рольмопсы, вареники…
— …борщок, — дополнила я, — а главным блюдом будет мясо по-пакистански. Может, меню составлено и не очень удачно, зато экзотично. Датчане подумают, что так принято у поляков, поляки же набросятся на селёдку и забудут про все остальное. Ты права, гони рольмопсы!
— Легко сказать, я же не умею их делать! Потому и звоню тебе. Помоги, а? Я куплю селёдку, очищу, замочу, а потом вместе сделаем, ладно? Они ведь могут лежать?
— В маринаде, конечно, могут. А успеет ли Алиция их получить? Я не спросила, когда торжество.
— Через три недели. Времени у нас немного. Я завтра же куплю селёдку.
Даже ради лучшей подруги я не стала предлагать свою помощь по очистке селёдки. О нет! И ограничилась лишь инструктажем по изготовлению гвоздя Алициного юбилея: селёдку очистить от костей, нарезать на тонкие длинные полоски и вымачивать сорок восемь часов, причём половину этого срока — в воде, а вторую половину — в молоке. Но тут я вспомнила, что в список для майора не внесла кое-кого из знакомых, и переключилась на другое.
* * *
Через пять дней в хвост очереди на главпочтамте пристроился один из Зосиных знакомых, некто Соколовский. Зося узнала, что он собирается отправить в Швецию коробку шоколадных конфет, и, воспользовавшись случаем, попросила его заодно отправить в Данию и наши рольмопсы.
Рольмопсов получилось ровно семь килограммов. По нашим с Зосей подсчётам, именно такое количество могло спасти Алицию. Ведь мы как рассуждали: если их будет меньше, то одно из двух — или Алиция сразу же все слопает сама и будет страдать от угрызений совести, или воздержится и тоже будет страдать. Семи же килограммов за столь короткое время ей ни в жизнь не слопать, пусть себе пробует сколько хочет, гостям ещё останется.
Семь кэгэ селёдки в плотно закрытой металлической банке представляли слишком большую тяжесть для женщины, поэтому ею обременили пана Соколовского, который, без всякого сомнения, был мужчиной и которому ведь все равно отправлять посылку, так что какая разница — одну или две.
Так получилось, что в тот день пану Соколовскому жутко не везло. Вышло из строя колесо машины, в запасном испортился вентиль, машину с женой пан Соколовский оставил в мастерской, договорившись встретиться в городе, а сам помчался к зубному врачу. Потом Зося вручила ему рольмопсы, с женой он почему-то разминулся, такси поймать не мог, опоздал в прачечную, оставшуюся часть трассы одолел с помощью нескольких видов городского транспорта и когда, наконец, пристроился в хвосте очереди на главпочтамте и поставил на пол тяжеленную банку с рольмопсами, почувствовал, как все его существо протестует против маринадов.
Теперь можно было отдохнуть и оглядеться. Пан Соколовский обратил внимание на стоящего перед ним в очереди молодого человека, который небрежно держал под мышкой огромную посылку. «Надо же, громадная, а какая лёгкая», — с завистью подумал пан Соколовский, травмированный тяжестью рольмопсов. Истекая потом, проклиная все на свете — Зосю, Алицию, селёдку, колесо и того, кто придумал почту, — пан Соколовский невольно заинтересовался содержимым лёгкой посылки.
Подошла очередь молодого человека. Он, оказывается, отправлял дамастовое пуховое одеяло небольших размеров. Пан Соколовский подглядел, что в таможенной декларации было написано «детское одеяло из пуха», и подумал: жаль, у Алиции нет детей, может, она не устраивала бы тогда юбилеев.
Одеяльце взвесили, насчитали пошлину, запаковали и бросили в тележку с другими посылками. Молодой человек удалился.
Настала очередь рольмопсов.
— А банка закрыта герметически? — спросила таможенница, ознакомившись с декларацией.
— Герметически, а как же! — поспешил заверить пан Соколовский, которому стало плохо при мысли, что придётся тащить этот балласт Зосе обратно. Он не задумываясь поклялся бы, что банка — монолит из пуленепробиваемой стали. — Если желаете, для гарантии перевяжу её ещё верёвкой.
— Перевяжите, — согласилась таможенница и перестала интересоваться подозрительной банкой, по опыту зная, что забота отправителей о своих посылках ни в какое сравнение не идёт со стараниями даже самых добросовестных почтовых работников.
Банку с рольмопсами перевязали верёвкой, завернули в бумагу, ещё перевязали, стукнули несколько раз штемпелем и тоже бросили в тележку. Дело было в конце рабочего дня, отдел заграничных отправлений закрывался, и последней партии посылок предстояло переночевать на почте. Отправить их собирались лишь на следующее утро.
Между вечером и утром была ещё ночь. Небрежно брошенная на кучу посылок, банка с рольмопсами ударилась боком о ящичек со спиртным. Спиртное не пострадало, у банки же от удара сдвинулась крышка, которая вопреки мнению пана Соколовского все-таки не представляла единого целого с банкой. Немного сдвинулась, совсем капельку…
Утром в помещение первой вошла заведующая отделом заграничных отправлений в сопровождении охранника, и оба сразу же почувствовали странный запах. Запах был острый и какой-то очень знакомый. Оба, как по команде, одновременно потянули носом воздух.
