Но доля правды в этом была, причем достаточная, чтобы лицо Евы так и вспыхнуло.
Нед, развалясь в кресле и все еще изучая кончик своей сигареты, продолжал с повадкой бывалого следователя:
— Скажи-ка, милая, а тебе не тошно?
— Отчего же?
— Да из-за дружбы с Лоузами.
— Знаешь, Нед, тебе этого просто не понять.
— Ну да, я недостаточно благороден? Я не так благороден, как тот кретин в доме напротив?
Ева вскочила, поправляя халатик. На талии его прихватывал розовый атласный поясок, поясок этот вечно развязывался, и сейчас Еве пришлось опять завязывать его.
— Зря, между прочим, ты выбрал тон обиженного ребенка, — сказала она. — Меня этим не проймешь.
— При чем тут это? А когда ты беседуешь с ним, твой тон просто невыносимо действует мне на нервы.
— Правда?
— Правда. Ты ведь умная женщина.
— Спасибо.
— Но когда ты говоришь с Тоби Лоузом, ты будто нарочно стараешься быть поглупей, чтоб к нему приспособиться. Господи, надо же! Какие излиянья! Шоу, видите ли, «мил». В конце концов, тебе удастся себя убедить, что ты такая же дура, как Тоби. Ведь если ты этак с ним беседуешь, пока еще вы не поженились, что же потом-то будет? — он говорил вкрадчиво. — Неужели же тебе не тошно, Ева?
«Пошел ты к черту!»
— Ну как? — осведомился Нед, выпуская новое облако дыма. — Что, правда глаза колет?
— Я тебя не очень-то испугалась.
— Да что ты знаешь про этих Лоузов?
— А что я знала про тебя до того, как мы поженились? И много ли я узнала с тех пор о твоей прежней жизни? Только что ты эгоистичен…
— Положим.
— Груб…
— Ева, милая, мы же говорим о Лоузах. Ну, что тебя там пленило? Их добропорядочность?
— Конечно, мне хочется быть добропорядочной. Как всякой женщине.
— Ах, скажите!
— Оставь, милый, это же неумно. Пойми, они мне нравятся. Мне нравится и мать семейства, и отец семейства, и Тоби, и Дженис, и дядя Бен. Они доброжелательны. Они живут так, как надо, и все же они не зануды. Они такие, такие, — она поискала слово, — нормальные.
— А отцу семейства нравится твой счет в банке!
— Не смей!
— Доказать пока не могу. Но погоди, вот…
Нед смолк. Он провел рукою по лбу. Минуту он смотрел на нее с искренним — она готова была поклясться — глубоким чувством: что-то новое — растерянность, отчаяние и даже мягкость во взгляде.
— Ева, — выпалил он. — Я этого не допущу.
— Чего ты не допустишь?
— Я не допущу, чтоб ты совершила ошибку.
Когда он двинулся к туалетному столику, чтобы раздавить окурок в пепельнице, Ева вся напряглась. Широко раскрыв глаза, она смотрела на него. Она знала его до тонкостей и почуяла в нем нечто вроде ликования. Нед зажег новую сигарету и снова повернулся к Еве. На сияющем лбу его, под светлой шапкой кудрей пролегли морщинки.
— Ева, а я кое-что узнал сегодня в «Замке».
— Ну?
— Говорят, папаша Лоуз, — продолжал он, выпуская дым и кивая в сторону окна, — туг на ухо. Но все же, что, если я отдерну шторы и крикну во все горло: «Как дела?»
Молчание.
Ева ощутила приступ дурноты, напоминающий начало морской болезни. У нее даже в глазах потемнело. Все было как во сне. Густой дым сигареты в душной спальне. Синие глаза Неда в этом дыму. И ее собственный голос, совершенно чужой и далекий.
— Ты не сделаешь такой гадости!
— Почему же? Не вижу тут никакой гадости, — спокойно возразил Нед и ткнул в нее пальцем. — В чем ты провинилась? Ты чиста, как ангел, разве нет?
— Да.
— Повторяю. Ты — воплощенная добродетель. Я — злодей из мелодрамы. Я ворвался сюда силком, хотя у меня и был ключ. — Он повертел его на пальце.
