Разве он когда-нибудь предавал друзей?
– Ну ладно. Давай не будем об этом. Послушай, Дорс, ты меня извини, конечно, но у меня уйма работы.
Амариль резко отвернулся и склонился над столом.
– Да-да, я не буду тебе мешать. Дорс ушла недовольная.
23
– Входи, ма, – сказал Рейч, улыбаясь, – Плацдарм пуст. Я услал Ванду и Манеллу погулять.
Дорс вошла, по привычке огляделась и села на первый попавшийся стул.
– Спасибо, сынок.
Некоторое время она сидела молча. Казалось, Империя всем своим колоссальным весом легла на ее плечи.
Рейч подождал немного и сказал:
– Мне до сих пор не удалось спросить тебя о твоем отважном вторжении на дворцовую территорию. Не у каждого есть матушка, способная на такой подвиг.
– Об этом мы не будем говорить, Рейч.
– Ну хорошо, тогда скажи… по тебе никогда не скажешь, как ты себя чувствуешь, но сейчас такое впечатление, что ты вроде бы не в себе. Что случилось?
– Я действительно, как ты говоришь, не в себе. Настроение паршивое, поскольку я думаю об очень важных вещах, а с папой говорить о них невозможно. Он замечательный человек, но ладить с ним ужасно трудно. Его никакими силами невозможно вывести из равновесия. Начну говорить, что я волнуюсь за него – он отмахнется и скажет, – что это все из-за того, что я без всяких оснований боюсь за его жизнь и стараюсь оберегать его.
– Ма, но это правда – ты действительно чаще всего боишься за папу безосновательно. Если у тебя на уме что-нибудь страшное, то скорее всего ты ошибаешься.
– Спасибо, утешил. Ты говоришь в точности как он, а я не могу найти себе места. Просто не знаю, что делать.
– Ну, тогда тебе надо выговориться, ма. Расскажи мне все. С самого начала.
– Все началось со сна Ванды.
– Ах, со сна Ванды? Ма, лучше не продолжай. Папа, будь он на моем месте, не дал бы тебе дальше говорить. Нет, ты говори, конечно. Малышке приснился сон, и ты сделала из мухи слона. Это глупо.
– Я думаю, что это был не сон, Рейч. Я думаю то, что она приняла за сон, было на самом деле явью, и в этой яви двое мужчин разговаривали о смерти ее деда.
– Это всего-навсего твоя догадка, Как можно доказать, что это правда?
– А ты все-таки представь, что это правда. Единственное слово, которое она запомнила, кроме слова «смерть», это слово – «финики». При чем тут могут быть финики? Скорее всего, она слышала какое-то другое слово, оно ей было незнакомо, но по звучанию похоже на слово «финики». Что это могло быть за слово?
– Ну, это уж я не знаю, – пожал плечами Рейч.
Дорс не оставила без внимания его реакцию.
– Ты, конечно, считаешь, что это плод моего болезненного воображения. И все же, если это окажется правдой, это может означать, что против Гэри существует заговор – прямо здесь, среди сотрудников Проекта.
– Заговор среди сотрудников Проекта?! Для меня это столь же невероятно, как поиск логики в детском сне.
– Однако во всяком большом коллективе существуют свои обиды, зависть, ссоры.
– Конечно, конечно. Мы говорим друг другу обидные слова, хмуримся, злорадствуем – все что угодно, но все это не имеет никакого отношения к желанию убить папу.
– Тут все дело в степени желания. И очень может быть, что различие крошечное, но его окажется вполне достаточно.
– Ни за что не заставишь папу поверить в это. И меня, кстати, тоже. Значит, – сказал Рейч, расхаживая по комнате, – именно этим ты занималась в последние дни – пыталась выявить наличие так называемого заговора, да?
Дорс кивнула.
– Ничего не вышло?
Дорс опять кивнула.
– А тебе не показалось, что у тебя ничего не вышло именно потому, что никакого заговора нет и в помине?
