Думаю, чаевые ему не помешают.
И Анрийон, сопровождаемый Ивоном, покинул дом архитектора Орландо. Тот на прощание рассыпался в любезностях, а про себя отметил: «Ну и оригинал!.. С ним я, пожалуй, смогу заработать неслыханные деньги».
Оба моряка поспешили в отель «Клебер». Капитан немедленно принялся изучать план, вычерченный на калькеnote 318.
Неблагодарная, нудная, утомительная работа, по Анрийон с такой легкостью читал чертежи, что, посмотри на него архитектор сейчас, он крепко задумался бы над тем, стоило ли доверять свои документы.
Так прошел весь день. Лишь глубокой ночью работа была окончена.
– Готово, – воскликнул Поль, засовывая чертежи в карман и потягиваясь. – Время не ждет. Эти англичане до того расторопны и оперативны, что я каждую минуту вздрагиваю, подумав о судьбе моего бедного друга. Медлить нельзя. К счастью, больница у них находится отдельно, в парке. Не позже, чем через два дня Феликс должен быть на борту «Авраама Линкольна». В противном случае нас повесят вместе.
Через сорок четыре часа после торжественного обещания, данного капитаном, у мола раздался оглушительный взрыв, потрясший всю округу.
Было половина двенадцатого ночи. Спящий город внезапно наполнился шумом и суетой. Второй раз за последнюю неделю ударили в набатnote 319, и в сумерках высветились языки пламени.
Пожар тюрьмы, случившийся несколько дней назад, не вызвал сильной паники в городе. Огонь удалось быстро погасить.
Но на этот раз все оказалось куда серьезнее: пламя было таким сильным, что горожане спрашивали друг друга, не загорелся ли весь квартал.
Улицы запрудила волнующаяся толпа. Вскоре до нее дошла страшная новость. На рейде горел корабль. Говорили, что там много горючего и взрывчатых веществ. Никто не знал точно, был это порох, алкоголь или нефть. Казалось, пожар угрожал деревянному молу и многочисленным привязанным здесь лодкам.
Как обычно в подобных случаях, распространились самые невероятные, самые противоречивые слухи.
Что это за корабль? Под каким флагом плавает? Эти вопросы прежде всего интересовали служащих многочисленных представительств и консульств. Ими правил скорее эгоизм, нежели международная солидарность.
Тут и там сновали запыхавшиеся полисмены, приносившие последние новости.
Горящий корабль принадлежит англичанам, и плавает под британским флагом – стражи порядка видели это собственными глазами, а также собственными ушами слышали душераздирающие крики на борту. Несколько несчастных спали и сгорели заживо!
Когда дело касалось других, сыны Альбионаnote 320 проявляли невиданный, немыслимый эгоизм, возводя этот эгоизм в ранг национальной политики. Они совершенно хладнокровно могли бросить в беде любого иностранца, но по отношению друг к другу проявляли удивительную солидарность и взаимовыручку, часто доходящую до самопожертвования и героизма.
Простые слова: горящий корабль принадлежит англичанам! Англичане в трауре! Подняли на ноги всех до одного подданных Ее Величества, находившихся в Буэнос-Айресе, начиная с его светлости полномочного посла и кончая последним докером.
В мгновение ока его светлость лично в сопровождении секретарей, советников и атташеnote 321 прибыл на набережную, где собралась испуганная, бурлящая толпа.
Пожар, однако, разгорался все сильнее. Тому способствовало горючее, находившееся на борту. Пламя распространялось с необыкновенной быстротой. Если первоначальные опасения за гибель мола и пришвартованных рядом шаланд оказались все же излишними, то корабль, без сомнения, был безвозвратно потерян.
В небо взвивались огромные языки пламени и плясали на фоне клубов черного дыма. Корабль походил на извергающийся вулкан.
Сперва надо всем этим адом видны были тонкие линии мачт, но мало-помалу пламя охватило и их. Невольно на ум приходила мысль, что некто всемогущий устроил для собственного развлечения грандиозный фейерверкnote 322. Блики пожара метались по фасадам прибрежных зданий.
Вскоре крики, раздававшиеся из адского пекла, последние, безнадежные крики о помощи смолкли. Несчастные жертвы отмучились. Им теперь уже не поможешь.
Толпа беспомощно взирала на катастрофу, положить конец которой человеку было не под силу.
Английский посол расспрашивал начальника порта об этом корабле. Но начальник ничего не мог толком сказать. Никто не видел, когда корабль пришел в порт, семафорыnote 323 не сообщили о его прибытии. Судно не подавало никаких сигналов. И только флаг развевался на мачте, чтобы все издалека видели, чей это корабль. Обратили внимание на судно, когда раздался взрыв.
Вот и все. Оставалось опросить свидетелей, единственное, что могло внести хоть какую-то ясность в случившееся. Но посол был окончательно поставлен в тупик, не зная, кому верить. Каждую минуту ему приносили сведения, исключающие одно другое. Бесконечные противоречивые рапорты агентов только запутывали и без того путаное дело.
