Между собой люди говорят о многом таком, о чем никогда не сообщат в милицию. Я могу вам рассказать все, что знаю, но тоже частным порядком, ибо официально все равно не получится. Если вы начнёте этих людей допрашивать официально, они ничего вам не скажут, от всего отопрутся. Я сама официально отопрусь. Уж очень мне не хочется снова латать покрышки. Так что решайте.
Майор немного поторговался, но, так как формалистом он не был, согласился нашу беседу считать частным разговором между двумя знакомыми людьми.
В частном разговоре со знакомым майором я поведала ему об ограблении виллы Ленарчика, потом виллы Дромадера, об автомобильных махинациях Пежачека и Квачковского, об известных мне случаях нелегальной пересылки долларов за границу, добавив, что, хотя и не знаю масштабов контрабанды, уверена, она является следствием паники среди валютчиков. Я честно призналась майору: о кражах я узнала от третьих лиц — не говорить же, что подруга насплетничала! — а тот факт, что пострадавшие — мошенники и тёмные дельцы, вычислила сама путём дедукции.
Скромность не помешала мне отметить произведённое на майора впечатление. Мои рассуждения были восприняты почти как сенсация века. Тем неожиданней прозвучал его вопрос:
— А почему, собственно, вы мне все это рассказываете?
Вот тебе и на! Нет, с милицией все-таки трудно разговаривать. Получается, выкладываешь все как на духу — и в результате тебя же только больше подозревают!
— А потому, пан майор, чтобы помочь вам распутать это запутанное дело. Ведь я же вижу, что вы меня в чем-то подозреваете, поэтому в моих интересах быстрейшее раскрытие дела. Узнаете правду — и тем самым с меня автоматически снимется вина. А ещё я вам чистосердечно рассказываю все в надежде и от вас кое-что узнать. Поверьте, происходящее интересует меня не меньше вас, мне совсем не нравится быть замешанной в том, о чем я не имею ни малейшего понятия.
— Разве вы не можете обо всем просто узнать от своих знакомых?
— Обо всем не могу. От знакомых я узнаю по кусочку, и это лишь ещё больше меня запутывает. Обо всем знаете лишь вы.
— Ха-ха! — вырвалось у майора с горьким сарказмом. — Я все знаю! Нашли время шутить!
— Какие там шутки! Мне тоже не до них. Почему вы считаете, что все эти преступления совершают мои знакомые? Были они до сих пор порядочными людьми, а тут что-то на них нашло? Интересно, с чего бы?
— Вот-вот! — подхватил майор, вмиг забыв о горьком сарказме. — Именно, с чего бы? Что-то произошло, и я головой ручаюсь — вы знаете что. Ведь вам известно много, поразительно много, и все через ваших знакомых. Постарайтесь вспомнить событие, которое настолько повлияло на них, настолько изменило характеры, что заставило пойти на преступление. Ну?
— Не знаю ничего такого, — мрачно ответила я. О тайне Мартина я майору не сообщила, решила не выдавать её ни за какие сокровища в мире, раз уж обещала. Не сообщила и о вонючке, о ядерщиках, о знамени, но вряд ли все это можно зачислить в разряд событий. — Да, вот вы сказали: заставило их пойти на преступление. О каком преступлении вы говорите? Если об убийстве Дугкевича — исключено. Ни один из моих знакомых не способен на это. Другое дело — валютчиков обирать, но тоже сомневаюсь, ни один из них для этого не годится.
— Может, сам и не годится, так наймёт таких, что годятся.
— Таким надо платить. Откуда им взять деньги?
— И вы считаете, что, например, пану Ракевичу тоже неоткуда взять?
Я задумалась. Если честно, Гавел частично соответствовал образу предполагаемого злоумышленника, но только частично, поэтому было бы непорядочно все подозрения направлять на него.