— Воняет чем-то, — констатировал охранник.
— Господи боже мой! — произнесла заведующая, побледнев. — Не иначе, что-то разбилось! И чего только люди не отправляют!
Подойдя к тележке с посылками, она увидела страшную вещь: из посылки, лежащей на самом верху, что-то текло. Пахло остро, пронзительно и аппетитно.
— Помереть мне на этом месте — селёдка! — уверенно определил охранник.
Отдел заграничных отправлений охватила паника. Будь испорчена одна посылка — куда ни шло. Выплатить одну компенсацию, извиниться перед одним человеком — невелика беда. Но ведь здесь катаклизм, катастрофа, кошмар! Пострадала не одна посылка, а, быть может, все лежащие под ней. В посылках же — дорогие ткани, шерсть, ценные предметы одежды, дорогостоящие продукты, сладости. При мысли о сумме, в которую обойдётся выплата компенсаций, у сотрудников отдела волосы встали дыбом.
Заведующая, взяв в помощь двух сотрудниц, рыдая и проклиная разными словами отправителей, которые черт-те что посылают, занялась подсчётом ущерба.
После двух часов тяжкой работы она немного успокоилась: не так все плохо, главпочтамту банкротство пока не грозит. Большинство посылок содержало или алкогольные напитки, совершенно не пострадавшие от селёдки, или льняное постельное бельё, которое и так часто стирается. Безнадёжно испорчены были только две посылки: залитое рольмопсовым маринадом детское пуховое одеяльце и бандероль с книгами, не представляющими, к счастью, библиографической ценности. Ещё некоторое сомнение вызвала, правда, сухая колбаса, издающая теперь крепкий селёдочный запах.
Подумав, заведующая и её подчинённые пришли к выводу, что селёдка колбасе не помеха, а селёдочный запах, может, даже повышает вкусовые качества колбасы.
Оставалось составить официальный протокол и написать извещения пострадавшим отправителям. Протокол заведующая писала лично, ей помогала контролёрша.
— А вот поваренной книги нам ни в жизнь не найти, — мрачно бубнила контролёрша. — Она в магазинах расходится вмиг. Что теперь делать?
Заведующая отложила ручку и ещё раз осмотрела подмокшую книгу.
— В конце концов, прочитать можно, — сказала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
— …борщок, — дополнила я, — а главным блюдом будет мясо по-пакистански. Может, меню составлено и не очень удачно, зато экзотично. Датчане подумают, что так принято у поляков, поляки же набросятся на селёдку и забудут про все остальное. Ты права, гони рольмопсы!
— Легко сказать, я же не умею их делать! Потому и звоню тебе. Помоги, а? Я куплю селёдку, очищу, замочу, а потом вместе сделаем, ладно? Они ведь могут лежать?
— В маринаде, конечно, могут. А успеет ли Алиция их получить? Я не спросила, когда торжество.
— Через три недели. Времени у нас немного. Я завтра же куплю селёдку.
Даже ради лучшей подруги я не стала предлагать свою помощь по очистке селёдки. О нет! И ограничилась лишь инструктажем по изготовлению гвоздя Алициного юбилея: селёдку очистить от костей, нарезать на тонкие длинные полоски и вымачивать сорок восемь часов, причём половину этого срока — в воде, а вторую половину — в молоке. Но тут я вспомнила, что в список для майора не внесла кое-кого из знакомых, и переключилась на другое.
* * *
Через пять дней в хвост очереди на главпочтамте пристроился один из Зосиных знакомых, некто Соколовский. Зося узнала, что он собирается отправить в Швецию коробку шоколадных конфет, и, воспользовавшись случаем, попросила его заодно отправить в Данию и наши рольмопсы.
Рольмопсов получилось ровно семь килограммов. По нашим с Зосей подсчётам, именно такое количество могло спасти Алицию. Ведь мы как рассуждали: если их будет меньше, то одно из двух — или Алиция сразу же все слопает сама и будет страдать от угрызений совести, или воздержится и тоже будет страдать. Семи же килограммов за столь короткое время ей ни в жизнь не слопать, пусть себе пробует сколько хочет, гостям ещё останется.
Семь кэгэ селёдки в плотно закрытой металлической банке представляли слишком большую тяжесть для женщины, поэтому ею обременили пана Соколовского, который, без всякого сомнения, был мужчиной и которому ведь все равно отправлять посылку, так что какая разница — одну или две.
Так получилось, что в тот день пану Соколовскому жутко не везло. Вышло из строя колесо машины, в запасном испортился вентиль, машину с женой пан Соколовский оставил в мастерской, договорившись встретиться в городе, а сам помчался к зубному врачу. Потом Зося вручила ему рольмопсы, с женой он почему-то разминулся, такси поймать не мог, опоздал в прачечную, оставшуюся часть трассы одолел с помощью нескольких видов городского транспорта и когда, наконец, пристроился в хвосте очереди на главпочтамте и поставил на пол тяжеленную банку с рольмопсами, почувствовал, как все его существо протестует против маринадов.
