– Остается посадить на эту страшную лошадь скелет герцога Франческо, – сказал тот, оправившись от испуга.
Впрочем, подобный издевательский совет возможно было бы принять со всею серьезностью, настолько Мастер заботился о демонстрации костей человека и всех его движений при помощи моделей.
Сделай позвоночник шеи с его сухожилиями без головы наподобие мачты корабля с его такелажем; стечение мускулов к позвоночнику поддерживает его в прямом положении так, как ванты кораблей поддерживают свою мачту; и те же ванты, привязанные к мачте, частично поддерживают борта кораблей, с которыми они соединены. После чего сделай голову с ее сухожилиями, дающими ей движение на ее оси.
Так же, полагал Леонардо, поворачивается корабельная рея, а именно посредством канатов, которые матросы натягивают, приспосабливая паруса, чтобы забирали больше воздуха; и все различие между кораблем и человеком не иначе в том, что ветер желания возникает у человека в его душе, отвечая какому-нибудь привлекательному для него предмету, и затем распространяется в мышцах.
В своих аналогиях Леонардо отчасти следовал древним: состоявший врачом при гладиаторах знаменитый Гален называл руку инструментом для человека, точно, говорил он, как лира для музыканта или клещи для кузнеца, и этот Гален при возможности отыскивал в строении тела механический смысл. Позвоночник не мог бы выдержать тяжести головы, сказано в его «Анатомии», если бы его с обеих сторон не поддерживали сильные связки, которые греки называют тeнонтeс, то есть тянущие. При всех сгибаниях шеи связки одной из сторон непременно бывают напряжены и удерживают голову от западания дальше известной точки.
Такие вот проволоки или нити протягиваются через столетия, и когда кто-то давно умерший трогает их, наука, действующая спустя много времени, этому откликается. Имея в виду, что для их изумительной скульптуры грекам оказалось достаточным наблюдать голых в гимназиях, а римлянам – в общественных банях, в то время как вскрытия – что и составляет смысл слова анатомия – были строжайше запрещены, следует думать, древние также практиковались в анатомии воображаемой, о чем косвенно свидетельствует важность, какую они придавали чувству осязания. Так, Аристотель настаивает, что в человеческом роде даровитые и недаровитые люди различаются в зависимости от их осязания: люди с твердым и нечувствительным телом, утверждает философ, не одарены сообразительностью. Но едва ли менее важно осязание внутреннее, которое руководит равновесием, управляет движениями и сообщает душе о положении членов и органов тела, известном человеку и в темноте без участия зрения. Так что это важнейшее чувство можно назвать телесным сознанием, и благодаря ему возможна воображаемая анатомия.
Стоило посмотреть, как Мастер для нее изготавливается – опираясь то на одну, то на другую ногу, так и эдак выставляя бедро и поворачивая его относительно таза; как выбирает стерженек графита или охры и, покачивая свободно опущенной кистью, оценивает тяжесть, испытываемую связками и сухожилиями плеча, и одновременно, подобно раскачивающему копье солдату, подготавливая привычный, но частично всегда обновляющийся жест рисовальщика; как внезапно всего себя перестраивает, шире расставляя ступни и разворачивая их по-иному; наконец, как рисует – длинными округлыми линиями, следуя направлению мышечных волокон, охлестывающих кость, и одним изменением толщины и крепости следа, оставляемого на листе бумаги графитом или же охрою, с громадным искусством и правильностью показывает рельеф и все повороты формы и некоторым проницающим чувством обнаруживает внутреннее устройство подшипников или суставов, где покрытые опаловой коркой поверхности так совершенны, а облегчающая движение жидкость настолько верно отмерена. И этого ни видеть, ни слышать нельзя, тут пригодно лишь внутреннее осязание.
Что касается анатомии обычной или практической, то в XIII веке Фридрих Второй Гогенштауфен позволил университету в Салерно вскрывать мертвое тело один раз за пять лет, а спустя два столетия в Венеции разрешалось ежегодное публичное вскрытие, в Падуе же и в Болонье – два раза в году. Но одно дело, о чем договариваются университеты с республиками и императорами, другое – народное мнение, для которого вскрытие мертвого остается ужасным проступком и надругательством для целей колдовства. К тому же Мастер не имел для занятий анатомией постоянного удобного тайного места, но сообразовывался по возможности с тем, откуда достается мертвое тело: казненный ли это преступник, или умерший на улице бездомный нищий, убитый ли в драке, или кто-нибудь скончавшийся в госпитале. В последнем случае, если похороны приняты на общественный счет, Леонардо сговаривался с монахами госпиталя или с могильщиками и в зависимости от всего этого – мешок с инструментами через плечо – направлялся в какой-нибудь грязный сырой подвал, владельцам которого заранее заплачено. Тут еще многое зависит от обычаев Мастера, от его желания влиять и господствовать – известно, что этого бывает легче добиться с помощью тайны; поэтому, где ее нет, он ее нарочно создает иной раз. И все же, чтобы понять, какое необходимо воображение и память, если желаешь вдохнуть полноту жизни в мертвое тело, а оно, может, пошло пятнами и начало гнить, надо непременно побыть рядом с Леонардо при его «анатомии». Мессер Фацио Кардано, которому – среди немногих редчайшему – это случалось, однажды, сравнивая рисунок Мастера с растерзанной плотью, куда тот погружал руки по локоть, воодушевившись, прочел из апостола Павла:
– Сеется в тлении, восстает в нетлении; сеется в унижении, восстает в славе; сеется в немощи, восстает в силе.
Леонардо живо откликнулся:
– Тут нет никакого чуда, а только моя сообразительность; сейчас я тебе покажу, как наполняются ветром паруса, кажется, безнадежно повисшие.
Он растопил воск и затем, воспользовавшись стеклянной воронкой, влил его в желудочки сердца и заполнил опавшие полости. Когда воск остыл и стал твердым, острым ножом Леонардо высвободил получившийся таким образом слепок пустоты, напряжением выпуклостей напоминающий о парусах, когда корабль, толкаемый ветром, выходит из гавани.
18
О созерцатель этой нашей машины! Не печалься, что ты познаешь ее благодаря смерти других, но радуйся, что виновник нашего бытия поместил ум в таком превосходном инструменте.
Так в предвидении возможных упреков и обвинении в нечестии утешал себя Леонардо; однако что значат эти тридцать, вскрытые Мастером за долгое время при его анатомиях, сравнительно с жатвою, собираемой безжалостной смертью, когда нападает чума и жители укрываются в своих норах в надежде, что их минует ужаснейший из бичей божьих? Впрочем, некоторые отчаянные нанимаются хоронить мертвецов и зарабатывают хорошие деньги; на брезенте, накрывающем ужасную кладь, можно прочитать надпись «Боже, сжалься над нами»; а лошадям приспосабливают шоры, чтобы, оглядываясь, не видели протянутые из-под покрывала конечности, так как напившиеся вина возницы мало что соображают и грузят небрежно. Также на улицах появляются врачи, соревнующиеся богатством одежды, в масках из левантского сафьяна, с глазами из хрусталя и длинными носами, внутри набитыми благовониями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120