— Предположим, я подниму шум. Тебе-то чего бояться?
У нее пересохли губы. В глазах рябило. Все происходило как будто в страшной пустоте, и каждый звук шел словно с огромного расстояния.
— Я хам, и меня надо бить — вот пускай твой Тоби Лоуз и попробует. Ты хотела меня вышвырнуть, верно ведь? Твои преданные друзья тебя знают и поверят каждому твоему слову. Отлично! Ну, а я ничего не стану опровергать, честное слово. И раз я тебе так противен, раз это такие прекрасные люди, как ты изображаешь, так почему же ты сама-то не зовешь на помощь, а вся трясешься, когда я собираюсь кричать?
— Нед, я не могу объяснить…
— Почему это?
— Ты не поймешь.
— Почему это?
Ева махнула рукой в полной беспомощности. Разве так, сразу, ему объяснишь?
— Скажу тебе только одно, — сказала Ева. Она говорила спокойно, хоть глаза ее наполнились слезами. — Мне лучше умереть, чем чтобы кто-то узнал, что ты тут был сегодня.
Нед мгновение смотрел на нее.
— Правда? — сказал он. И тотчас направился к окну.
Первым движением Евы было выключить свет. Она метнулась к выключателю, путаясь в полах халата, атласный поясок которого опять развязался. Впоследствии она никак не могла припомнить, кричала она или нет. Споткнувшись о пуф, она дотянулась до выключателя, с трудом удержалась на ногах, выключила лампу над туалетным столиком и чуть не вскрикнула от радости, когда в комнате стало темно.
Следует усомниться в том, намеревался ли Нед — даже и в таком состоянии — окликать через дорогу сэра Мориса Лоуза. Но намеревался он это делать или нет — никакой роли не играет.
Он отдернул тяжелую штору, громыхнув деревянными кольцами по карнизу. Он приподнял тюлевую занавеску и выглянул. Вот и все.
Он смотрел на освещенные окна кабинета сэра Мориса Лоуза, всего в пятидесяти футах через дорогу. Это были французские окна, начинавшиеся от самого пола. Выходили они на каменный с железными перилами балкончик как раз над парадной дверью. Окна не были закрыты; стальные ставни не заперты; шторы не спущены.
Но в кабинете все переменилось с тех пор, как Нед смотрел туда всего несколько минут назад.
— Нед! — позвала Ева, больше и больше пугаясь. Никакого ответа.
— Нед, что случилось?
Он показал ей на кабинет, и этого было достаточно.
Они увидели средних размеров помещение, по стенам уставленное застекленными горками разных стилей и размеров. В окна просматривалась вся комната. Среди горок стояло и два-три книжных шкафа. Обитая парчой мебель на тонких золоченых ножках ярко выделялась на фоне белых стен и на сером пятне ковра. В прошлый раз, когда Нед смотрел в окно, горела только настольная лампа. Теперь же поразившая обоих зрителей сцена освещалась безжалостным светом люстры.
Через левое окно виден был большой секретер сэра Мориса Лоуза у левой стены. Через правое окно виден был белый мраморный камин у правой стены. А сзади, то есть в задней стене кабинета, прямо напротив окон, находилась дверь в холл второго этажа.
Кто-то у них на глазах осторожно затворил за собой эту дверь. Кто-то выходил из кабинета. Ева так и не успела разглядеть лицо, которое стало бы мучить ее впоследствии. А Нед его увидел.
Когда Ева подошла к окну, кто-то из-за уже прикрываемой двери протянул руку — рука с этого расстояния казалась маленькой — в темно-коричневой перчатке. Рука коснулась выключателя рядом с дверью. Ловкий палец нажал на выключатель, и люстра погасла. Массивная белая дверь с металлической ручкой мягко затворилась.
Лишь настольная лампа, небольшая лампа под зеленым абажуром, какие бывают в учреждениях, бросала неяркий свет на секретер у левой стены и вращающийся стул подле него. Сэр Морис Лоуз, как всегда, сидел за секретером в профиль к окнам. Но лупы в руке он уже не держал; никогда больше не суждено было ему взять в руки лупу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Нед, развалясь в кресле и все еще изучая кончик своей сигареты, продолжал с повадкой бывалого следователя:
— Скажи-ка, милая, а тебе не тошно?
