https://www.dushevoi.ru/products/kuhonnye-mojki/vstraivaemye-v-stoleshnicu/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Меня спасло только вмешательство моего друга Морепа.
— Министра? Но я считала, что они с Помпадур заклятые враги?
— Так и есть. Морепа стоило только в присутствии любовницы Людовика обронить, что он уверен, будто я предпочитаю оставаться в Бастилии, где мое исчезновение нанесет последний удар легенде, равной легенде о
самом Дон Жуане, нежели быть высланным в Луизиану, где все женщины или старые, или уродливые. Все свершилось моментально.
— Старые? Уродливые?
— Ошибка, которую нужно простить Морепа, придумана из добрых побуждений, во всяком случае, я считал так.
— Понятно.
Она не верила ему. Он что-то скрывал, вполне правдоподобно изображая себя развратником. Она не знала, что именно, но собиралась это выяснить.
— Ошибка, — добавил он, — которая доставляет мне огромное удовольствие.
Рене видел, что не убедил ее. Он бы хотел открыть ей всю правду, но с неумолимой очевидностью понимал, что это не заставило бы ее думать о нем лучше.
— Скажи, — спросила она сдержанно, — а чем ты занимался во Франции? Ну, конечно, помимо того, что соблазнял податливых женщин.
— Чем занимался? Ну, состоял при дворе в Версале. Еще охотился, ходил на балы и приемы, немножко играл — как принято.
В таком признании не было большого вреда.
— У тебя есть имения?
— Точнее было бы сказать, что они есть у моего отца, хотя с части этих имений я получаю доход.
— А что он, твой отец, думает о твоей высылке?
— Я не успел поинтересоваться до того, как меня запихнули на корабль и заперли в каюте. Я уверен: если бы его спросили, он бы сказал, что надеется, что это сделает из меня человека, хотя и не рискнул бы особенно рассчитывать на это.
В тоне Рене звучала горечь, показавшая, что она задела его за живое.
— Наверное, он пытается добиться для тебя прощения и позволения вернуться?
— Слушай, с чего ты это взяла? Я у него не единственный сын, и даже не старший. Нас было пятеро, один умер в младенчестве, другой — инвалид. — Произнося это, он внимательно смотрел на нее. — Все равно, и без меня есть кому продолжить род.
— Единственное соображение?
Прошла минута, прежде чем Рене сумел сосредоточиться и понять смысл ее слов. Его чувства притупились. Наконец он сказал:
— Ты, может быть, думаешь о родительской любви? Но я опорочил честь семьи и таким образом утратил право на подобные чувства. Не хочешь ли ты возместить эту потерю?
Он ласкающим движением протянул руку к ее талии, скользнув вверх, словно собираясь захватить в ладонь округлость ее груди.
— Нет! — Сирен перехватила его руку и отбросила от себя, словно надоедливое насекомое. — Неужели ты не можешь без этого?
— Почти, — признался он, прикрыв глаза и следя, как часто вздымается лиф ее платья. Пока они разговаривали, дешевая ткань наполовину просохла и больше не облегала тело с такой смущающей откровенностью, подчеркивая каждую линию. И к счастью, потому что, отвечая на последний вопрос, по крайней мере, в том, что касалось Сирен Нольте, он не солгал.
Не успела Сирен заговорить, как послышался слабый всплеск. Он повторялся, приближаясь — это был звук размеренно погружавшихся в воду весел. Рене сбросил прикрывавшую их куртку и осторожно сел. Одним пальцем он чуть-чуть раздвинул зеленые листья мирта, выглянул и замер.
— Индейцы? — еле слышно прошептала она.
— Он утвердительно кивнул.
— Осталось только трое. Пленных нет.
У Сирен вырвался слабый вздох облегчения. Бретоны не попали в плен.
Предатели чокто не остановились, ничем не показали, что запомнили место, где она и Рене упали в воду. То ли среди них были раненые, нуждавшиеся в помощи, которую можно было получить только в своем лагере, то ли им просто надоело гоняться за вояжерами. Через несколько минут они скрылись из вида, и тихие звуки, выдававшие их присутствие, затерялись среди шума деревьев и колыхания болотных трав.
