Она заметила, что рессоры смягчают толчки на ухабах, так что даже по плохой дороге можно было ехать с удобствами. Как все это отличалось от той поездки, которую она совершила в дилижансе несколько дней назад.
И все же ей никак не удавалось расслабиться. Может быть, потому, что герцог Риджуэй сидел совсем рядом, почти вплотную к ней.
Почему он приехал? Почему он проявляет такой интерес к ее делам? И почему она разрешила ему сопровождать себя?
Она могла сказать «нет». Могла бы возражать и более решительно.
– Почему?.. – спросила она неожиданно. – Почему вы оказались здесь, в Уилтшире? Почему везете меня в Роксфорд?
Герцог не ответил, даже не повернулся к ней. Он молча смотрел в окно.
– Вы же знаете, что не убивали слугу своего кузена, – проговорил он наконец. – Во всяком случае, не вы виновны в его смерти. И все же вам не по себе.., поэтому вы и решили отправиться в Роксфорд. А я… Я не мог отпустить вас одну.
К тому же я чувствую, что вам необходимо совершить эту поездку.
Флер невольно улыбнулась. Ответ герцога ей понравился.
– И все-таки я вас не понимаю, – сказала она. – И никогда не понимала. Ведь герцогиня – очень красивая женщина. К тому же у вас есть дочь, которую вы безумно любите. Зачем таким мужчинам, как вы, нужны женщины для случайных связей? Я не понимаю…
Герцог по-прежнему смотрел в окно.
– Я не могу отвечать за других мужчин, – сказал он. – Но знаю, что нужно мне. Я не стану много говорить о своем браке, потому что должен уважать чувства моей жены. Скажу только одно: это очень неудачный брак, и так было с самого начала. Иногда ужасно трудно бороться с определенными желаниями. Но я был верен жене, если только не считать тот случай в гостинице…
Флер в изумлении взглянула на герцога. Желания? Неужели его брак настолько неудачен?
– Я не понимаю, что тогда произошло, – продолжал он. – Ведь вы не пытались как-то привлечь меня – просто молча стояли у стены. Я даже не сумел как следует рассмотреть вас. Может быть… – Герцог замолчал, и Флер подумала, что он больше не заговорит об этом. Но несколько секунд спустя он продолжил:
– Может быть, какое-то внутреннее чувство заставило меня.., узнать вас.
– Узнать?..
– Да, узнать свою бесценную жемчужину, – тихо проговорил он. Герцог снова умолк. Затем, судорожно сглотнув, пробормотал:
– Я решил изменить жене потому, что хотел ночи забвения. Но я совершил ужасную ошибку, когда воспользовался вашим отчаянным положением. Я очень виноват перед вами.
– А зачем вы отправили мистера Хаутона разыскивать меня? Тоже из-за чувства вины?
И тут он наконец-то повернулся к ней.
– Долгое время я говорил себе, что именно моя вина главная причина. Да и сейчас продолжаю убеждать себя в том же. Но не спрашивайте меня больше об этом. Флер.
Они пристально смотрели друг другу в глаза. Наконец, не выдержав его взгляда, Флер потупилась.
Она больше ни о чем не станет спрашивать его. Она не хочет знать правду. Судьба свела их, и это очень странно.
Странно.., и жестоко.
Глава 23
Они остановились, чтобы перекусить – по времени это не было ни ленчем, ни обедом, – и сразу же продолжили свой путь.
К удивлению герцога Риджуэя, они ехали молча уже несколько часов и за едой почти не разговаривали. Но это не была молчаливая отчужденность, от которой бы они испытывали неловкость.
Когда они снова заняли свои места в экипаже, выехавшем с гостиничного двора на дорогу, он снова взял ее руку, и снова их пальцы переплелись. Она не сопротивлялась. Тогда он крепче сжал ее ладонь.
Ему хотелось, чтобы они ехали так не тридцать, а триста миль. Или три тысячи.