Дорс покачала головой.
– У меня пока ничего не вышло, однако убежденность в том, что заговор существует, осталась. Я это интуитивно чувствую.
Рейч рассмеялся.
– Это как-то банально. От тебя даже странно такое слышать, ма.
– Видишь ли, есть слово, похожее на слово «финики». Это слово «физики».
– При чем тут могут быть «физики»?
– В Проекте работают сотрудники разного профиля. В том числе и физики.
– Ну и?
– Допустим, – упрямо тряхнула головой Дорс, – это означает, что убить Гэри хотят с помощью одного или нескольких физиков, сотрудников Проекта. Ванда слова «физики» не знает, так почему бы ей вместо этого не послышались «финики», если учесть, что она их просто обожает?
– Ты хочешь сказать мне, что в личном кабинете отца находились люди… кстати, сколько их там было?
– Ванда, вспоминая свой сон, говорит, что их было двое. У меня такое чувство, что одним из двоих был не кто иной, как полковник Хендер Линн, большая шишка в хунте, что ему был продемонстрирован в действии Главный Радиант, и он с кем-то вел разговор об уничтожении Гэри.
– Мама, ты меня прости, но это звучит все более и более дико. Полковник Линн и кто-то еще разговаривали о том, чтобы убить отца в его собственном кабинете, и при этом не заметили, что в кресле – маленькая девочка, которая может услышать их разговор? Так у тебя получается?
– Вроде того.
– В таком случае, раз речь шла о физиках, следовательно, второй человек, скорее всего – математик.
– Да, мне так кажется.
– А мне кажется, что это совершенно невероятно. Даже если бы это было так, о каком математике может идти речь? Их пятьдесят человек в Проекте.
– Я не со всеми беседовала. Но с некоторыми поговорила, и кое с кем из физиков, кстати, но пока ни до чего не докопалась. Но ты же понимаешь, я не могу задавать слишком конкретных вопросов.
– Короче говоря, никто из тех, с кем ты говорила, не вызвал у тебя ощущения существования заговора.
– Нет.
– Неудивительно, Этого не произошло, потому что…
– Я знаю, что ты скажешь, Рейч. Неужели ты думаешь, что люди возьмут и в приятной беседе раскроют все карты? Я же не пытаюсь силой вытягивать показания у кого бы то ни было. Ты представляешь, что скажет отец, если я обижу кого-нибудь из его драгоценных математиков? – И вдруг, совершенно другим голосом, Дорс спросила: – Рейч, ты в последнее время говорил с Юго Амарилем?
– В последнее – нет. Ты же знаешь, он не большой любитель разговоры разговаривать. Если у него отнять психоисторию, только кожа и останется.
Дорс печально усмехнулась, представив себе созданный Рейчем образ Юго.
– А я говорила с ним на днях. Знаешь, он показался мне каким-то отрешенным. Даже не то чтобы усталым. Нет, такое впечатление, что он ничего вокруг себя не замечает.
– Да. Это Юго во всей красе.
– А тебе не кажется, что в последнее время это состояние у него прогрессирует?
Немного подумав, Рейч ответил.
– Очень может быть. Он тоже стареет, как все мы, кроме тебя, ма, конечно.
– А тебе не кажется, что он стал вести себя несколько необычно – стал неуравновешенным, что ли?..
– Кто? Юго? С чего бы это ему становиться неуравновешенным? Дай ему только спокойно заниматься психоисторией, и он будет с ней возиться до конца своих дней.
– А мне так не кажется. Есть нечто, что его очень интересует – очень сильно. Вопрос о преемственности.
– Какой преемственности?
– Я намекнула, что в один прекрасный день у отца может возникнуть желание уйти в отставку, и оказалось, что у Юго нет никаких сомнений, что его преемником станет он.
– Ничего удивительного. Думаю, все согласны с тем, что Юго – законный наследник на этом посту. И отец наверняка думает так же.
