Сама справлюсь!
Поехала в «Нарконон», и меня снова приняли. Как одержимая, я прошла все эти сессии. Я делала, всё, что мне говорили. Я стала образцовой пациенткой, и детектор лжи соглашался со мной, когда я говорила, что сессия мне помогла. Я думала, что у меня всё получится. Прямо сейчас! Звонить маме я не стала. Пришлось одалживать вещи. Я носила мальчиковые трусы, и не делала из этого проблем. Просить мать вернуть вещи мне не хотелось…
Как-то днем позвонил отец: «Привет, Кристина. Скажи-ка, а где это ты приземлилась? Я только сейчас случайно узнал!» Я сказала: «Как мило, что ты вообще обо мне вспомнил!» Он: «Скажи-ка, ты ещё хочешь оставаться в этой смешной лечебнице?» Я: «Конечно, в любом случае!» Отец долго дышал в трубку, потом спросил, не хочу ли я пообедать с ним и его другом. Я сказала: «Ясно, хочу, почему бы и нет!» Через полчаса я спустилась в бюро. Мой любимый отец, которого я не видела месяцы, уже стоял там. Поднялись наверх, и он прошёл в комнату, посмотреть на моё лежбище. Сказал: «Ага, значит, это так выглядит…» Он же всегда был фанатиком порядка! Наша же комната была на уровне, как и всё в этом доме. Запущено и грязно, повсюду разбросано шмотьё.
Мы уже собирались уйти, как тут один из боссов сказал отцу: «Секундочку, вы должны подписать обязательство вернуть Кристину».
Так…! Мой отец принялся бушевать. Он орал, что он здесь отец, и только он один будет решать, куда пойдёт его дочь… И вообще, - он меня сейчас забирает!
Тогда я закричала: «Я хочу тут остаться! Я не хочу умирать! Позволь мне тут остаться, папа!» На крик собрались все сотрудники «Нарконона» и стеной стали вокруг меня. Мой отец выбежал вон и крикнул: «Сейчас, сейчас - я приведу полицию!» Я знала, что он так и сделает. Побежала на чердак и через чердак - на крышу.
Решила пересидеть там. Сидела на корточках, прислонившись к трубе, и замерзала.
Скоро, действительно, подъехали два мусоровоза. Полицаи обыскали весь дом снизу доверху. Наркононовцы, пересравшись, были уже не рады тому, как оборачивается дело, и усерднее всех искали меня. Но на крышу никто так и не догадался заглянуть. Полицаи и отец в конце концов убрались восвояси.
На следующее утро я позвонила матери на работу и, расплакавшись, спросила: что, чёрт возьми, происходит?
Она совершенно ледяным тоном заявила, что всё, что там со мной происходит, ей совершенно не интересно.
Я сказала: «Я не хочу, чтобы папа забрал меня отсюда. У тебя же родительские права! Ты же не можешь вот так бросить меня на произвол судьбы! Я останусь здесь, я больше не буду сбегать! Я клянусь тебе! Пожалуйста, сделай, чтобы папа отвязался от меня. Я должна здесь остаться! Мамочка, серьёзно! Я ведь умру иначе, верь мне!» Моя мама была нетерпелива и сказала: «Нет, нет - я тут ни причём». И повесила трубку.
Я просто обалдела! Потом разозлилась… Сказала себе: «А пускай они поцелуют тебя в жопу! Всю твою жизнь никто о тебе не заботился. А теперь эти идиоты так и прыгают вокруг тебя - желание у них такое появилось! Они всё и всегда делали неправильно. Позволили тебе совершенно опуститься. Вот мама Кесси всегда заботилась, чтобы ее дочь не влипла! А твоим говнюкам родителям теперь внезапно кажется, что они знают, что там для тебя хорошо, что плохо. Козлы!» Я попросила сессию и чуть не убилась от усердия. Да, да: я хотела остаться в «Наркононе» и, быть может, вступить в их сайентологическую церковь. В любом случае, никто не сможет меня вытащить отсюда! Даже своим родителям я не позволю себя прикончить!