Он ощущал на себе ее взгляд, но не повернул головы. Он хотел бы с самого начала их поездки сесть иначе, чтобы к ней была обращена неискалеченная половина его лица.
– Как это случилось? – тихо спросила она.
– Это? – переспросил он, указывая свободной рукой на шрам. – Я очень плохо помню, как все произошло. Это случилось в битве при Ватерлоо, разумеется. Я служил тогда в пехоте. Мы выстроились в каре, отбивая атаки вражеской конницы. Но кое-кому из молодых солдат было очень страшно, да и многим, кто постарше. Представьте, на вас мчится кавалерия, а у вас нет ничего, кроме штыков. Каре – хороший способ обороны, оно почти неприступно, но надо выстоять. А некоторые из наших людей дрогнули и попятились.
Я бросился вперед, чтобы ободрить их, и получил удар штыком в лицо.
Флер поморщилась, как от боли.
– Даже не от врага, – сказал он, улыбнувшись. – Ирония судьбы, не правда ли? Помню только, что почувствовал острую боль и попытался рукой стереть кровь с лица. Это было последнее, что я помню. Должно быть, возле меня разорвалось ядро, и я получил другие раны.
– И вы почти год не могли прийти в себя, – сказала она. – Вы так долго страдали.
– К счастью, почти все это время я лежал без памяти. А потом было очень трудно привыкнуть к мысли, что я буду всю жизнь носить эти отметины.
– А раны порой болят? – спросила она.
– Изредка. – Он снова улыбнулся ей.
– Я видела, как вы прихрамываете.
– Когда я устану или нервничаю. Тогда Сидни, мой слуга, становится настоящим тираном и делает мне массаж. Такой наглец, но у него волшебные руки.
Она улыбнулась:
– А почему вы отправились на войну? Если вы уже тогда имели титул герцога, зачем же было вступать в армию, да к тому же становиться пехотным офицером? У вас было несчастливое детство?
– Совсем наоборот. Я был вполне счастлив. Но нельзя наслаждаться жизнью и ничего не давать взамен. Тысячи людей сражались за нашу страну, хотя ничем не были обязаны ей, кроме того, что здесь родились. И все же они сражались за нее. Самое малое, что я мог сделать, это находиться бок о бок с ними.
– Расскажите мне о вашем детстве, – попросила она.
Он усмехнулся:
– Вы хотите услышать, каким хорошим маленьким мальчиком или каким сорванцом я был? Увы, я часто серьезно расстраивал отца. И слуг тоже. Один из них, который боялся привидений и дьявола, как-то встретил сразу два чудовища в нашем холле. Два сорванца, их звали Адам и Томас, прятались в верхней галерее и издавали воющие звуки, когда он дежурил по вечерам. Мы с братцем преследовали беднягу целых три недели, пока нас наконец не поймали. Я до сих пор помню, какую трепку я получил.
После нее мне пришлось часа два пролежать на кровати лицом вниз.
Она рассмеялась.
– Это было чудесное детство. Мы представляли себя то греческими героями, то викингами, то охотниками за медведями у водопада. Отец проводил с нами много времени, учил ловить рыбу, стрелять и ездить верхом. А моя мачеха научила меня играть на фортепиано, хотя я не обладаю талантом, подобным вашему. И еще она учила нас танцевать. Во время этих уроков мы много смеялись. Мачеха смешно упрекала нас в неловкости, говоря, что у нас обе ноги левые.
– И все же вы хорошо танцуете, – возразила Флер.
– Мне хотелось бы, чтобы и у Памелы было такое же счастливое детство. И хочется еще детей. Всегда мечтал о большой семье.
Он понял, что допустил какую-то неловкость, когда она вопросительно взглянула на него.
– Я сделаю счастливой свою дочь, когда вернусь домой, – сказал он. – Я больше не оставлю ее одну.
Он прикрыл глаза и положил обутую в сапог ногу на сиденье напротив. День клонился к вечеру. Наваливалась дрема.