– Все так, но у Юго явно пунктик на этот счет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
– Ну ладно. Давай не будем об этом. Послушай, Дорс, ты меня извини, конечно, но у меня уйма работы.
Амариль резко отвернулся и склонился над столом.
– Да-да, я не буду тебе мешать. Дорс ушла недовольная.
23
– Входи, ма, – сказал Рейч, улыбаясь, – Плацдарм пуст. Я услал Ванду и Манеллу погулять.
Дорс вошла, по привычке огляделась и села на первый попавшийся стул.
– Спасибо, сынок.
Некоторое время она сидела молча. Казалось, Империя всем своим колоссальным весом легла на ее плечи.
Рейч подождал немного и сказал:
– Мне до сих пор не удалось спросить тебя о твоем отважном вторжении на дворцовую территорию. Не у каждого есть матушка, способная на такой подвиг.
– Об этом мы не будем говорить, Рейч.
– Ну хорошо, тогда скажи… по тебе никогда не скажешь, как ты себя чувствуешь, но сейчас такое впечатление, что ты вроде бы не в себе. Что случилось?
– Я действительно, как ты говоришь, не в себе. Настроение паршивое, поскольку я думаю об очень важных вещах, а с папой говорить о них невозможно. Он замечательный человек, но ладить с ним ужасно трудно. Его никакими силами невозможно вывести из равновесия. Начну говорить, что я волнуюсь за него – он отмахнется и скажет, – что это все из-за того, что я без всяких оснований боюсь за его жизнь и стараюсь оберегать его.
– Ма, но это правда – ты действительно чаще всего боишься за папу безосновательно. Если у тебя на уме что-нибудь страшное, то скорее всего ты ошибаешься.
– Спасибо, утешил. Ты говоришь в точности как он, а я не могу найти себе места. Просто не знаю, что делать.
– Ну, тогда тебе надо выговориться, ма. Расскажи мне все. С самого начала.
– Все началось со сна Ванды.
– Ах, со сна Ванды? Ма, лучше не продолжай. Папа, будь он на моем месте, не дал бы тебе дальше говорить. Нет, ты говори, конечно. Малышке приснился сон, и ты сделала из мухи слона. Это глупо.
– Я думаю, что это был не сон, Рейч. Я думаю то, что она приняла за сон, было на самом деле явью, и в этой яви двое мужчин разговаривали о смерти ее деда.
– Это всего-навсего твоя догадка, Как можно доказать, что это правда?
– А ты все-таки представь, что это правда. Единственное слово, которое она запомнила, кроме слова «смерть», это слово – «финики». При чем тут могут быть финики? Скорее всего, она слышала какое-то другое слово, оно ей было незнакомо, но по звучанию похоже на слово «финики». Что это могло быть за слово?
– Ну, это уж я не знаю, – пожал плечами Рейч.
Дорс не оставила без внимания его реакцию.
– Ты, конечно, считаешь, что это плод моего болезненного воображения. И все же, если это окажется правдой, это может означать, что против Гэри существует заговор – прямо здесь, среди сотрудников Проекта.
– Заговор среди сотрудников Проекта?! Для меня это столь же невероятно, как поиск логики в детском сне.
– Однако во всяком большом коллективе существуют свои обиды, зависть, ссоры.
– Конечно, конечно. Мы говорим друг другу обидные слова, хмуримся, злорадствуем – все что угодно, но все это не имеет никакого отношения к желанию убить папу.
– Тут все дело в степени желания. И очень может быть, что различие крошечное, но его окажется вполне достаточно.
– Ни за что не заставишь папу поверить в это. И меня, кстати, тоже. Значит, – сказал Рейч, расхаживая по комнате, – именно этим ты занималась в последние дни – пыталась выявить наличие так называемого заговора, да?
Дорс кивнула.
– Ничего не вышло?
Дорс опять кивнула.
– А тебе не показалось, что у тебя ничего не вышло именно потому, что никакого заговора нет и в помине?
Дорс покачала головой.