Через три дня снова пришёл мой отец, и мне пришлось спустится в бюро. Он сказал, что надо пойти с ним в собес по поводу денег, которые мама заплатила «Нарконону».
Я сказала: «Не, папочка - и не мечтай; я не пойду, я же тебя знаю! Если я пойду с тобой, это будет значить, что я вижу „Нарконон“ в последний раз! Нет, я не хочу умирать!» Тогда отец сунул боссам какой-то документ. Там говорилось, что он в полном праве забрать меня. Ну, и что замечательно: уполномочила его на это мама! Шефы «Нарконона» сказали, что делать нечего: мне придётся идти с отцом. Против его воли они ничего не могли.
Босс сказал на прощание, что мне не следует забывать мои упражнения. Всегда противостоять! Противостоять, мать вашу… Это слово было как магическим заклинанием в этой секте. Нужно было всему противостоять. Я подумала: ну и идиоты же вы! Мне тут некому противостоять! Я сейчас ухожу - ухожу, чтобы умереть! Всем же было понятно - я не выдержу и, самое позднее через две недели, вмажусь. И это будет финиш! Да…, это был один из тех немногих моментов, когда я ясно сознавала своё положение. Отчаяние подсказывало мне, что «Нарконон» - единственное спасение, и я ревела, как корова, от ярости и безысходности.
Совершенно не могла собраться…
Мама Кристины:
После провала в «Наркононе» мой бывший супруг решил забрать Кристину к себе, чтобы её «наконец-то образумить», как он выразился! Это ни в коем случае не казалось мне правильным. Не говоря уже о том, что он не смог бы следить за Кристиной двадцать четыре часа в сутки, я просто не хотела передоверить ему дочь из-за наших с ним отношений. Тем более что младшая только что вернулась ко мне, сказав что отец слишком жестко обходился с ней.
Но я не знала, что делать, и надеялась, может быть ему и удастся своими методами справится с тем, с чем мне справиться не удалось. И скажу честно, подсознательно мне хотелось на время снять с себя ответственность. Со времени нашей первой попытки отколоться меня бросало то в жар, то в холод от новых надежд и нового отчаяния. И психически, и физически я была у края, и тогда предложила её отцу подключиться.
Уже спустя три недели после первого откола, который Кристина и Детлеф так мучительно перенесли, скорый рецидив был мне как выстрелом в затылок. Мне позвонили из полиции на работу и сказали, что задержали Кристину на вокзале… Я должна её забрать…
Я сидела за своим письменным столом и тряслась. Каждые две минуты я смотрела на часы, - скорей бы четыре! Я не отваживалась уйти до конца рабочего дня. Я никому не могла довериться. Обе сослуживицы втоптали бы меня в землю, узнай они, в чём дело! Тут я поняла, о чем говорил отец Детлефа. Да, я тоже очень стыдилась в начале…
В отделении сидела зарёванная Кристина. Полицейский показал мне свежие следы на её руке и сказал, что Кристина была задержана на вокзале в «недвусмысленной позиции».
Что это была за «недвусмысленная позиция», я не поняла сначала. Наверное, опять просто не хотела понять! Кристина была и так глубоко несчастна тем, что снова сорвалась. Мы взялись за дело с самого начала. Теперь уже без Детлефа. Она сидела дома и настроена была вроде очень решительно. Я собралась с духом, и посвятила в ситуацию её классного руководителя. Он ужаснулся рассказанному, но поблагодарил меня за откровенность. От других родителей он такого не слышал. Он признался, что в школе становится всё больше и больше героинщиков, и сказал, что охотно помог бы Кристине, - вот только не знает, как…
Всё время одно и то же! Если я кому-то рассказывала о своей проблеме, то люди либо оказывались такими же беспомощными как и я, либо в ужасе отшатывались.
Мне пришлось ещё не раз с этим столкнуться.