Он никогда прежде не говорил о своих мечтах, желании иметь много детей – сыновей и дочерей, чтобы в Уиллоуби звенели веселые крики и смех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
И все же ей никак не удавалось расслабиться. Может быть, потому, что герцог Риджуэй сидел совсем рядом, почти вплотную к ней.
Почему он приехал? Почему он проявляет такой интерес к ее делам? И почему она разрешила ему сопровождать себя?
Она могла сказать «нет». Могла бы возражать и более решительно.
– Почему?.. – спросила она неожиданно. – Почему вы оказались здесь, в Уилтшире? Почему везете меня в Роксфорд?
Герцог не ответил, даже не повернулся к ней. Он молча смотрел в окно.
– Вы же знаете, что не убивали слугу своего кузена, – проговорил он наконец. – Во всяком случае, не вы виновны в его смерти. И все же вам не по себе.., поэтому вы и решили отправиться в Роксфорд. А я… Я не мог отпустить вас одну.
К тому же я чувствую, что вам необходимо совершить эту поездку.
Флер невольно улыбнулась. Ответ герцога ей понравился.
– И все-таки я вас не понимаю, – сказала она. – И никогда не понимала. Ведь герцогиня – очень красивая женщина. К тому же у вас есть дочь, которую вы безумно любите. Зачем таким мужчинам, как вы, нужны женщины для случайных связей? Я не понимаю…
Герцог по-прежнему смотрел в окно.
– Я не могу отвечать за других мужчин, – сказал он. – Но знаю, что нужно мне. Я не стану много говорить о своем браке, потому что должен уважать чувства моей жены. Скажу только одно: это очень неудачный брак, и так было с самого начала. Иногда ужасно трудно бороться с определенными желаниями. Но я был верен жене, если только не считать тот случай в гостинице…
Флер в изумлении взглянула на герцога. Желания? Неужели его брак настолько неудачен?
– Я не понимаю, что тогда произошло, – продолжал он. – Ведь вы не пытались как-то привлечь меня – просто молча стояли у стены. Я даже не сумел как следует рассмотреть вас. Может быть… – Герцог замолчал, и Флер подумала, что он больше не заговорит об этом. Но несколько секунд спустя он продолжил:
– Может быть, какое-то внутреннее чувство заставило меня.., узнать вас.
– Узнать?..
– Да, узнать свою бесценную жемчужину, – тихо проговорил он. Герцог снова умолк. Затем, судорожно сглотнув, пробормотал:
– Я решил изменить жене потому, что хотел ночи забвения. Но я совершил ужасную ошибку, когда воспользовался вашим отчаянным положением. Я очень виноват перед вами.
– А зачем вы отправили мистера Хаутона разыскивать меня? Тоже из-за чувства вины?
И тут он наконец-то повернулся к ней.
– Долгое время я говорил себе, что именно моя вина главная причина. Да и сейчас продолжаю убеждать себя в том же. Но не спрашивайте меня больше об этом. Флер.
Они пристально смотрели друг другу в глаза. Наконец, не выдержав его взгляда, Флер потупилась.
Она больше ни о чем не станет спрашивать его. Она не хочет знать правду. Судьба свела их, и это очень странно.
Странно.., и жестоко.
Глава 23
Они остановились, чтобы перекусить – по времени это не было ни ленчем, ни обедом, – и сразу же продолжили свой путь.
К удивлению герцога Риджуэя, они ехали молча уже несколько часов и за едой почти не разговаривали. Но это не была молчаливая отчужденность, от которой бы они испытывали неловкость.
Когда они снова заняли свои места в экипаже, выехавшем с гостиничного двора на дорогу, он снова взял ее руку, и снова их пальцы переплелись. Она не сопротивлялась. Тогда он крепче сжал ее ладонь.
Ему хотелось, чтобы они ехали так не тридцать, а триста миль. Или три тысячи.
Он ощущал на себе ее взгляд, но не повернул головы. Он хотел бы с самого начала их поездки сесть иначе, чтобы к ней была обращена неискалеченная половина его лица.