— Отчего же?
— Да из-за дружбы с Лоузами.
— Знаешь, Нед, тебе этого просто не понять.
— Ну да, я недостаточно благороден? Я не так благороден, как тот кретин в доме напротив?
Ева вскочила, поправляя халатик. На талии его прихватывал розовый атласный поясок, поясок этот вечно развязывался, и сейчас Еве пришлось опять завязывать его.
— Зря, между прочим, ты выбрал тон обиженного ребенка, — сказала она. — Меня этим не проймешь.
— При чем тут это? А когда ты беседуешь с ним, твой тон просто невыносимо действует мне на нервы.
— Правда?
— Правда. Ты ведь умная женщина.
— Спасибо.
— Но когда ты говоришь с Тоби Лоузом, ты будто нарочно стараешься быть поглупей, чтоб к нему приспособиться. Господи, надо же! Какие излиянья! Шоу, видите ли, «мил». В конце концов, тебе удастся себя убедить, что ты такая же дура, как Тоби. Ведь если ты этак с ним беседуешь, пока еще вы не поженились, что же потом-то будет? — он говорил вкрадчиво. — Неужели же тебе не тошно, Ева?
«Пошел ты к черту!»
— Ну как? — осведомился Нед, выпуская новое облако дыма. — Что, правда глаза колет?
— Я тебя не очень-то испугалась.
— Да что ты знаешь про этих Лоузов?
— А что я знала про тебя до того, как мы поженились? И много ли я узнала с тех пор о твоей прежней жизни? Только что ты эгоистичен…
— Положим.
— Груб…
— Ева, милая, мы же говорим о Лоузах. Ну, что тебя там пленило? Их добропорядочность?
— Конечно, мне хочется быть добропорядочной. Как всякой женщине.
— Ах, скажите!
— Оставь, милый, это же неумно. Пойми, они мне нравятся. Мне нравится и мать семейства, и отец семейства, и Тоби, и Дженис, и дядя Бен. Они доброжелательны. Они живут так, как надо, и все же они не зануды. Они такие, такие, — она поискала слово, — нормальные.
— А отцу семейства нравится твой счет в банке!
— Не смей!
— Доказать пока не могу. Но погоди, вот…
Нед смолк. Он провел рукою по лбу. Минуту он смотрел на нее с искренним — она готова была поклясться — глубоким чувством: что-то новое — растерянность, отчаяние и даже мягкость во взгляде.
— Ева, — выпалил он. — Я этого не допущу.
— Чего ты не допустишь?
— Я не допущу, чтоб ты совершила ошибку.
Когда он двинулся к туалетному столику, чтобы раздавить окурок в пепельнице, Ева вся напряглась. Широко раскрыв глаза, она смотрела на него. Она знала его до тонкостей и почуяла в нем нечто вроде ликования. Нед зажег новую сигарету и снова повернулся к Еве. На сияющем лбу его, под светлой шапкой кудрей пролегли морщинки.
— Ева, а я кое-что узнал сегодня в «Замке».
— Ну?
— Говорят, папаша Лоуз, — продолжал он, выпуская дым и кивая в сторону окна, — туг на ухо. Но все же, что, если я отдерну шторы и крикну во все горло: «Как дела?»
Молчание.
Ева ощутила приступ дурноты, напоминающий начало морской болезни. У нее даже в глазах потемнело. Все было как во сне. Густой дым сигареты в душной спальне. Синие глаза Неда в этом дыму. И ее собственный голос, совершенно чужой и далекий.
— Ты не сделаешь такой гадости!
— Почему же? Не вижу тут никакой гадости, — спокойно возразил Нед и ткнул в нее пальцем. — В чем ты провинилась? Ты чиста, как ангел, разве нет?
— Да.
— Повторяю. Ты — воплощенная добродетель. Я — злодей из мелодрамы. Я ворвался сюда силком, хотя у меня и был ключ. — Он повертел его на пальце.
