А от них зависело очень многое: например, своевременный подвоз топлива и боеприпасов для самолетов, доставка запасных частей для поврежденных машин. БАО – это также баня и смена белья, полевая почта и денежный аттестат, кино и ночлег, санчасть и пригодная для полетов взлетно-посадочная полоса. Десятки человек обеспечивали боевые вылеты штурмовика. Вместе с летчиком в бою незримо участвовали мотористы и повара, медсестры и водители бензовозов, официантки и финансисты, специалисты службы горюче-смазочных материалов и боепитания, многие солдаты, сержанты и офицеры, которых летчик мог и не знать в лицо.
В авиационном полку о работе батальона и его руководства прежде всего судили по столовой. Нелегко при отступлении и наступлении, при частой смене аэродромов наладить хорошее питание. Летчики в основном ребята молодые, в каждом вылете тратили немало сил и энергии. И питание очень много значило для их боеспособности. Не случайно летная норма считается одной из самых высококалорийных, иначе не справиться летчику с большими перегрузками. Работники аэродромных батальонов делали максимум возможного, чтобы обеспечить летчиков всем необходимым. Но то, что мы увидели седьмого мая, в день овладения Сапун-горой, превзошло все наши ожидания. Мы уже привыкли к суровому быту полевых аэродромов, землянкам и палаткам, дощатым навесам и барачным зданиям. Мы ели из котелков и алюминиевых мисок, пили из солдатских кружек, на наших грубо сколоченных столах появлялись лишь скромные лесные или полевые цветы. Мы только что возвратились с задания, возбужденные и радостные, потому что все были живы и невредимы, что враг был крепко прижат к морю. Так и шли шумной толпой, переговариваясь. Но шагнув за порог столовой, остановились. На белых скатертях алели яркие букеты крымских тюльпанов. Столы были накрыты по всем правилам ресторанной сервировки, рядом с приборами лежали даже салфетки. Посредине зала стояла красавица старшая официантка и приветливо приглашала:
– Пожалуйста, товарищи летчики! Только подождем командира…
Сразу захотелось снять верхнюю одежду, взглянуть на себя в зеркало. Я машинально провел рукой по щеке: брился вчера вечером, уже появилась жестковатая щетинка. Посмотрел на летчиков эскадрильи, они тоже были смущены своим внешним видом. Тогда единогласно решили сначала привести себя в порядок и повернулись к выходу. Но навстречу уже шел подполковник Смыков с майором, командиром БАО. Очень жаль, что время стерло в памяти его фамилию. Глядя на него, я подумал: так вот чьими заботами устроен этот праздник…
Георгий Михайлович объявил:
– Сегодня торжественный ужин для героев крымского неба. Всех прошу в зал.
Весело и шумно мы провели тот вечер. Конечно же были опрокинуты фронтовые сто граммов, но пьянили не они, а радость от сознания, что Сапун-гора, этот ключ к Севастополю, была в наших руках. А через день, 9 мая 1944 года, Севастополь был полностью освобожден от фашистских захватчиков. Мог ли кто тогда подумать, что ровно год остался до нашей великой Победы. Но враг еще топтал советскую землю, еще тлели отдельные очаги его сопротивления в Крыму. Однако уже никто не сомневался, что фашистской неволе пришел конец и Крым снова станет советским.
В ночь на 12 мая Приморская армия и 10-й стрелковый корпус 51-й армии прорвали и уничтожили последние позиции противника в Крыму и остатки его войск. Были взяты бухты Казачья, Камышовая и Херсонесский маяк. С рассветом 12 мая летчики полка собрались на командном пункте. И тут нас застала радостная весть: боевая готовность снята! Крым полностью очищен от противника. Стихийно начался митинг. Алексей Иванович Поваляев что-то говорил о долгом и трудном пути, пройденном полком, о том, что гитлеровцы в сорок первом – сорок втором годах не могли овладеть Севастополем в течение 250 суток, а мы освободили Крым за 35. В сорок первом году у фашистов было больше техники и дивизий. Герои Севастополя тогда вынуждены были отступить, чтобы в мае 1944 года возвратиться сюда навсегда. Захотелось посмотреть легендарную землю не с высоты полета, а пройтись по ней, побывать на местах боев, увидеть результаты своей работы.
– А что, хорошая идея! – подхватил начальник штаба Андрей Яковлевич Красюков. – Пока новая задача не получена, оседлаем полуторку, наметим маршрут и – в путь-дорогу.
