мое сознание отправилось в путь, на поиски.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40