Под
бомбежкой погибло около 40 заключенных, многие были ранены. Когда вспыхнул
пожар на кирпичном заводе, усташи погнали всех заключенных на его тушение.
При этом усташи обращались с узниками крайне жестоко, особенно выделялся
Анте Зринушич, усташский прапорщик, застреливший двух узников из пистолета.
Это я видел собственными глазами. Видел я также, как стрелял в заключенных
Станко Зовко, усташский унтер-офицер, не знаю, правда, попал ли он в
кого-нибудь из них. В тот день погиб Вольф, заключенный, работавший в
мастерской по изготовлению цепей. Мне, однако, неизвестно, от чьей пули -
Зринушича, Зовко или кого-то другого.
На другой день заключенные убирали лагерь. Усташи вновь избивали их палками,
при этом особенно проявили себя Марко Михалевич и Мирко Перкович, усташские
прапорщики.
Я был свидетелем еще одного массового убийства, которое происходило с 8 по
22 апреля 1945 года. По существу, это была ликвидация почти всех узников,
находившихся в лагере. Тогда их насчитывалось около 3 тыс. человек. 8 апреля
1945 года усташские сотники Драгутин Пудич и Йосип Судар-Йоя затребовали из
канцелярии списки всех заключенных. В тот же день около 19 часов они
отобрали 10 евреев: Бори Леви, парикмахера из Биелины, Рафа Кабильо из
Висока, Штерна. Имен других я не помню. Им было приказано построиться с
вещами возле канцелярии, чтобы оттуда отправиться на работу. Вечером их
увели, и больше я о них ничего не знаю, так как они были уничтожены.
9 марта 1945 года утром было отобрано 10 узников православного
вероисповедания с той же целью. В тот же день в полдень еще 20 узникам было
приказано отправиться на работу. Я видел, как эта группа направилась в
сторону Градины. Вечером я обратил внимание на густой дым, клубившийся в
трех местах в Градине, клубы дыма можно было наблюдать вплоть до моего
отъезда из Ясеноваца 22 апреля 1945 года. Говорили, что это сжигают останки
людей, извлеченные из земли, а также трупы узников, убитых в последнее
время. Делалось это с целью замести следы преступлений.
Все это повторялось изо дня в день, причем группы, предназначенные для
уничтожения, становились все больше и больше. В эти дни, видимо, перед
сдачей Сараева, в лагерь было доставлено около 400 жителей из этого города.
Мужчин разместили в недостроенном здании, предназначавшемся для
мясокомбината, а женщин - в здании комендатуры. Все они также были
уничтожены в ходе массовых расправ, при проведении которых особенно
отличились Драгутин Пудич, Йосип Судар, Любо Милош и Приморац Сильвестар.
18 апреля 1945 года прапорщик Лисац направил меня в усташскую больницу в
Ясеноваце. Из числа заключенных там тогда работали д-р Кохн, дантист; д-р
Павел Спиццер, терапевт; д-р Руди Липкович, хирург; д-р Зора Файсткивург;
д-р Иво Йонич, окулист; Йоже Шеноэр, магистр-фармацевт; Буки Шалом
(Буки-прозвище, фамилии я не знаю); Йозеф Финци-Чучо, дантист; Маринко
Алтарац, электрик; Данон Якоб (то есть я); Шалом Данон, Маргита Фурст,
Гиордана Мандич, Даница, Катица, Видойка, Юлька, Олга (фамилий не знаю),
Репац из Нова-Градишки и еще трое мужчин, фамилии которых я не могу
вспомнить. В ночь с 21 на 22 апреля 1945 года началась сильная стрельба,
продолжавшаяся целую ночь, которая была задумана усташами как инсценировка
нападения на них. Это было сделано для того, чтобы иметь повод для
ликвидации оставшихся узников. В ту же ночь лагерь был заминирован, и
значительная его часть взорвана. Утром оставшиеся в живых заключенные (около
1200 человек) предприняли попытку вырваться из лагеря. Как это было
организовано и как происходило, я точно не знаю. К вечеру того же дня была
уничтожена кожевенная мастерская, также находившаяся в Ясеноваце. Поднялась
стрельба, все окутал густой дым. Мне сказали, что заключенные - около 150
человек - попытались совершить побег. Удалось ли им это и как все
происходило, мне неизвестно. Мы, то есть все, кто находился в усташской
больнице в Ясеноваце, помогали в эвакуации больницы. Кроме больничного
оборудования, мы перевезли врачей, а также Маргиту Фурст и Гиордану Мандич.
