Еще со времен ее деда и прадеда, а то и раньше, два эти шабоно устраивают набеги друг на друга. Ритими притянула мою голову к себе и прошептала на ухо: – Этева давно уже мечтает отомстить этим Мокототери.
– Этева! Но он же был так рад пойти к ним на праздник, – изумилась я. – Мне казалось, он хорошо к ним относится. Арасуве, я знаю, считает их вероломной публикой, и даже Ирамамове. Но Этева! Он ведь с таким удовольствие пел и плясал у них на празднике.
– Я тебе уже говорила, что на праздники ходят не только петь и плясать, но и выведать чужие планы, – прошептала Ритими и с серьезным видом добавила: – Этева хочет, чтобы его враг думал, будто он не собирается мстить за отца.
– Мокототери убили его отца? Ритими прикрыла мне ладонью рот. – Давай не будем об этом говорить. Вспоминать человека, убитого во время набега, – это не к добру.
– А что, разве готовится набег? – успела я спросить, прежде чем Ритими заткнула мне рот печеным бананом.
Она только улыбнулась и ничего не ответила. При одной мысли о набеге мне стало не по себе, и я чуть не подавилась этим бананом. До сей поры набеги представлялись мне чем-то ушедшим в далекое прошлое. Несколько раз я расспрашивала о них Милагроса, но тот отделывался туманными фразами. И только теперь я подумала, что в голосе Милагроса звучал оттенок сожаления, когда он говорил, что миссионерам удалось положить конец междеревенским распрям.
– Что, готовится набег? – спросила я вошедшего в хижину Этеву.
Он посмотрел на меня, сурово нахмурив брови. – Нечего женщинам задавать такие вопросы.
Глава 20
Уже начинало темнеть, когда в
шабоно
явился Пуривариве. Я не видела его со времени своей болезни, с той самой ночи, когда он стоял посреди поляны с руками, с мольбой распахнутыми во тьму. От Милагроса я узнала что шесть дней и ночей подряд старый
шапори
принимал
эпену.
Старик чуть не сломался под бременем духов, которых призвал в свою грудь, но продолжал упорно молить их о моем исцелении от приступа тропической лихорадки.
Ритими особо отметила, что главная трудность с моим исцелением заключалась в том, что хекуры не любят, когда их призывают в сезон дождей. – Тебя спасла только хекура колибри, – объясняла она. – Дух колибри, хоть и маленький, но могущественный. Искусный шапори призывает его как крайнее средство.
Я без всякого энтузиазма выслушала заверения обнимавшей меня за шею Ритими насчет того, что случись мне умереть, моя душа не отправилась бы скитаться по лесу, а мирно вознеслась бы в Дом Грома, ибо тело мое было бы сожжено, а истолченные в порошок кости съела бы она и вся ее родня.
Я вышла на поляну к Пуривариве и, присев рядом с ним, сказала: – Я уже выздоровела.
Он поднял на меня мутные, почти сонные глаза и погладил по голове. Его темная маленькая ладонь двигалась проворно и легко, хотя казалась тяжелой и неповоротливой. Едва заметная тень нежности смягчила его черты, но он не произнес ни слова. Интересно, подумала я, знает ли он, что во время болезни я почувствовала, как клюв колибри рассекает мне грудь. Об этом я не рассказывала никому.
Вокруг Пуривариве собралась группа мужчин с лицами и телами, раскрашенными черной краской. Они вдули друг другу в нос эпену и стали слушать его заклинания, которыми он молил хекур покинуть свои убежища в горах. В слабом свете очагов черные мужские фигуры все больше походили на тени. Они тихо вторили песнопениям шамана. Во все убыстряющемся темпе невнятной скороговорки постепенно нарастала мощь и угроза, и я почувствовала, как по спине у меня пробежал холодок.
Вернувшись в хижину, я спросила Ритими, что это за обряд исполняют мужчины.
– Они направляют хекур в деревню Мокототери убивать врагов.
– И враги действительно умрут? Подтянув коленки, она вперила задумчивый взгляд в кромешную черноту безлунного и беззвездного неба над пальмовой крышей и тихо сказала: – Умрут.
В полной уверенности, что настоящего набега так и не будет, я засыпала и просыпалась под пение заклинаний. Я не столько слышала, сколько зримо представляла себе звуковые образы, которые взлетали и падали, уносясь с дымом очагов.
Прошло несколько часов. Я поднялась и села у хижины. Почти все мужчины разошлись по своим гамакам. На поляне осталось лишь десять человек, в том числе Этева. Закрыв глаза, они вторили песне Пуривариве. В пропитанном сыростью воздухе слова доносились четко и внятно: Следуй за мной, следуй за моим видением.
Следуй за мной над вершинами деревьев.
Взгляни на птиц и мотыльков; таких красок ты никогда не увидишь на земле.
Я возношусь на небеса к самому Солнцу.
Песню шапори внезапно прервал один из мужчин. С криком: – Меня ударило солнце – жжет глаза! – он вскочил и беспомощно оглянулся в темноте. Ноги его подкосились, и он с глухим ударом рухнул на землю. Никто словно ничего и не заметил.
