покупала недорого отечественную сантехнику 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Он мог притворяться, что его не слишком заботит первое, но он не был бы мужчиной, если бы это не смутило его и не заставило призадуматься. Что касается второго варианта, то губернатор так явно проявил симпатию к Сирен, что он вполне мог бы осудить Рене, не слушая его, приняв ее сторону с единственной целью дать ей свободу. Особенно если бы ей позволили поговорить с Водреем, объясниться.
По правде говоря, Сирен уже давно заметила эту слабую сторону власти над собой Рене. Она должна была бы воспользоваться этим. Ей следовало бы потребовать, чтобы он отпустил ее, вместо того, чтобы малодушно поддерживать соглашение, вращаясь в обществе с репутацией его избранницы, наслаждаясь новыми нарядами и драгоценностями. Даже если она не хотела их принимать. Даже если упивалась его страстью, хотя презирала ее. Когда она стала такой безвольной? Когда она настолько погрузилась в ту жизнь, которую он устроил ей, настолько, что перестала обращать внимание на то, кем и чем он был — и кем он сделал ее? — О чем ты думаешь?
Сирен резко повернула голову и обнаружила, что Рене не спит. Он наблюдал за ней, лежа на боку; подложив под голову руку, и его глаза были сумрачны.
— Ни о чем, — торопливо сказала она. — Так… просто том, о сем.
Она подумала, что он больше не заговорит, что, возможно, он снова засыпает, потому что его глаза закрылись и грудь медленно поднялась и опала. Она ошиблась.
Его ресницы взметнулись, и он задал вопрос быстро, словно иначе мог бы не спросить никогда:
— Если бы я сказал: поедем со мной, вернемся во Францию с ближайшим кораблем, что бы ты ответила?
У нее екнуло сердце, и свело мускулы на животе. Она вспомнила Францию такой, как видела ее в последний раз, — холодная серо-зеленая страна, шум и гам, высокомерие и раздражительность, пирожные и улыбки. Милая Франция, яркая, средневековая, великолепная Франция.
— Я не могу, — прошептала она.
— Почему?
Что она могла бы сказать? Я почти не знаю тебя, а тому, что знаю, не могу доверять? Мне нет больше места во Франции; я переросла ее обычаи и образ жизни? Я бы предпочла оставаться контрабандисткой, свободной, ничем не связанной, чем стать твоей ненаглядной любовницей? Здесь у меня есть любовь и хоть какая-то семья, а там я буду отдана лишь на милость твоих переменчивых желаний?
— Просто не могу. Как ты мог подумать, что я смогу?
Он издал тихий звук, не то смех, не то вздох.
— Я не думал об этом, я лишь поинтересовался.
— Она резко повернулась.
— Значит, ты не спрашивал?
— Какая разница? — сказал он, придвигаясь к ней, нежно лаская кончик ее груди, отчего по ее телу пробежал трепет наслаждения, привлекая ее к себе. — Я получил ответ, и достаточно.
Неужели она совершила ошибку? Этот вопрос мучил ее еще долго после того, как Рене оделся и ушел. Временами ей так и казалось. Казалось, что глупо было так легко отвергать предложенный вариант будущего. В положении избранницы богатого и влиятельного человека в Париже были свои преимущества, даже некоторая респектабельность. У нее был бы дом в городе и карета, наряды по последней моде, поездки в театр и оперу; свой круг друзей, долгие часы в обществе Рене, его любовь, возможно, даже дети. Или — если бы он предпочел вернуться в отцовское поместье — собственный коттедж в деревне неподалеку, где она могла бы читать и шить и завести свой сад, красивое местечко, где он мог бы жить вместе с ней. Такие связи иногда длятся годами, даже всю жизнь.
А иногда они продолжаются всего несколько недель или месяцев, пока мужчине не надоест и если женщине повезет, он найдет ей другого покровителя, чтобы сбыть ее с рук.