Медленно я понимала, как легко молодые люди подсаживаются на иглу. Уже по пути в школу на Германн-плац в Нойкёлльне их с нетерпением поджидали дилеры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
Поехала в «Нарконон», и меня снова приняли. Как одержимая, я прошла все эти сессии. Я делала, всё, что мне говорили. Я стала образцовой пациенткой, и детектор лжи соглашался со мной, когда я говорила, что сессия мне помогла. Я думала, что у меня всё получится. Прямо сейчас! Звонить маме я не стала. Пришлось одалживать вещи. Я носила мальчиковые трусы, и не делала из этого проблем. Просить мать вернуть вещи мне не хотелось…
Как-то днем позвонил отец: «Привет, Кристина. Скажи-ка, а где это ты приземлилась? Я только сейчас случайно узнал!» Я сказала: «Как мило, что ты вообще обо мне вспомнил!» Он: «Скажи-ка, ты ещё хочешь оставаться в этой смешной лечебнице?» Я: «Конечно, в любом случае!» Отец долго дышал в трубку, потом спросил, не хочу ли я пообедать с ним и его другом. Я сказала: «Ясно, хочу, почему бы и нет!» Через полчаса я спустилась в бюро. Мой любимый отец, которого я не видела месяцы, уже стоял там. Поднялись наверх, и он прошёл в комнату, посмотреть на моё лежбище. Сказал: «Ага, значит, это так выглядит…» Он же всегда был фанатиком порядка! Наша же комната была на уровне, как и всё в этом доме. Запущено и грязно, повсюду разбросано шмотьё.
Мы уже собирались уйти, как тут один из боссов сказал отцу: «Секундочку, вы должны подписать обязательство вернуть Кристину».
Так…! Мой отец принялся бушевать. Он орал, что он здесь отец, и только он один будет решать, куда пойдёт его дочь… И вообще, - он меня сейчас забирает!
Тогда я закричала: «Я хочу тут остаться! Я не хочу умирать! Позволь мне тут остаться, папа!» На крик собрались все сотрудники «Нарконона» и стеной стали вокруг меня. Мой отец выбежал вон и крикнул: «Сейчас, сейчас - я приведу полицию!» Я знала, что он так и сделает. Побежала на чердак и через чердак - на крышу.
Решила пересидеть там. Сидела на корточках, прислонившись к трубе, и замерзала.
Скоро, действительно, подъехали два мусоровоза. Полицаи обыскали весь дом снизу доверху. Наркононовцы, пересравшись, были уже не рады тому, как оборачивается дело, и усерднее всех искали меня. Но на крышу никто так и не догадался заглянуть. Полицаи и отец в конце концов убрались восвояси.
На следующее утро я позвонила матери на работу и, расплакавшись, спросила: что, чёрт возьми, происходит?
Она совершенно ледяным тоном заявила, что всё, что там со мной происходит, ей совершенно не интересно.
Я сказала: «Я не хочу, чтобы папа забрал меня отсюда. У тебя же родительские права! Ты же не можешь вот так бросить меня на произвол судьбы! Я останусь здесь, я больше не буду сбегать! Я клянусь тебе! Пожалуйста, сделай, чтобы папа отвязался от меня. Я должна здесь остаться! Мамочка, серьёзно! Я ведь умру иначе, верь мне!» Моя мама была нетерпелива и сказала: «Нет, нет - я тут ни причём». И повесила трубку.
Я просто обалдела! Потом разозлилась… Сказала себе: «А пускай они поцелуют тебя в жопу! Всю твою жизнь никто о тебе не заботился. А теперь эти идиоты так и прыгают вокруг тебя - желание у них такое появилось! Они всё и всегда делали неправильно. Позволили тебе совершенно опуститься. Вот мама Кесси всегда заботилась, чтобы ее дочь не влипла! А твоим говнюкам родителям теперь внезапно кажется, что они знают, что там для тебя хорошо, что плохо. Козлы!» Я попросила сессию и чуть не убилась от усердия. Да, да: я хотела остаться в «Наркононе» и, быть может, вступить в их сайентологическую церковь. В любом случае, никто не сможет меня вытащить отсюда! Даже своим родителям я не позволю себя прикончить!