Вечером 23 апреля 1945 года к нам пришел усташ Коциян, санитар, который был
в общем порядочным человеком. С грустью в голосе он сказал нам, что мы
должны собраться в инфекционном отделении больницы на втором этаже. Там Йойо
Судар объявил нам, что нас отправят в Лоню. Он пояснил, что при этом нас
свяжут, чтобы мы не пытались бежать подобно узникам из кожевенных
мастерских, убившим при попытке бегства усташского офицера. Потом пришел
усташский поручик Томич, командир взвода в Ясеноваце, и с помощьою своих
людей связал заключенных. После этого мы, связанные, один за другим стали
спускаться вниз. Я вместе со своим отцом Шаломом шел в числе последних. На
первом этаже больницы я заметил у дверей Любо Милоша. Мне было ясно, что над
нами готовится расправа: я сделал этот вывод на основании того, что
заключенных из усташской больницы отправляли в той одежде, которая была в
тот момент на них надета. По моему разумению, если бы усташи собирались
отвезти нас в Лоню, то вначале они приказали бы собраться в дорогу и
переодеться. Заметив Любо Милоша, я сказал ему:
- Господин Любо, неужели я это заслужил?
В ответ он сказал, чтобы я проходил дальше. Тут же за своей спиной я
услышал, как Любо Милош спросил:
- Это что, парикмахер?
Услышав утвердительный ответ, он приказал:
- Пусть вернется.
Я взял с собой и своего отца. Мне развязали руки, и я сразу же развязал руки
отцу. В ту ночь мы с отцом спали в усташской больнице. Еще хочу отметить,
что видел, как девушек-узниц из больницы вывели из здания и повели в
неизвестном направлении. Правда, их руки не были связаны, но их сопровождала
вооруженная охрана. Утром следующего дня ко мне подходили усташи и говорили,
что я счастливый, и, видимо, кому-то сделал что-то хорошее, раз мне так
повезло. Из этого я делаю вывод, что все остальные заключенные, работавшие в
усташской больнице, были уничтожены. Об этом можно было судить и по
поведению санитара Коцияна, который в ту ночь просил Любо Милоша отпустить
санитарку Видойку, поскольку, мол, она его родственница (хотя в
действительности она не была его родственницей), но тот ему отказал.
Я подтверждаю, что 23 апреля 1945 года были уничтожены: Йожа Шеноэр, Буки
Шалом, Йозеф Финци, Маминко Алтарац, Дорица, Олга, Кита, Видойка, Юла, Репац
из Нова-Градишки и еще трое мужчин, имен и фамилий которых я не знаю.
24 апреля 1945 года меня вместе с отцом и с усташами - служащими больницы
отвезли в Лоню.
В Лоне я встретился с нашими врачами-узниками и с двумя санитарками, так что
теперь нас было девять человек; д-р Драго Кохн, д-р Павел Спиццер, д-р Руди
Липкович, д-р Зора Файст, д-р Иво Йонич, я, Шалом Данон, Маргита Фурст и
Гиордана Мандич. Мы пробыли в Лоне пять дней, а затем нас повезли в Сисак.
Нам очень помог д-р Фабиянац, хирург по профессии, который незадолго до
этого был мобилизован на работу в усташской больнице в Ясеноваце. Д-р
Фабиянац заботился о нас, более того, он специально поехал с нами в Сисак,
чтобы нас по дороге не убили усташи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
бомбежкой погибло около 40 заключенных, многие были ранены. Когда вспыхнул
пожар на кирпичном заводе, усташи погнали всех заключенных на его тушение.