Толпа все еще встревоженно гудела. И никто не обращал внимания на снующих тут и там подозрительных личностей. Лучшее время для карманников. Подобные типы всегда чуют добычу. Когда все увлечены, легко шарить по карманам. А мы добавим: время подходящее и для авантюристов.
Если легковерные аргентинцы развесив уши ловили каждое слово, ахали и охали, глядя на догорающий корабль, если воры воровали, то авантюристы работали.
И если бы его светлость, глава английской миссии, догадался тотчас вернуться к себе, он, быть может, несмотря на природную невозмутимость, все же поразился бы, заметив, что по парку и дому кто-то шныряет.
И правда, что происходило здесь? Что за люди бесшумно, словно тени, проворно пробирались по аллеям, занимали посты у входов и выходов?..
А дело вот в чем.
В тот самый момент, когда весь персонал покинул здание, откуда ни возьмись появилась группа неизвестных. Они стояли возле стены, окаймлявшей парк с северной стороны, то есть прямо напротив фасада.
Вдоль стены тянулась плохо освещенная улочка с выщербленной брусчаткойnote 324. В этот поздний час вокруг было пустынно. У каждого из пришедших в руках оказался смотанный тросnote 325 с крюком на конце. Бросок – и трос накрепко зацепился за верх стены.
Потом раздалась команда. Всего три слова, произнесенные низким голосом:
– Давайте наверх, ребята!
И ребята легким движением, как будто всю жизнь только и делали, что занимались гимнастикой, вскарабкались на стену и, усевшись верхом, перекинули трос на другую сторону, в парк.
Потом послышалось:
– Спускайтесь!
Пришедшие оказались посреди великолепного сада, принадлежавшего его светлости. Наступая на клумбы и без зазрения совести давя роскошные гортензииnote 326 – жемчужины, выпестованные английским послом собственными руками, неизвестные направились дальше.
Один, которому местность, очевидно, была знакома, оторвался от группы, прошел несколько шагов и вполголоса произнес:
– За мной!
Все гуськом пошли след в след, дружно топча стриженый газонnote 327. Кстати, газон был очень к месту, он скрадывал шаги, так что в саду не раздавалось ни шороха.
Компания приблизилась к стоящему поодаль строению. Окна были едва освещены.
– Больница, – шепнул тот же голос, видимо, принадлежащий предводителю. – Стоп! Никому не двигаться. Я посмотрю, что там.
Пять минут спустя вокруг внезапно загорелся яркий свет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
И Анрийон, сопровождаемый Ивоном, покинул дом архитектора Орландо. Тот на прощание рассыпался в любезностях, а про себя отметил: «Ну и оригинал!.. С ним я, пожалуй, смогу заработать неслыханные деньги».
Оба моряка поспешили в отель «Клебер». Капитан немедленно принялся изучать план, вычерченный на калькеnote 318.
Неблагодарная, нудная, утомительная работа, по Анрийон с такой легкостью читал чертежи, что, посмотри на него архитектор сейчас, он крепко задумался бы над тем, стоило ли доверять свои документы.
Так прошел весь день. Лишь глубокой ночью работа была окончена.
– Готово, – воскликнул Поль, засовывая чертежи в карман и потягиваясь. – Время не ждет. Эти англичане до того расторопны и оперативны, что я каждую минуту вздрагиваю, подумав о судьбе моего бедного друга. Медлить нельзя. К счастью, больница у них находится отдельно, в парке. Не позже, чем через два дня Феликс должен быть на борту «Авраама Линкольна». В противном случае нас повесят вместе.
Через сорок четыре часа после торжественного обещания, данного капитаном, у мола раздался оглушительный взрыв, потрясший всю округу.
Было половина двенадцатого ночи. Спящий город внезапно наполнился шумом и суетой. Второй раз за последнюю неделю ударили в набатnote 319, и в сумерках высветились языки пламени.
Пожар тюрьмы, случившийся несколько дней назад, не вызвал сильной паники в городе. Огонь удалось быстро погасить.
Но на этот раз все оказалось куда серьезнее: пламя было таким сильным, что горожане спрашивали друг друга, не загорелся ли весь квартал.
Улицы запрудила волнующаяся толпа. Вскоре до нее дошла страшная новость. На рейде горел корабль. Говорили, что там много горючего и взрывчатых веществ. Никто не знал точно, был это порох, алкоголь или нефть. Казалось, пожар угрожал деревянному молу и многочисленным привязанным здесь лодкам.
Как обычно в подобных случаях, распространились самые невероятные, самые противоречивые слухи.
Что это за корабль? Под каким флагом плавает? Эти вопросы прежде всего интересовали служащих многочисленных представительств и консульств. Ими правил скорее эгоизм, нежели международная солидарность.
Тут и там сновали запыхавшиеся полисмены, приносившие последние новости.
Горящий корабль принадлежит англичанам, и плавает под британским флагом – стражи порядка видели это собственными глазами, а также собственными ушами слышали душераздирающие крики на борту. Несколько несчастных спали и сгорели заживо!
