Как уже говорилось, длительная затяжка с открытием второго фронта, несомненно, была обусловлена стремлением британского и американского правительств максимально ослабить Советский Союз, против которого фашистское верховное командование бросало все силы военной машины Германии. За счет Советского Союза Великобритания и США хотели сберечь собственные силы, которые они намеревались ввести в действие на последнем этапе войны, чтобы продиктовать свои условия послевоенного устройства. Подлинные причины задержки открытия второго фронта раскрыл бывший военный министр США Стимсон, который в своих воспоминаниях писал: «Не открыть вовремя сильный западный фронт… означало переложить всю тяжесть войны на Россию». Посол СССР в Великобритании сообщал в НКИД СССР, что у Черчилля и Рузвельта «доминирует одна и та же идея – идея «легкой войны» для себя». Разъясняя термин «легкая война», он писал в другой своей телеграмме: «Конкретно это означает, что разбить Германию на суше в основном должен Советский Союз, Англия же будет оказывать ему в этой борьбе лишь «содействие». Чем позже Англия включится в такое «содействие», тем лучше, ибо тем свежее она придет к финишу и тем легче ей будет играть руководящую роль на будущей мирной конференции. Наоборот, под этим углом зрения выгодно, чтобы СССР пришел к финишу возможно более ослабленным и истощенным».
Общеизвестно, что второй фронт в Европе не был открыт ни, как обещали, в 1942 году, ни, вопреки заверениям, в 1943 году. Его открыли лишь летом 1944 года, когда западные державы осуществили высадку в Нормандии. К этому времени большая часть временно оккупированной территории Советского Союза была уже освобождена. Советская армия-освободительница была уже на подходах к Чехословакии и к Польше. Открытие второго фронта в Европе летом 1944 года было, таким образом, вне всяких сомнений результатом гигантской битвы Красной Армии за Сталинград и выдающейся победы в битве на Курской дуге в 1943 году. Теперь западным державам приходилось реально считаться с тем, что в случае дальнейшей затяжки выполнения своих обязательств в отношении Советского Союза они не смогут после военного поражения гитлеровской Германии оказать решающего влияния на послевоенную обстановку в Европе.
Гость из Бухареста
В середине февраля 1942 года я получил наконец долгожданный ответ из Бухареста. Он поступил в форме сообщения, что «с той же почтой» мне, хотя и с опозданием, послан новогодний подарок – молодой гусь. Отправитель просил меня подтвердить получение в целости и сохранности его дара. Другое сообщение нашего адресата из Бухареста – о том, что он сможет приехать по делам в Берлин лишь в апреле, – меня не очень порадовало. Мы с Ильзой Штёбе очень надеялись, что он быстро поможет нам установить надежную связь с Центром.
Молодой гусь из Румынии, которого через несколько дней мне вручил курьер МИД, был чрезвычайно вкусным. Ввиду весьма скудного рациона мяса и жиров, которые мы получали по карточкам, он произвел на Шарлотту, которая в то время гостила у меня в Берлине и не знала подоплеки этого дела, впечатление неожиданного небесного дара. Мы пригласили и Ильзу Штёбе отведать жаркое.
Во второй половине апреля человек из Бухареста наконец приехал в Берлин. Мы условились встретиться с ним за обедом в «Мужском клубе». Там мы рассказали друг другу о том, как протекала наша «легальная» деятельность со времени нашей последней встречи в 1939 году, незадолго до нападения гитлеровской Германии на Польшу. Затем мы совершили довольно продолжительную послеобеденную прогулку в расположенном неподалеку парке и обсудили важные для нас обоих вопросы.
Эта беседа меня разочаровала. Товарищ, которого я считал политически устойчивым и хватким, упал духом и в первые недели после нападения на Советский Союз фашистской Германии прекратил связь с Центром. Огромная материальная подготовка к агрессии на территории Румынии и первые быстрые ошеломляющие успехи фашистской военной машины произвели на него столь сильное впечатление, что он пришел к мысли о возможности поражения Советского Союза в этой войне.
В долгой товарищеской беседе я терпеливо пытался убедить его, что, несмотря на все свои первоначальные успехи, гитлеровская Германия не сможет выиграть войну. Я рассказал ему о плане «блицкрига» нацистов и о провале этого плана, сообщил известные мне сведения об огромных потерях нацистского вермахта и о формировании широкой антигитлеровской коалиции. Поделился я с ним и тем, что видел в Кракове, Львове и Киеве. Я всячески пытался убедить его в том, что он должен побороть свое малодушие, исправить допущенную ошибку и, если это еще возможно, восстановить связь с Центром.
О наших берлинских трудностях со связью я ему уже не рассказывал – мне было ясно, что рассчитывать на его помощь в решении наших проблем мы не можем. Но поскольку мы когда-то являлись друзьями и я все еще считал его честным человеком, я хотел помочь ему справиться со своими проблемами и вернуться в ряды фронта борьбы коммунистов против врагов человечества – фашистов.
Я никогда больше не встречался с ним. Знаю, что он пережил войну, что ему было нелегко объяснить проявленное им малодушие. Некоторые его высказывания, о которых я кое-что узнал позднее, убедили меня, что наш продолжительный разговор в берлинском парке Тиргартен произвел на него должное впечатление.
Насколько мне известно, он не предал кого-либо из наших товарищей. Просто у него не хватило мужества, чтобы участвовать в активной борьбе против гитлеровского режима в условиях войны. В конце концов, не у всех хватает нервов, чтобы в течение многих лет жить, так сказать, с петлей на шее и выстоять в борьбе с врагом, который кажется намного сильнее тебя.
Снова внешняя торговля
Я договорился с Ильзой Штёбе о том, что попытаюсь уйти из отдела информации МИД и снова устроиться в отделе торговой политики. Мне думалось, что работа в этом отделе будет более надежным прикрытием моей подпольной деятельности. Кроме того, я чувствовал, что мои нервы могут не выдержать возможных дальних поездок вроде той, что мне пришлось совершить в Краков, Львов и Киев. И, наконец, нам казалось, что в отделе информации и без меня было достаточно противников нацистского режима.
И вот я решил попытать счастья у министериальдиректора Виля, которому тогда подчинялся отдел торговой политики МИД. Сначала я обратился к посланнику Шнурре, о котором уже рассказывал в связи с историей германо-советских торговых отношений. Я заявил Шнурре, что мне как внешнеторговому эксперту не по душе работа в отделе информации, которая носит исключительно политический характер. Я сказал ему, что предпочел бы работу, которая в большей мере соответствовала бы моим знаниям, а также наклонностям. Не может ли он помочь мне, спросил я его?
Шнурре, который являлся заместителем министериальдиректора Виля, обещал поговорить с ним о моей просьбе. Когда я пришел к Вилю, тот был уже в курсе дела. Он предложил мне должность заведующего референтурой Франции, Бельгии и Голландии в большом, но в значительной мере парализованном войной секторе внешней торговли. Бывшему заведующему референтурой фон Мальтцану пришлось уйти из МИД, поскольку его бабка являлась еврейкой, и пристроиться в известном уже читателям «народнохозяйственном» отделе концерна «ИГ-Фарбен».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144