Рене не был известен постоянством в сердечных делах, скорее уж, наоборот.
Она думала, что не вынесла бы, если бы ее рассчитали, стряхнули с себя, как надоевшую обязанность. Жизнь с постоянной мыслью о подобной возможности уничтожила бы некую важную часть ее существа, сделала бы ее похожей на многих женщин в подобных обстоятельствах, жестокой, подозрительной и алчной.
Почему все должно быть так сложно? Почему Рене не мог быть более обычным, простым? Или она сама — не такой обыкновенной?
В середине дня явилась уличная торговка, сгорбленная старуха, прикрывшаяся от моросившего дождя старой бархатной накидкой с потускневшей позолотой, которая сверкала влагой и плешинами. Она дрожащим голосом монотонно предлагала лук и чеснок, но улыбка у нее была живая, и от нее пало свежей землей и пряными травами.
В дом ее позвала Марта — ей нужен был пучок лука к цыпленку, которого она готовила на обед. Она оставила старуху на веранде, а сама пошла в гостиную поговорить с Сирен. Месье обычно давал ей достаточно денег, чтобы делать покупки у разносчиков, сказала она, но в последний раз забыл про это. Не найдется ли у мадемуазель одного-двух ливров?
Рене дал Сирен кошелек с деньгами на случай, если ей понадобятся какие-нибудь мелочи. До сих пор ей ничего не требовалось, и в любом случае сам кошелек был для нее обузой, слишком явной приметой женщины на содержании. Сирен пыталась отказаться, но, так как Рене не хотел брать его, она спрятала кошелек в гардероб. Сначала она никак не могла его найти, так как его задвинули куда-то в дальний угол на нижней полке. Пока она разыскивала кошелек, ей пришлось перекладывать камзолы Рене. Когда она дотронулась до одного из них, послышался хрустящий звук. Она едва обратила на это внимание, взяла кошелек и вышла на веранду к Марте и торговке, чтобы проследить за торгом.
Воспоминание об этом странном хрусте вернулось ней позднее и поразило ее. Рене был человеком аккуратным, гораздо аккуратнее других мужчин, по крайней мере, так она судила, сравнивая Рене со своим отцом и Бретонами. Он редко разбрасывал свои личные вещи, как попало, и если снятая одежда не нуждалась в заботах Марты, он всегда убирал ее. Марта стирала и гладила его белье, и, поскольку у него не было камердинера, следила за его обувью; она чистила его камзолы, разглаживала на них складки. У Сирен никогда не возникало необходимости рыться на полках в гардеробе. Если бы ее спросили, она бы ответила, что там нет ничего секретного, так как его рубашки, камзолы и брюки, его галстуки и шляпы были сложены аккуратными стопками, и, когда открывалась дверь гардероба, их было легко окинуть взглядом. Да. полки и не были особенно переполнены. Какими бы нарядами он ни щеголял во Франции, с собой Рене привез лишь скромный набор одежды дворянина: полдюжины камзолов, два десятка или чуть меньше брюк и не больше чем по три дюжины рубашек и галстуков.
Сирен подошла к гардеробу с опаской. Рыться в чужих вещах, учили ее в детстве, — это невоспитанность, это привычка прислуги. Поступок наперекор воспитанию вызывал сильный внутренний протест. Обстоятельства меняют дело, уверяла она себя. И все же не переставала чувствовать себя виноватой и оглядывалась, не идет ли Марта, пока рылась в гардеробе, поднимая рубашки Рене и отодвигая его галстуки. Когда снова послышался знакомый бумажный хруст, она почти рванула с полки камзол. Сирен засовывала руку в один карман за другим. Ничего. Должно быть, проглядела какой-нибудь карман, подумала она, и снова обыскала все. Они были пусты.
Она встряхнула камзол из переливчатого синего атласа. Хруст раздался снова. Она проследила, откуда он идет, и схватилась за полу камзола.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
 смеситель бронза 

 Benadresa Xtreme