Голос Пуривариве звучал все требовательнее, словно в стремлении возвысить всех мужчин до представленного им образа. Он снова и снова повторял свою песню тем, кто еще оставался рядом. Чтобы мужчины не заплутали в тумане своих видений, он предупредил их, что на пути к Солнцу в лесных дебрях и сплетении корней их подстерегают острые копья бамбуковых листьев и ядовитые змеи. Но больше всего он убеждал мужчин не впадать в сонное забытье, а шагнуть из тьмы ночи в белую тьму солнца. Он обещал им, что их тела пропитаются жаром хекур, & глаза их засияют драгоценным солнечным светом.
Я просидела у хижины до тех пор, пока заря не стерла с земли остатки сумерек, и в надежде обнаружить какое-нибудь явное свидетельство их путешествия к Солнцу, стала переходить от одного мужчины к другому, пристально вглядываясь в их лица.
Пуривариве провожал меня полными любопытства глазами и с насмешливой улыбкой на изрезанном морщинами лице.
– Ты не найдешь видимых следов того, что они летали к Солнцу, – сказал он, словно читая мои мысли. – Глаза их тусклы и красны от бессонной ночи, – добавил он, указывая на мужчин, тупо уставившихся в пустоту и совершенно безразличных к моему присутствию. – Драгоценный свет, отражение которого ты ищешь в их зрачках, сияет теперь у них внутри. И видят его только они сами.
И не дав мне спросить о его путешествии к Солнцу, он вышел из шабоно и скрылся в лесу.
В последовавшие за этим дни в деревне воцарилось мрачное тягостное настроение. Поначалу я лишь смутно чувствовала, а затем уже не могла отделаться от уверенности, что от меня намеренно скрывают приближение некоего события. Я стала угрюмой, замкнутой и раздражительной. Пытаясь перебороть ощущение отчужденности, я старалась скрыть свои дурные предчувствия, но меня словно осаждали некие не поддающиеся определению силы.
Если я спрашивала Ритими или любую другую женщину, не надвигаются ли какие-то перемены, они даже не реагировали на мой вопрос и вместо этого затевали разговор о каком-нибудь дурацком случае в надежде меня рассмешить.
– На нас готовится набег? – наконец спросила я у Арасуве в один прекрасный день.
Он повернул ко мне озабоченное лицо, словно пытался, но не мог разобрать мои слова.
Я сконфузилась, разнервничалась и чуть не заплакала.
Я сказала ему, что не такая уж я дура, чтобы не замечать, что мужчины постоянно находятся в боевой готовности, а женщины боятся ходить одни на огороды или рыбную ловлю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
– Этева! Но он же был так рад пойти к ним на праздник, – изумилась я. – Мне казалось, он хорошо к ним относится. Арасуве, я знаю, считает их вероломной публикой, и даже Ирамамове. Но Этева! Он ведь с таким удовольствие пел и плясал у них на празднике.
– Я тебе уже говорила, что на праздники ходят не только петь и плясать, но и выведать чужие планы, – прошептала Ритими и с серьезным видом добавила: – Этева хочет, чтобы его враг думал, будто он не собирается мстить за отца.
– Мокототери убили его отца? Ритими прикрыла мне ладонью рот. – Давай не будем об этом говорить. Вспоминать человека, убитого во время набега, – это не к добру.
– А что, разве готовится набег? – успела я спросить, прежде чем Ритими заткнула мне рот печеным бананом.
Она только улыбнулась и ничего не ответила. При одной мысли о набеге мне стало не по себе, и я чуть не подавилась этим бананом. До сей поры набеги представлялись мне чем-то ушедшим в далекое прошлое. Несколько раз я расспрашивала о них Милагроса, но тот отделывался туманными фразами. И только теперь я подумала, что в голосе Милагроса звучал оттенок сожаления, когда он говорил, что миссионерам удалось положить конец междеревенским распрям.
– Что, готовится набег? – спросила я вошедшего в хижину Этеву.
Он посмотрел на меня, сурово нахмурив брови. – Нечего женщинам задавать такие вопросы.
Глава 20
Уже начинало темнеть, когда в
шабоно
явился Пуривариве. Я не видела его со времени своей болезни, с той самой ночи, когда он стоял посреди поляны с руками, с мольбой распахнутыми во тьму. От Милагроса я узнала что шесть дней и ночей подряд старый
шапори
принимал
эпену.
Старик чуть не сломался под бременем духов, которых призвал в свою грудь, но продолжал упорно молить их о моем исцелении от приступа тропической лихорадки.
Ритими особо отметила, что главная трудность с моим исцелением заключалась в том, что хекуры не любят, когда их призывают в сезон дождей. – Тебя спасла только хекура колибри, – объясняла она. – Дух колибри, хоть и маленький, но могущественный. Искусный шапори призывает его как крайнее средство.
Я без всякого энтузиазма выслушала заверения обнимавшей меня за шею Ритими насчет того, что случись мне умереть, моя душа не отправилась бы скитаться по лесу, а мирно вознеслась бы в Дом Грома, ибо тело мое было бы сожжено, а истолченные в порошок кости съела бы она и вся ее родня.