— Предположим, я подниму шум. Тебе-то чего бояться?
У нее пересохли губы. В глазах рябило. Все происходило как будто в страшной пустоте, и каждый звук шел словно с огромного расстояния.
— Я хам, и меня надо бить — вот пускай твой Тоби Лоуз и попробует. Ты хотела меня вышвырнуть, верно ведь? Твои преданные друзья тебя знают и поверят каждому твоему слову. Отлично! Ну, а я ничего не стану опровергать, честное слово. И раз я тебе так противен, раз это такие прекрасные люди, как ты изображаешь, так почему же ты сама-то не зовешь на помощь, а вся трясешься, когда я собираюсь кричать?
— Нед, я не могу объяснить…
— Почему это?
— Ты не поймешь.
— Почему это?
Ева махнула рукой в полной беспомощности. Разве так, сразу, ему объяснишь?
— Скажу тебе только одно, — сказала Ева. Она говорила спокойно, хоть глаза ее наполнились слезами. — Мне лучше умереть, чем чтобы кто-то узнал, что ты тут был сегодня.
Нед мгновение смотрел на нее.
— Правда? — сказал он. И тотчас направился к окну.
Первым движением Евы было выключить свет. Она метнулась к выключателю, путаясь в полах халата, атласный поясок которого опять развязался. Впоследствии она никак не могла припомнить, кричала она или нет. Споткнувшись о пуф, она дотянулась до выключателя, с трудом удержалась на ногах, выключила лампу над туалетным столиком и чуть не вскрикнула от радости, когда в комнате стало темно.
Следует усомниться в том, намеревался ли Нед — даже и в таком состоянии — окликать через дорогу сэра Мориса Лоуза. Но намеревался он это делать или нет — никакой роли не играет.
Он отдернул тяжелую штору, громыхнув деревянными кольцами по карнизу. Он приподнял тюлевую занавеску и выглянул. Вот и все.
Он смотрел на освещенные окна кабинета сэра Мориса Лоуза, всего в пятидесяти футах через дорогу. Это были французские окна, начинавшиеся от самого пола. Выходили они на каменный с железными перилами балкончик как раз над парадной дверью. Окна не были закрыты; стальные ставни не заперты; шторы не спущены.
Но в кабинете все переменилось с тех пор, как Нед смотрел туда всего несколько минут назад.
— Нед! — позвала Ева, больше и больше пугаясь. Никакого ответа.
— Нед, что случилось?
Он показал ей на кабинет, и этого было достаточно.
Они увидели средних размеров помещение, по стенам уставленное застекленными горками разных стилей и размеров. В окна просматривалась вся комната. Среди горок стояло и два-три книжных шкафа. Обитая парчой мебель на тонких золоченых ножках ярко выделялась на фоне белых стен и на сером пятне ковра. В прошлый раз, когда Нед смотрел в окно, горела только настольная лампа. Теперь же поразившая обоих зрителей сцена освещалась безжалостным светом люстры.
Через левое окно виден был большой секретер сэра Мориса Лоуза у левой стены. Через правое окно виден был белый мраморный камин у правой стены. А сзади, то есть в задней стене кабинета, прямо напротив окон, находилась дверь в холл второго этажа.
Кто-то у них на глазах осторожно затворил за собой эту дверь. Кто-то выходил из кабинета. Ева так и не успела разглядеть лицо, которое стало бы мучить ее впоследствии. А Нед его увидел.
Когда Ева подошла к окну, кто-то из-за уже прикрываемой двери протянул руку — рука с этого расстояния казалась маленькой — в темно-коричневой перчатке. Рука коснулась выключателя рядом с дверью. Ловкий палец нажал на выключатель, и люстра погасла. Массивная белая дверь с металлической ручкой мягко затворилась.
Лишь настольная лампа, небольшая лампа под зеленым абажуром, какие бывают в учреждениях, бросала неяркий свет на секретер у левой стены и вращающийся стул подле него. Сэр Морис Лоуз, как всегда, сидел за секретером в профиль к окнам. Но лупы в руке он уже не держал; никогда больше не суждено было ему взять в руки лупу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43