Когда дело касалось других, сыны Альбионаnote 320 проявляли невиданный, немыслимый эгоизм, возводя этот эгоизм в ранг национальной политики. Они совершенно хладнокровно могли бросить в беде любого иностранца, но по отношению друг к другу проявляли удивительную солидарность и взаимовыручку, часто доходящую до самопожертвования и героизма.
Простые слова: горящий корабль принадлежит англичанам! Англичане в трауре! Подняли на ноги всех до одного подданных Ее Величества, находившихся в Буэнос-Айресе, начиная с его светлости полномочного посла и кончая последним докером.
В мгновение ока его светлость лично в сопровождении секретарей, советников и атташеnote 321 прибыл на набережную, где собралась испуганная, бурлящая толпа.
Пожар, однако, разгорался все сильнее. Тому способствовало горючее, находившееся на борту. Пламя распространялось с необыкновенной быстротой. Если первоначальные опасения за гибель мола и пришвартованных рядом шаланд оказались все же излишними, то корабль, без сомнения, был безвозвратно потерян.
В небо взвивались огромные языки пламени и плясали на фоне клубов черного дыма. Корабль походил на извергающийся вулкан.
Сперва надо всем этим адом видны были тонкие линии мачт, но мало-помалу пламя охватило и их. Невольно на ум приходила мысль, что некто всемогущий устроил для собственного развлечения грандиозный фейерверкnote 322. Блики пожара метались по фасадам прибрежных зданий.
Вскоре крики, раздававшиеся из адского пекла, последние, безнадежные крики о помощи смолкли. Несчастные жертвы отмучились. Им теперь уже не поможешь.
Толпа беспомощно взирала на катастрофу, положить конец которой человеку было не под силу.
Английский посол расспрашивал начальника порта об этом корабле. Но начальник ничего не мог толком сказать. Никто не видел, когда корабль пришел в порт, семафорыnote 323 не сообщили о его прибытии. Судно не подавало никаких сигналов. И только флаг развевался на мачте, чтобы все издалека видели, чей это корабль. Обратили внимание на судно, когда раздался взрыв.
Вот и все. Оставалось опросить свидетелей, единственное, что могло внести хоть какую-то ясность в случившееся. Но посол был окончательно поставлен в тупик, не зная, кому верить. Каждую минуту ему приносили сведения, исключающие одно другое. Бесконечные противоречивые рапорты агентов только запутывали и без того путаное дело.
Толпа все еще встревоженно гудела. И никто не обращал внимания на снующих тут и там подозрительных личностей. Лучшее время для карманников. Подобные типы всегда чуют добычу. Когда все увлечены, легко шарить по карманам. А мы добавим: время подходящее и для авантюристов.
Если легковерные аргентинцы развесив уши ловили каждое слово, ахали и охали, глядя на догорающий корабль, если воры воровали, то авантюристы работали.
И если бы его светлость, глава английской миссии, догадался тотчас вернуться к себе, он, быть может, несмотря на природную невозмутимость, все же поразился бы, заметив, что по парку и дому кто-то шныряет.
И правда, что происходило здесь? Что за люди бесшумно, словно тени, проворно пробирались по аллеям, занимали посты у входов и выходов?..
А дело вот в чем.
В тот самый момент, когда весь персонал покинул здание, откуда ни возьмись появилась группа неизвестных. Они стояли возле стены, окаймлявшей парк с северной стороны, то есть прямо напротив фасада.
Вдоль стены тянулась плохо освещенная улочка с выщербленной брусчаткойnote 324. В этот поздний час вокруг было пустынно. У каждого из пришедших в руках оказался смотанный тросnote 325 с крюком на конце. Бросок – и трос накрепко зацепился за верх стены.
Потом раздалась команда. Всего три слова, произнесенные низким голосом:
– Давайте наверх, ребята!
И ребята легким движением, как будто всю жизнь только и делали, что занимались гимнастикой, вскарабкались на стену и, усевшись верхом, перекинули трос на другую сторону, в парк.
Потом послышалось:
– Спускайтесь!
Пришедшие оказались посреди великолепного сада, принадлежавшего его светлости. Наступая на клумбы и без зазрения совести давя роскошные гортензииnote 326 – жемчужины, выпестованные английским послом собственными руками, неизвестные направились дальше.
Один, которому местность, очевидно, была знакома, оторвался от группы, прошел несколько шагов и вполголоса произнес:
– За мной!
Все гуськом пошли след в след, дружно топча стриженый газонnote 327. Кстати, газон был очень к месту, он скрадывал шаги, так что в саду не раздавалось ни шороха.
Компания приблизилась к стоящему поодаль строению. Окна были едва освещены.
– Больница, – шепнул тот же голос, видимо, принадлежащий предводителю. – Стоп! Никому не двигаться. Я посмотрю, что там.
Пять минут спустя вокруг внезапно загорелся яркий свет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112