Когда опасность миновала, Рене встал на ноги.
— Ты можешь идти, если обопрешься на меня?
— Да, смогу, — нерешительно отозвалась она, — но, если ты собираешься уходить отсюда, мне кажется, этого не следует делать.
— Это поможет нам согреться, и мы быстрее встретим остальных.
— Пьер и Жан наверняка запомнили место, где оставили нас, и ожидают здесь же найти нас, если… когда вернутся. Если мы пойдем вниз по течению, мы, может быть, не сумеем двигаться вдоль берега из-за кустарника и непролазных топей. Можем разойтись с ними.
Побуждение предпринять что-нибудь, чтобы облегчить их положение, боролось в Рене с благоразумием. Сидеть и покорно ждать, пока их спасут, было противно его натуре. Ему, возможно, удалось бы преодолеть ее возражения, хотя это мало что изменило бы. Выбор был невелик: погибать или где-нибудь ниже по течению, пытаясь добраться до английского корабля, или под тем самым миртовым деревом, где они лежали. Хотя ему не хотелось говорить этого, индейцы могли с таким же успехом бросить их поиски, потому что добились своего — отняли у вояжеров индиго. С другой стороны, он находился здесь уже месяц, но плохо знал эту страну и не вполне понимал, какие опасности она таила. А Сирен их знала.
Чувствуя его колебания, Сирен сказала с нажимом:
— Пьер и Жан вернутся.
— А, ладно, — отозвался он и снова плюхнулся на землю рядом с ней, — тогда подождем, раз для тебя так много значит возможность подольше побыть в моих объятиях.
Казалось, минула вечность, прежде чем Бретоны вернулись, хотя на самом деле могло пройти не больше часа. Сирен и Рене чуть не проглядели их приближение, так тихо они двигались. К тому моменту, когда они поднялись с земли, пироги уже причалили к берегу.
Из скаток с постелями вынули две бизоньи полости для промокшей пары и немедленно отчалили снова. Только пройдя несколько миль вглубь по лабиринту болот и речных рукавов, Пьер дал сигнал опять пристать к берегу. Они развели костер, хотя к тому времени работа веслами согрела их, а одежда почти просохла, так что не стоило и переодеваться.
Сирен настояла на том, чтобы немедленно заняться ранами Пьера и Гастона. Она беспокоилась об этом в течение долгих часов, как ей казалось, несмотря на то, что раны никак не повлияли на их способность управлять пирогами.
На руке младшего Бретона был неровный порез, его края нужно было сшить, чтобы ускорить заживление. Подобно большинству знакомых Сирен вояжеров, Га-стон во время ее манипуляций с иголкой поднял жуткий шум, стонал и изрыгал проклятья, словно его пытали, но вытянутую руку держал ровно, ни разу не дрогнув.
Рана Пьера была серьезнее. Жан обломил торчавшее из нее древко стрелы, оставив кусок длиной дюйма четыре с кремневым наконечником, который застрял под лопаткой. Стрела вошла в тело под углом, что не позволило ей углубиться, но зато она проникла под кожу, словно в тесный карман. Это был каприз судьбы. Стрела, вероятно, должна была бы угодить Пьеру прямо в легкие. Ее удар отразили мышцы спины. Верхняя часть тела Пьера была сплошь покрыта сотнями рубцов, которые пересекались и накладывались друг на друга.
Сирен видела эти шрамы и прежде, но никогда — так близко и так долго. Старший Бретон немногим позволял взглянуть на свою спину и не разговаривал об этом. Догадаться о причине не составляло труда. Только одна причина могла породить такие глубокие следы — пожизненная ссылка на королевских галерах, нескончаемые годы ежедневного, даже ежечасного, бичевания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
 тумба в ванную комнату без раковины 

 Vallelunga Lirica Tortora