– У меня пока ничего не вышло, однако убежденность в том, что заговор существует, осталась. Я это интуитивно чувствую.
Рейч рассмеялся.
– Это как-то банально. От тебя даже странно такое слышать, ма.
– Видишь ли, есть слово, похожее на слово «финики». Это слово «физики».
– При чем тут могут быть «физики»?
– В Проекте работают сотрудники разного профиля. В том числе и физики.
– Ну и?
– Допустим, – упрямо тряхнула головой Дорс, – это означает, что убить Гэри хотят с помощью одного или нескольких физиков, сотрудников Проекта. Ванда слова «физики» не знает, так почему бы ей вместо этого не послышались «финики», если учесть, что она их просто обожает?
– Ты хочешь сказать мне, что в личном кабинете отца находились люди… кстати, сколько их там было?
– Ванда, вспоминая свой сон, говорит, что их было двое. У меня такое чувство, что одним из двоих был не кто иной, как полковник Хендер Линн, большая шишка в хунте, что ему был продемонстрирован в действии Главный Радиант, и он с кем-то вел разговор об уничтожении Гэри.
– Мама, ты меня прости, но это звучит все более и более дико. Полковник Линн и кто-то еще разговаривали о том, чтобы убить отца в его собственном кабинете, и при этом не заметили, что в кресле – маленькая девочка, которая может услышать их разговор? Так у тебя получается?
– Вроде того.
– В таком случае, раз речь шла о физиках, следовательно, второй человек, скорее всего – математик.
– Да, мне так кажется.
– А мне кажется, что это совершенно невероятно. Даже если бы это было так, о каком математике может идти речь? Их пятьдесят человек в Проекте.
– Я не со всеми беседовала. Но с некоторыми поговорила, и кое с кем из физиков, кстати, но пока ни до чего не докопалась. Но ты же понимаешь, я не могу задавать слишком конкретных вопросов.
– Короче говоря, никто из тех, с кем ты говорила, не вызвал у тебя ощущения существования заговора.
– Нет.
– Неудивительно, Этого не произошло, потому что…
– Я знаю, что ты скажешь, Рейч. Неужели ты думаешь, что люди возьмут и в приятной беседе раскроют все карты? Я же не пытаюсь силой вытягивать показания у кого бы то ни было. Ты представляешь, что скажет отец, если я обижу кого-нибудь из его драгоценных математиков? – И вдруг, совершенно другим голосом, Дорс спросила: – Рейч, ты в последнее время говорил с Юго Амарилем?
– В последнее – нет. Ты же знаешь, он не большой любитель разговоры разговаривать. Если у него отнять психоисторию, только кожа и останется.
Дорс печально усмехнулась, представив себе созданный Рейчем образ Юго.
– А я говорила с ним на днях. Знаешь, он показался мне каким-то отрешенным. Даже не то чтобы усталым. Нет, такое впечатление, что он ничего вокруг себя не замечает.
– Да. Это Юго во всей красе.
– А тебе не кажется, что в последнее время это состояние у него прогрессирует?
Немного подумав, Рейч ответил.
– Очень может быть. Он тоже стареет, как все мы, кроме тебя, ма, конечно.
– А тебе не кажется, что он стал вести себя несколько необычно – стал неуравновешенным, что ли?..
– Кто? Юго? С чего бы это ему становиться неуравновешенным? Дай ему только спокойно заниматься психоисторией, и он будет с ней возиться до конца своих дней.
– А мне так не кажется. Есть нечто, что его очень интересует – очень сильно. Вопрос о преемственности.
– Какой преемственности?
– Я намекнула, что в один прекрасный день у отца может возникнуть желание уйти в отставку, и оказалось, что у Юго нет никаких сомнений, что его преемником станет он.
– Ничего удивительного. Думаю, все согласны с тем, что Юго – законный наследник на этом посту. И отец наверняка думает так же.
– Все так, но у Юго явно пунктик на этот счет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100