При этом усташи обращались с узниками крайне жестоко, особенно выделялся
Анте Зринушич, усташский прапорщик, застреливший двух узников из пистолета.
Это я видел собственными глазами. Видел я также, как стрелял в заключенных
Станко Зовко, усташский унтер-офицер, не знаю, правда, попал ли он в
кого-нибудь из них. В тот день погиб Вольф, заключенный, работавший в
мастерской по изготовлению цепей. Мне, однако, неизвестно, от чьей пули -
Зринушича, Зовко или кого-то другого.
На другой день заключенные убирали лагерь. Усташи вновь избивали их палками,
при этом особенно проявили себя Марко Михалевич и Мирко Перкович, усташские
прапорщики.
Я был свидетелем еще одного массового убийства, которое происходило с 8 по
22 апреля 1945 года. По существу, это была ликвидация почти всех узников,
находившихся в лагере. Тогда их насчитывалось около 3 тыс. человек. 8 апреля
1945 года усташские сотники Драгутин Пудич и Йосип Судар-Йоя затребовали из
канцелярии списки всех заключенных. В тот же день около 19 часов они
отобрали 10 евреев: Бори Леви, парикмахера из Биелины, Рафа Кабильо из
Висока, Штерна. Имен других я не помню. Им было приказано построиться с
вещами возле канцелярии, чтобы оттуда отправиться на работу. Вечером их
увели, и больше я о них ничего не знаю, так как они были уничтожены.
9 марта 1945 года утром было отобрано 10 узников православного
вероисповедания с той же целью. В тот же день в полдень еще 20 узникам было
приказано отправиться на работу. Я видел, как эта группа направилась в
сторону Градины. Вечером я обратил внимание на густой дым, клубившийся в
трех местах в Градине, клубы дыма можно было наблюдать вплоть до моего
отъезда из Ясеноваца 22 апреля 1945 года. Говорили, что это сжигают останки
людей, извлеченные из земли, а также трупы узников, убитых в последнее
время. Делалось это с целью замести следы преступлений.
Все это повторялось изо дня в день, причем группы, предназначенные для
уничтожения, становились все больше и больше. В эти дни, видимо, перед
сдачей Сараева, в лагерь было доставлено около 400 жителей из этого города.
Мужчин разместили в недостроенном здании, предназначавшемся для
мясокомбината, а женщин - в здании комендатуры. Все они также были
уничтожены в ходе массовых расправ, при проведении которых особенно
отличились Драгутин Пудич, Йосип Судар, Любо Милош и Приморац Сильвестар.
18 апреля 1945 года прапорщик Лисац направил меня в усташскую больницу в
Ясеноваце. Из числа заключенных там тогда работали д-р Кохн, дантист; д-р
Павел Спиццер, терапевт; д-р Руди Липкович, хирург; д-р Зора Файсткивург;
д-р Иво Йонич, окулист; Йоже Шеноэр, магистр-фармацевт; Буки Шалом
(Буки-прозвище, фамилии я не знаю); Йозеф Финци-Чучо, дантист; Маринко
Алтарац, электрик; Данон Якоб (то есть я); Шалом Данон, Маргита Фурст,
Гиордана Мандич, Даница, Катица, Видойка, Юлька, Олга (фамилий не знаю),
Репац из Нова-Градишки и еще трое мужчин, фамилии которых я не могу
вспомнить. В ночь с 21 на 22 апреля 1945 года началась сильная стрельба,
продолжавшаяся целую ночь, которая была задумана усташами как инсценировка
нападения на них. Это было сделано для того, чтобы иметь повод для
ликвидации оставшихся узников. В ту же ночь лагерь был заминирован, и
значительная его часть взорвана. Утром оставшиеся в живых заключенные (около
1200 человек) предприняли попытку вырваться из лагеря. Как это было
организовано и как происходило, я точно не знаю. К вечеру того же дня была
уничтожена кожевенная мастерская, также находившаяся в Ясеноваце. Поднялась
стрельба, все окутал густой дым. Мне сказали, что заключенные - около 150
человек - попытались совершить побег. Удалось ли им это и как все
происходило, мне неизвестно. Мы, то есть все, кто находился в усташской
больнице в Ясеноваце, помогали в эвакуации больницы. Кроме больничного
оборудования, мы перевезли врачей, а также Маргиту Фурст и Гиордану Мандич.