– Как это случилось? – тихо спросила она.
– Это? – переспросил он, указывая свободной рукой на шрам. – Я очень плохо помню, как все произошло. Это случилось в битве при Ватерлоо, разумеется. Я служил тогда в пехоте. Мы выстроились в каре, отбивая атаки вражеской конницы. Но кое-кому из молодых солдат было очень страшно, да и многим, кто постарше. Представьте, на вас мчится кавалерия, а у вас нет ничего, кроме штыков. Каре – хороший способ обороны, оно почти неприступно, но надо выстоять. А некоторые из наших людей дрогнули и попятились.
Я бросился вперед, чтобы ободрить их, и получил удар штыком в лицо.
Флер поморщилась, как от боли.
– Даже не от врага, – сказал он, улыбнувшись. – Ирония судьбы, не правда ли? Помню только, что почувствовал острую боль и попытался рукой стереть кровь с лица. Это было последнее, что я помню. Должно быть, возле меня разорвалось ядро, и я получил другие раны.
– И вы почти год не могли прийти в себя, – сказала она. – Вы так долго страдали.
– К счастью, почти все это время я лежал без памяти. А потом было очень трудно привыкнуть к мысли, что я буду всю жизнь носить эти отметины.
– А раны порой болят? – спросила она.
– Изредка. – Он снова улыбнулся ей.
– Я видела, как вы прихрамываете.
– Когда я устану или нервничаю. Тогда Сидни, мой слуга, становится настоящим тираном и делает мне массаж. Такой наглец, но у него волшебные руки.
Она улыбнулась:
– А почему вы отправились на войну? Если вы уже тогда имели титул герцога, зачем же было вступать в армию, да к тому же становиться пехотным офицером? У вас было несчастливое детство?
– Совсем наоборот. Я был вполне счастлив. Но нельзя наслаждаться жизнью и ничего не давать взамен. Тысячи людей сражались за нашу страну, хотя ничем не были обязаны ей, кроме того, что здесь родились. И все же они сражались за нее. Самое малое, что я мог сделать, это находиться бок о бок с ними.
– Расскажите мне о вашем детстве, – попросила она.
Он усмехнулся:
– Вы хотите услышать, каким хорошим маленьким мальчиком или каким сорванцом я был? Увы, я часто серьезно расстраивал отца. И слуг тоже. Один из них, который боялся привидений и дьявола, как-то встретил сразу два чудовища в нашем холле. Два сорванца, их звали Адам и Томас, прятались в верхней галерее и издавали воющие звуки, когда он дежурил по вечерам. Мы с братцем преследовали беднягу целых три недели, пока нас наконец не поймали. Я до сих пор помню, какую трепку я получил.
После нее мне пришлось часа два пролежать на кровати лицом вниз.
Она рассмеялась.
– Это было чудесное детство. Мы представляли себя то греческими героями, то викингами, то охотниками за медведями у водопада. Отец проводил с нами много времени, учил ловить рыбу, стрелять и ездить верхом. А моя мачеха научила меня играть на фортепиано, хотя я не обладаю талантом, подобным вашему. И еще она учила нас танцевать. Во время этих уроков мы много смеялись. Мачеха смешно упрекала нас в неловкости, говоря, что у нас обе ноги левые.
– И все же вы хорошо танцуете, – возразила Флер.
– Мне хотелось бы, чтобы и у Памелы было такое же счастливое детство. И хочется еще детей. Всегда мечтал о большой семье.
Он понял, что допустил какую-то неловкость, когда она вопросительно взглянула на него.
– Я сделаю счастливой свою дочь, когда вернусь домой, – сказал он. – Я больше не оставлю ее одну.
Он прикрыл глаза и положил обутую в сапог ногу на сиденье напротив. День клонился к вечеру. Наваливалась дрема.
Он никогда прежде не говорил о своих мечтах, желании иметь много детей – сыновей и дочерей, чтобы в Уиллоуби звенели веселые крики и смех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70