Через три дня снова пришёл мой отец, и мне пришлось спустится в бюро. Он сказал, что надо пойти с ним в собес по поводу денег, которые мама заплатила «Нарконону».
Я сказала: «Не, папочка - и не мечтай; я не пойду, я же тебя знаю! Если я пойду с тобой, это будет значить, что я вижу „Нарконон“ в последний раз! Нет, я не хочу умирать!» Тогда отец сунул боссам какой-то документ. Там говорилось, что он в полном праве забрать меня. Ну, и что замечательно: уполномочила его на это мама! Шефы «Нарконона» сказали, что делать нечего: мне придётся идти с отцом. Против его воли они ничего не могли.
Босс сказал на прощание, что мне не следует забывать мои упражнения. Всегда противостоять! Противостоять, мать вашу… Это слово было как магическим заклинанием в этой секте. Нужно было всему противостоять. Я подумала: ну и идиоты же вы! Мне тут некому противостоять! Я сейчас ухожу - ухожу, чтобы умереть! Всем же было понятно - я не выдержу и, самое позднее через две недели, вмажусь. И это будет финиш! Да…, это был один из тех немногих моментов, когда я ясно сознавала своё положение. Отчаяние подсказывало мне, что «Нарконон» - единственное спасение, и я ревела, как корова, от ярости и безысходности.
Совершенно не могла собраться…
Мама Кристины:
После провала в «Наркононе» мой бывший супруг решил забрать Кристину к себе, чтобы её «наконец-то образумить», как он выразился! Это ни в коем случае не казалось мне правильным. Не говоря уже о том, что он не смог бы следить за Кристиной двадцать четыре часа в сутки, я просто не хотела передоверить ему дочь из-за наших с ним отношений. Тем более что младшая только что вернулась ко мне, сказав что отец слишком жестко обходился с ней.
Но я не знала, что делать, и надеялась, может быть ему и удастся своими методами справится с тем, с чем мне справиться не удалось. И скажу честно, подсознательно мне хотелось на время снять с себя ответственность. Со времени нашей первой попытки отколоться меня бросало то в жар, то в холод от новых надежд и нового отчаяния. И психически, и физически я была у края, и тогда предложила её отцу подключиться.
Уже спустя три недели после первого откола, который Кристина и Детлеф так мучительно перенесли, скорый рецидив был мне как выстрелом в затылок. Мне позвонили из полиции на работу и сказали, что задержали Кристину на вокзале… Я должна её забрать…
Я сидела за своим письменным столом и тряслась. Каждые две минуты я смотрела на часы, - скорей бы четыре! Я не отваживалась уйти до конца рабочего дня. Я никому не могла довериться. Обе сослуживицы втоптали бы меня в землю, узнай они, в чём дело! Тут я поняла, о чем говорил отец Детлефа. Да, я тоже очень стыдилась в начале…
В отделении сидела зарёванная Кристина. Полицейский показал мне свежие следы на её руке и сказал, что Кристина была задержана на вокзале в «недвусмысленной позиции».
Что это была за «недвусмысленная позиция», я не поняла сначала. Наверное, опять просто не хотела понять! Кристина была и так глубоко несчастна тем, что снова сорвалась. Мы взялись за дело с самого начала. Теперь уже без Детлефа. Она сидела дома и настроена была вроде очень решительно. Я собралась с духом, и посвятила в ситуацию её классного руководителя. Он ужаснулся рассказанному, но поблагодарил меня за откровенность. От других родителей он такого не слышал. Он признался, что в школе становится всё больше и больше героинщиков, и сказал, что охотно помог бы Кристине, - вот только не знает, как…
Всё время одно и то же! Если я кому-то рассказывала о своей проблеме, то люди либо оказывались такими же беспомощными как и я, либо в ужасе отшатывались.
Мне пришлось ещё не раз с этим столкнуться.
Медленно я понимала, как легко молодые люди подсаживаются на иглу. Уже по пути в школу на Германн-плац в Нойкёлльне их с нетерпением поджидали дилеры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77