Подполковник Смыков не возражал. Сразу же составили команду. В нее вошли, кроме Красикова, два комэска – я и Карпов, инженер полка майор Григин, командир звена лейтенант Маркелов. К нам присоединилась группа офицеров соседнего штурмового полка. Прихватили мы и фотографа, чтобы увековечить нашу поездку, Наметили маршрут: Симферополь – Бахчисарай – долина реки Альма – Мекензиевы горы – Севастополь – мыс Херсонес. Получив на двое суток сухой паек, наша «экскурсионная» группа отправилась в путешествие. Машина, правда, нам досталась старенькая, зато шофер оказался бывалым фронтовиком и выжимал из своей полуторки все ее лошадиные силы. Случались и вынужденные остановки, когда приходилось на ходу ремонтировать «старушку». Делали мы это дружно, с подначками и смехом. Невозмутимый и молчаливый водитель знал цену шутке, поэтому не обижался. Мы же чувствовали себя легко и свободно, потому что ехали по своей родной земле и под своим небом. Однако с каждым километром все строже, суровее становились наши лица. Стоя в кузове, мы внимательно всматривались в разбитую технику, свою и чужую, в свежие воронки, густо засеявшие крымскую землю, в ее глубокие раны.
В войну летчики никогда не расставались с картой, заправленной в планшет. Захватили мы карты и сейчас, Когда подъехали к Мекензиевым горам, к той самой высоте 60,6, я сориентировался по карте и объявил:
– Сейчас будет поворот, за которым стояла вражеская батарея!
– Она и теперь там стоит, – пошутил кто-то.
Все рассмеялись. Вот будет номер, если я ошибся! Один поворот, другой, и вот та самая бывшая огневая позиция противника. Тут я не выдержал, забарабанил по кабине. Испуганно выглянул Красюков:
– Что случилось?
– Андрей Яковлевич! Задержимся на минутку! Обнаружились знакомые места…
На позицию пошли гуськом – а вдруг минное поле? А вот и следы нашей работы: побитые и перевернутые вражеские орудия, щепки от снарядных ящиков, развороченные ровики. Сразу заметно – огонь был точный, в этом мы теперь могли убедиться воочию.
– Да, хорошая работа, – заметил командир эскадрильи соседнего полка. – Ювелирная! Скупая похвала товарища воспринимается как награда.
Андрей Яковлевич, наш начальник штаба, одобрительно кивает головой:
– Молодцы!
До окраины Севастополя добрались перед закатом солнца. Южная ночь опустилась быстро, и мы еле успели найти ночлег в чудом уцелевшей секции трехэтажного дома. Оказалось, что в развалинах жили люди. Теперь известно, что до войны в Севастополе насчитывалось свыше ста тысяч жителей. После освобождения города в нем осталось чуть больше тысячи – один из ста!
Только мы улеглись отдыхать – нам с Карповым досталась одна на двоих старинная кровать, – как вдруг послышался грохот, завывание моторов, взрывы: это фашисты прилетели бомбить остатки города. С восходом солнца где-то рядом раздался душераздирающий женский плач. Когда мы вышли из подъезда дома, то увидели, как, обняв друг друга, голосили две пожилые женщины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
В авиационном полку о работе батальона и его руководства прежде всего судили по столовой. Нелегко при отступлении и наступлении, при частой смене аэродромов наладить хорошее питание. Летчики в основном ребята молодые, в каждом вылете тратили немало сил и энергии. И питание очень много значило для их боеспособности. Не случайно летная норма считается одной из самых высококалорийных, иначе не справиться летчику с большими перегрузками. Работники аэродромных батальонов делали максимум возможного, чтобы обеспечить летчиков всем необходимым. Но то, что мы увидели седьмого мая, в день овладения Сапун-горой, превзошло все наши ожидания. Мы уже привыкли к суровому быту полевых аэродромов, землянкам и палаткам, дощатым навесам и барачным зданиям. Мы ели из котелков и алюминиевых мисок, пили из солдатских кружек, на наших грубо сколоченных столах появлялись лишь скромные лесные или полевые цветы. Мы только что возвратились с задания, возбужденные и радостные, потому что все были живы и невредимы, что враг был крепко прижат к морю. Так и шли шумной толпой, переговариваясь. Но шагнув за порог столовой, остановились. На белых скатертях алели яркие букеты крымских тюльпанов. Столы были накрыты по всем правилам ресторанной сервировки, рядом с приборами лежали даже салфетки. Посредине зала стояла красавица старшая официантка и приветливо приглашала:
– Пожалуйста, товарищи летчики! Только подождем командира…
Сразу захотелось снять верхнюю одежду, взглянуть на себя в зеркало. Я машинально провел рукой по щеке: брился вчера вечером, уже появилась жестковатая щетинка. Посмотрел на летчиков эскадрильи, они тоже были смущены своим внешним видом. Тогда единогласно решили сначала привести себя в порядок и повернулись к выходу. Но навстречу уже шел подполковник Смыков с майором, командиром БАО. Очень жаль, что время стерло в памяти его фамилию. Глядя на него, я подумал: так вот чьими заботами устроен этот праздник…
Георгий Михайлович объявил:
– Сегодня торжественный ужин для героев крымского неба. Всех прошу в зал.