— Пан Ракевич найдёт, откуда взять, — пришлось признаться. — Но я не вижу абсолютно никакой причины, ради которой он, умный и расчётливый, ввязался бы в эту глупую историю. Зачем ему это? Такой риск, такие хлопоты, столько опасностей — и ради чего? Денег у него и так куры не клюют. А если даже Гавел и ввязался, то как вы объясните деятельность благородного Вишневского? Здоровая конкуренция?
— Надо различать две стороны афёры, — вдруг сказал майор, напряжённо вглядываясь в какую-то точку за моей спиной. — Одна охватывает чёрный рынок и его деятелей, другая крутится вокруг вас. Где-то они сходятся, стыкуются, так сказать. Я твёрдо уверен, мне вы не сказали правды, что-то скрываете, готов даже допустить — скрываете неумышленно. Рассказали вы порядочно, благодаря вам для меня многое прояснилось. Что ж, подожду, может, припомните и остальное. И очень просил бы сделать это поскорее. А сейчас я спущусь вместе с вами за запиской.
Я ничего не ответила, неприятно удивлённая излишней проницательностью майора. Мы спустились к машине, и мне удалось разыскать в бардачке донос на Рябого. Записка даже не очень помялась. На вопрос, какого числа её воткнули за «дворник» на ветровом стекле, я смогла ответить довольно точно: на следующий день после того, как Павел вывихнул ногу. Павел получил бюллетень на три дня, так что дату легко установить у него на работе. Майора такая информация как будто удовлетворила.
* * *
Не успела я упорядочить мысли после интересного разговора с майором, как на следующий день позвонил Лёлик.
— Слушай! — В трубке метался его полный панического страха голос. — Слушай, случилось такое… Такое страшное… я… Я получил… Я сегодня получил…
— По морде? — не выдержала я.
— Что? Нет, не по морде. Слушай…
— Да слушаю же!
Лёлик безуспешно пытался справиться с охватившим его ужасом и в то же время информировать о нем в законспирированной форме. Его драматический, прерывистый шёпот и не совсем исправный телефон делали нашу беседу весьма тягостной.
— Может, это… утка, ты как… думаешь? Хотят меня разыграть? — допытывался он.
Я не расслышала толком, но из того, что он мне сказал, живо представила себе смертельно перепуганного, взъерошенного Лёлика с живой взъерошенной уткой в руках.
— А утка какая? — пыталась я уточнить и хоть что-то понять.
— Заказная, — замогильным голосом ответил Лёлик.
Услышав такое, я утвердилась в мысли, что Лёлик явно не в себе. Поэтому больше не стала ни о чем спрашивать, на всякий случай только предупредила:
— Учти, я её щипать и потрошить не буду, так что на это не рассчитывай.
Кажется, Лёлик был так же ошарашен, как и я.
— Что? Кого щипать? Зачем её щипать? Как это… Я не понимаю…
— Я говорю, что не собираюсь щипать твою утку.
— Какую утку?
Боже, пошли мне терпения!
— Ты же сам только что сказал, что получил заказную утку. Неужели живую?
— Да нет, почему живую? Мёртвую! То есть не очень… Запечатанную. То есть не то… Слушай, может, я лучше приеду к тебе?
При мысли, что ко мне домой явится не совсем нормальный Лёлик с какой-то странной птицей, стало не по себе. Лучше не рисковать.
— Пожалуй, лучше я сама приеду к тебе! — твёрдо сказала я. — Ты из дому говоришь?
— Что ты! Как можно? Я говорю из… из этой… ну, из конуры.
— Откуда?!
— Тише, не кричи так! Я специально звоню из ко… то есть будки.
— Но домой-то ты вернёшься?
— Не знаю… Вернусь, наверное… Ну да, вернусь, конечно.
— А где ты сейчас?
— Я же сказал — в ко… то есть в будке.
— Это я уже поняла, господи боже мой! А где твоя конура… Тьфу! Где твоя будка находится?
— На улице.
Не надо нервничать, не надо на него кричать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70