Теперь можно было отдохнуть и оглядеться. Пан Соколовский обратил внимание на стоящего перед ним в очереди молодого человека, который небрежно держал под мышкой огромную посылку. «Надо же, громадная, а какая лёгкая», — с завистью подумал пан Соколовский, травмированный тяжестью рольмопсов. Истекая потом, проклиная все на свете — Зосю, Алицию, селёдку, колесо и того, кто придумал почту, — пан Соколовский невольно заинтересовался содержимым лёгкой посылки.
Подошла очередь молодого человека. Он, оказывается, отправлял дамастовое пуховое одеяло небольших размеров. Пан Соколовский подглядел, что в таможенной декларации было написано «детское одеяло из пуха», и подумал: жаль, у Алиции нет детей, может, она не устраивала бы тогда юбилеев.
Одеяльце взвесили, насчитали пошлину, запаковали и бросили в тележку с другими посылками. Молодой человек удалился.
Настала очередь рольмопсов.
— А банка закрыта герметически? — спросила таможенница, ознакомившись с декларацией.
— Герметически, а как же! — поспешил заверить пан Соколовский, которому стало плохо при мысли, что придётся тащить этот балласт Зосе обратно. Он не задумываясь поклялся бы, что банка — монолит из пуленепробиваемой стали. — Если желаете, для гарантии перевяжу её ещё верёвкой.
— Перевяжите, — согласилась таможенница и перестала интересоваться подозрительной банкой, по опыту зная, что забота отправителей о своих посылках ни в какое сравнение не идёт со стараниями даже самых добросовестных почтовых работников.
Банку с рольмопсами перевязали верёвкой, завернули в бумагу, ещё перевязали, стукнули несколько раз штемпелем и тоже бросили в тележку. Дело было в конце рабочего дня, отдел заграничных отправлений закрывался, и последней партии посылок предстояло переночевать на почте. Отправить их собирались лишь на следующее утро.
Между вечером и утром была ещё ночь. Небрежно брошенная на кучу посылок, банка с рольмопсами ударилась боком о ящичек со спиртным. Спиртное не пострадало, у банки же от удара сдвинулась крышка, которая вопреки мнению пана Соколовского все-таки не представляла единого целого с банкой. Немного сдвинулась, совсем капельку…
Утром в помещение первой вошла заведующая отделом заграничных отправлений в сопровождении охранника, и оба сразу же почувствовали странный запах. Запах был острый и какой-то очень знакомый. Оба, как по команде, одновременно потянули носом воздух.
— Воняет чем-то, — констатировал охранник.
— Господи боже мой! — произнесла заведующая, побледнев. — Не иначе, что-то разбилось! И чего только люди не отправляют!
Подойдя к тележке с посылками, она увидела страшную вещь: из посылки, лежащей на самом верху, что-то текло. Пахло остро, пронзительно и аппетитно.
— Помереть мне на этом месте — селёдка! — уверенно определил охранник.
Отдел заграничных отправлений охватила паника. Будь испорчена одна посылка — куда ни шло. Выплатить одну компенсацию, извиниться перед одним человеком — невелика беда. Но ведь здесь катаклизм, катастрофа, кошмар! Пострадала не одна посылка, а, быть может, все лежащие под ней. В посылках же — дорогие ткани, шерсть, ценные предметы одежды, дорогостоящие продукты, сладости. При мысли о сумме, в которую обойдётся выплата компенсаций, у сотрудников отдела волосы встали дыбом.
Заведующая, взяв в помощь двух сотрудниц, рыдая и проклиная разными словами отправителей, которые черт-те что посылают, занялась подсчётом ущерба.
После двух часов тяжкой работы она немного успокоилась: не так все плохо, главпочтамту банкротство пока не грозит. Большинство посылок содержало или алкогольные напитки, совершенно не пострадавшие от селёдки, или льняное постельное бельё, которое и так часто стирается. Безнадёжно испорчены были только две посылки: залитое рольмопсовым маринадом детское пуховое одеяльце и бандероль с книгами, не представляющими, к счастью, библиографической ценности. Ещё некоторое сомнение вызвала, правда, сухая колбаса, издающая теперь крепкий селёдочный запах.
Подумав, заведующая и её подчинённые пришли к выводу, что селёдка колбасе не помеха, а селёдочный запах, может, даже повышает вкусовые качества колбасы.
Оставалось составить официальный протокол и написать извещения пострадавшим отправителям. Протокол заведующая писала лично, ей помогала контролёрша.
— А вот поваренной книги нам ни в жизнь не найти, — мрачно бубнила контролёрша. — Она в магазинах расходится вмиг. Что теперь делать?
Заведующая отложила ручку и ещё раз осмотрела подмокшую книгу.
— В конце концов, прочитать можно, — сказала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70