Я вышла на поляну к Пуривариве и, присев рядом с ним, сказала: – Я уже выздоровела.
Он поднял на меня мутные, почти сонные глаза и погладил по голове. Его темная маленькая ладонь двигалась проворно и легко, хотя казалась тяжелой и неповоротливой. Едва заметная тень нежности смягчила его черты, но он не произнес ни слова. Интересно, подумала я, знает ли он, что во время болезни я почувствовала, как клюв колибри рассекает мне грудь. Об этом я не рассказывала никому.
Вокруг Пуривариве собралась группа мужчин с лицами и телами, раскрашенными черной краской. Они вдули друг другу в нос эпену и стали слушать его заклинания, которыми он молил хекур покинуть свои убежища в горах. В слабом свете очагов черные мужские фигуры все больше походили на тени. Они тихо вторили песнопениям шамана. Во все убыстряющемся темпе невнятной скороговорки постепенно нарастала мощь и угроза, и я почувствовала, как по спине у меня пробежал холодок.
Вернувшись в хижину, я спросила Ритими, что это за обряд исполняют мужчины.
– Они направляют хекур в деревню Мокототери убивать врагов.
– И враги действительно умрут? Подтянув коленки, она вперила задумчивый взгляд в кромешную черноту безлунного и беззвездного неба над пальмовой крышей и тихо сказала: – Умрут.
В полной уверенности, что настоящего набега так и не будет, я засыпала и просыпалась под пение заклинаний. Я не столько слышала, сколько зримо представляла себе звуковые образы, которые взлетали и падали, уносясь с дымом очагов.
Прошло несколько часов. Я поднялась и села у хижины. Почти все мужчины разошлись по своим гамакам. На поляне осталось лишь десять человек, в том числе Этева. Закрыв глаза, они вторили песне Пуривариве. В пропитанном сыростью воздухе слова доносились четко и внятно: Следуй за мной, следуй за моим видением.
Следуй за мной над вершинами деревьев.
Взгляни на птиц и мотыльков; таких красок ты никогда не увидишь на земле.
Я возношусь на небеса к самому Солнцу.
Песню шапори внезапно прервал один из мужчин. С криком: – Меня ударило солнце – жжет глаза! – он вскочил и беспомощно оглянулся в темноте. Ноги его подкосились, и он с глухим ударом рухнул на землю. Никто словно ничего и не заметил.
Голос Пуривариве звучал все требовательнее, словно в стремлении возвысить всех мужчин до представленного им образа. Он снова и снова повторял свою песню тем, кто еще оставался рядом. Чтобы мужчины не заплутали в тумане своих видений, он предупредил их, что на пути к Солнцу в лесных дебрях и сплетении корней их подстерегают острые копья бамбуковых листьев и ядовитые змеи. Но больше всего он убеждал мужчин не впадать в сонное забытье, а шагнуть из тьмы ночи в белую тьму солнца. Он обещал им, что их тела пропитаются жаром хекур, & глаза их засияют драгоценным солнечным светом.
Я просидела у хижины до тех пор, пока заря не стерла с земли остатки сумерек, и в надежде обнаружить какое-нибудь явное свидетельство их путешествия к Солнцу, стала переходить от одного мужчины к другому, пристально вглядываясь в их лица.
Пуривариве провожал меня полными любопытства глазами и с насмешливой улыбкой на изрезанном морщинами лице.
– Ты не найдешь видимых следов того, что они летали к Солнцу, – сказал он, словно читая мои мысли. – Глаза их тусклы и красны от бессонной ночи, – добавил он, указывая на мужчин, тупо уставившихся в пустоту и совершенно безразличных к моему присутствию. – Драгоценный свет, отражение которого ты ищешь в их зрачках, сияет теперь у них внутри. И видят его только они сами.
И не дав мне спросить о его путешествии к Солнцу, он вышел из шабоно и скрылся в лесу.
В последовавшие за этим дни в деревне воцарилось мрачное тягостное настроение. Поначалу я лишь смутно чувствовала, а затем уже не могла отделаться от уверенности, что от меня намеренно скрывают приближение некоего события. Я стала угрюмой, замкнутой и раздражительной. Пытаясь перебороть ощущение отчужденности, я старалась скрыть свои дурные предчувствия, но меня словно осаждали некие не поддающиеся определению силы.
Если я спрашивала Ритими или любую другую женщину, не надвигаются ли какие-то перемены, они даже не реагировали на мой вопрос и вместо этого затевали разговор о каком-нибудь дурацком случае в надежде меня рассмешить.
– На нас готовится набег? – наконец спросила я у Арасуве в один прекрасный день.
Он повернул ко мне озабоченное лицо, словно пытался, но не мог разобрать мои слова.
Я сконфузилась, разнервничалась и чуть не заплакала.
Я сказала ему, что не такая уж я дура, чтобы не замечать, что мужчины постоянно находятся в боевой готовности, а женщины боятся ходить одни на огороды или рыбную ловлю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67