Вечером 23 апреля 1945 года к нам пришел усташ Коциян, санитар, который был
в общем порядочным человеком. С грустью в голосе он сказал нам, что мы
должны собраться в инфекционном отделении больницы на втором этаже. Там Йойо
Судар объявил нам, что нас отправят в Лоню. Он пояснил, что при этом нас
свяжут, чтобы мы не пытались бежать подобно узникам из кожевенных
мастерских, убившим при попытке бегства усташского офицера. Потом пришел
усташский поручик Томич, командир взвода в Ясеноваце, и с помощьою своих
людей связал заключенных. После этого мы, связанные, один за другим стали
спускаться вниз. Я вместе со своим отцом Шаломом шел в числе последних. На
первом этаже больницы я заметил у дверей Любо Милоша. Мне было ясно, что над
нами готовится расправа: я сделал этот вывод на основании того, что
заключенных из усташской больницы отправляли в той одежде, которая была в
тот момент на них надета. По моему разумению, если бы усташи собирались
отвезти нас в Лоню, то вначале они приказали бы собраться в дорогу и
переодеться. Заметив Любо Милоша, я сказал ему:
- Господин Любо, неужели я это заслужил?
В ответ он сказал, чтобы я проходил дальше. Тут же за своей спиной я
услышал, как Любо Милош спросил:
- Это что, парикмахер?
Услышав утвердительный ответ, он приказал:
- Пусть вернется.
Я взял с собой и своего отца. Мне развязали руки, и я сразу же развязал руки
отцу. В ту ночь мы с отцом спали в усташской больнице. Еще хочу отметить,
что видел, как девушек-узниц из больницы вывели из здания и повели в
неизвестном направлении. Правда, их руки не были связаны, но их сопровождала
вооруженная охрана. Утром следующего дня ко мне подходили усташи и говорили,
что я счастливый, и, видимо, кому-то сделал что-то хорошее, раз мне так
повезло. Из этого я делаю вывод, что все остальные заключенные, работавшие в
усташской больнице, были уничтожены. Об этом можно было судить и по
поведению санитара Коцияна, который в ту ночь просил Любо Милоша отпустить
санитарку Видойку, поскольку, мол, она его родственница (хотя в
действительности она не была его родственницей), но тот ему отказал.
Я подтверждаю, что 23 апреля 1945 года были уничтожены: Йожа Шеноэр, Буки
Шалом, Йозеф Финци, Маминко Алтарац, Дорица, Олга, Кита, Видойка, Юла, Репац
из Нова-Градишки и еще трое мужчин, имен и фамилий которых я не знаю.
24 апреля 1945 года меня вместе с отцом и с усташами - служащими больницы
отвезли в Лоню.
В Лоне я встретился с нашими врачами-узниками и с двумя санитарками, так что
теперь нас было девять человек; д-р Драго Кохн, д-р Павел Спиццер, д-р Руди
Липкович, д-р Зора Файст, д-р Иво Йонич, я, Шалом Данон, Маргита Фурст и
Гиордана Мандич. Мы пробыли в Лоне пять дней, а затем нас повезли в Сисак.
Нам очень помог д-р Фабиянац, хирург по профессии, который незадолго до
этого был мобилизован на работу в усташской больнице в Ясеноваце. Д-р
Фабиянац заботился о нас, более того, он специально поехал с нами в Сисак,
чтобы нас по дороге не убили усташи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71