Весело и шумно мы провели тот вечер. Конечно же были опрокинуты фронтовые сто граммов, но пьянили не они, а радость от сознания, что Сапун-гора, этот ключ к Севастополю, была в наших руках. А через день, 9 мая 1944 года, Севастополь был полностью освобожден от фашистских захватчиков. Мог ли кто тогда подумать, что ровно год остался до нашей великой Победы. Но враг еще топтал советскую землю, еще тлели отдельные очаги его сопротивления в Крыму. Однако уже никто не сомневался, что фашистской неволе пришел конец и Крым снова станет советским.
В ночь на 12 мая Приморская армия и 10-й стрелковый корпус 51-й армии прорвали и уничтожили последние позиции противника в Крыму и остатки его войск. Были взяты бухты Казачья, Камышовая и Херсонесский маяк. С рассветом 12 мая летчики полка собрались на командном пункте. И тут нас застала радостная весть: боевая готовность снята! Крым полностью очищен от противника. Стихийно начался митинг. Алексей Иванович Поваляев что-то говорил о долгом и трудном пути, пройденном полком, о том, что гитлеровцы в сорок первом – сорок втором годах не могли овладеть Севастополем в течение 250 суток, а мы освободили Крым за 35. В сорок первом году у фашистов было больше техники и дивизий. Герои Севастополя тогда вынуждены были отступить, чтобы в мае 1944 года возвратиться сюда навсегда. Захотелось посмотреть легендарную землю не с высоты полета, а пройтись по ней, побывать на местах боев, увидеть результаты своей работы.
– А что, хорошая идея! – подхватил начальник штаба Андрей Яковлевич Красюков. – Пока новая задача не получена, оседлаем полуторку, наметим маршрут и – в путь-дорогу.
Подполковник Смыков не возражал. Сразу же составили команду. В нее вошли, кроме Красикова, два комэска – я и Карпов, инженер полка майор Григин, командир звена лейтенант Маркелов. К нам присоединилась группа офицеров соседнего штурмового полка. Прихватили мы и фотографа, чтобы увековечить нашу поездку, Наметили маршрут: Симферополь – Бахчисарай – долина реки Альма – Мекензиевы горы – Севастополь – мыс Херсонес. Получив на двое суток сухой паек, наша «экскурсионная» группа отправилась в путешествие. Машина, правда, нам досталась старенькая, зато шофер оказался бывалым фронтовиком и выжимал из своей полуторки все ее лошадиные силы. Случались и вынужденные остановки, когда приходилось на ходу ремонтировать «старушку». Делали мы это дружно, с подначками и смехом. Невозмутимый и молчаливый водитель знал цену шутке, поэтому не обижался. Мы же чувствовали себя легко и свободно, потому что ехали по своей родной земле и под своим небом. Однако с каждым километром все строже, суровее становились наши лица. Стоя в кузове, мы внимательно всматривались в разбитую технику, свою и чужую, в свежие воронки, густо засеявшие крымскую землю, в ее глубокие раны.
В войну летчики никогда не расставались с картой, заправленной в планшет. Захватили мы карты и сейчас, Когда подъехали к Мекензиевым горам, к той самой высоте 60,6, я сориентировался по карте и объявил:
– Сейчас будет поворот, за которым стояла вражеская батарея!
– Она и теперь там стоит, – пошутил кто-то.
Все рассмеялись. Вот будет номер, если я ошибся! Один поворот, другой, и вот та самая бывшая огневая позиция противника. Тут я не выдержал, забарабанил по кабине. Испуганно выглянул Красюков:
– Что случилось?
– Андрей Яковлевич! Задержимся на минутку! Обнаружились знакомые места…
На позицию пошли гуськом – а вдруг минное поле? А вот и следы нашей работы: побитые и перевернутые вражеские орудия, щепки от снарядных ящиков, развороченные ровики. Сразу заметно – огонь был точный, в этом мы теперь могли убедиться воочию.
– Да, хорошая работа, – заметил командир эскадрильи соседнего полка. – Ювелирная! Скупая похвала товарища воспринимается как награда.
Андрей Яковлевич, наш начальник штаба, одобрительно кивает головой:
– Молодцы!
До окраины Севастополя добрались перед закатом солнца. Южная ночь опустилась быстро, и мы еле успели найти ночлег в чудом уцелевшей секции трехэтажного дома. Оказалось, что в развалинах жили люди. Теперь известно, что до войны в Севастополе насчитывалось свыше ста тысяч жителей. После освобождения города в нем осталось чуть больше тысячи – один из ста!
Только мы улеглись отдыхать – нам с Карповым досталась одна на двоих старинная кровать, – как вдруг послышался грохот, завывание моторов, взрывы: это фашисты прилетели бомбить остатки города. С восходом солнца где-то рядом раздался душераздирающий женский плач. Когда мы вышли из подъезда дома, то увидели, как, обняв друг друга, голосили две пожилые женщины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65