Впрочем, что касается Либаша…
— Ну? — нетерпеливо спросила я, усаживаясь в кресло и подсовывая ему банку пива. Пусть сам обслуживается, не люблю крутиться вокруг стола.
Капитан автоматически налил себе пива и продолжил начатую фразу:
— …то кое-что удалось установить. Слабым звеном оказался… ни за что не отгадаете!
— Ясное дело, не отгадаю! — рассердилась я. — Как я могу отгадать, если не знаю людей?
— Этого вы как раз знаете. Новаковский признался без зазрения совести, и, как ни странно, ему ничто не грозит. Эта сволочь умеет приспосабливаться к обстоятельствам, в нужный момент сразу перестроился да перешёл на другую сторону баррикады. Как только понял, что Спшепгель разоблачён, так и перешёл. Больше денег с него не получишь, ничего не вытянешь, так почему и не заговорить?
— А чистосердечное признание является смягчающим вину обстоятельством, — догадалась я.
— Именно так, хотя он никакой вины за собой не признает. Он свидетель. И в качестве такового разговорился — не остановишь. Обо всем, бедняга, узнавал пост фактум, когда уже ничего нельзя было сделать.
— И о Елене тоже? Как все-таки с ней обстояло дело?
— Глупая баба! — вырвалось у капитана, но он тут же спохватился. — То есть, того… О покойниках не принято плохо говорить, тем более о женщинах, но она сама вляпалась. Сначала случайно что-то увидела и услышала, потом принялась подслушивать и подглядывать, потом в истерике кричала Либашовой, что не желает прислуживать преступникам, не желает больше служить в таком доме. Этого оказалось достаточным. Либашова… вы знаете, что они знакомы с детства?
— Из письма Иоланты Хмелевской узнала. Незадолго до войны мать Елены, совсем молодой женщиной, работала кухаркой у мамули Мизюни. Их дочки могли знать друг дружку.
— Да, знали и после войны встретились. А теперь, когда эта дура… извините, покойница, светлая ей память, устроила истерику хозяйке, та у неё по знакомству все вытянула. И в числе прочих обстоятельств она вышла и на вас. Как раз к этому времени вы принялись писать разоблачительные фельетоны о дельцах чёрного бизнеса. Тут уж и Спшенгель встревожился, потому что он знал о нелегальном хобби вашего мужа и немного его опасался. Елена сбежала от них, он пустил по её следу своих мальчиков, Елену схватили и повезли в Лодзь, чтобы там хорошенько допросить и вытянуть все, что знает. С помощью медицины — уколы, скополамин и все такое прочее.
— А зачем же в Лодзь? — удивилась я.
— У Спшенгеля там малина, в Лодзи ему свободнее действовать, там его пока не знают. Елена, как вы и догадались, по дороге попыталась выскочить из машины. Подручные Спшенгеля ехали двумя машинами, в первой сидел один из них с Еленой, во второй двое других. Первый погиб в столкновении на шоссе, с теми двумя ничего плохого не случилось, если не считать, что встретились вы, извините. Они не сомневались, что вы следовали за Еленой. Парням не откажешь в сообразительности, они воспользовались суматохой, доехали до больницы, куда транспортировали жертв автокатастрофы, там царило форменное столпотворение, Елену им без труда выдали, а они принялись сразу же за вами следить. Пани не заметила тогда слежки?
— Не обратила внимания.
— Так я и думал. Мерзавцы допросили Елену, и она скончалась во время этого «допроса». И тогда в их головы пришла гениальная мысль сразу и от трупа избавиться, и вас припугнуть. Елена знала вас, а вы её не знали, пани Иоанна?
— Нет, откуда же? Никогда не видела её. Из того, что вы мне сказали, пан капитан, делаю вывод, что, если бы не поехала через проклятую Лодзь, ничего худого со мной бы не произошло?
— Думаю, что так. С чего вдруг, извините, вас туда понесло? И трасса длиннее, и дорога хуже.
Долго объяснять, да и хотелось узнать продолжение. И я, вместо ответа, попросила рассказать, что было потом. Капитан исполнил желание дамы.
— Во время «допроса» Елена призналась, что написала вам письмо. Рассказала и об исповеди у груецкого викария. Мерзавцы поняли, что Елена знала очень много, ведь и о документах тоже говорила. Знаете, что она у них украла? Из мусорной корзины извлекла клочки бумаги, на которой они пытались подделать подпись Либаша. И ещё разыскала и припрятала фотографии настоящего Либаша в молодости. Они так и не поняли, что она сделала с этими документами, могла передать их вам или этому своему… то есть не своему, а вашему… то есть…
— Да успокойтесь, пан капитан, своему, своему, — перебила я запутавшегося вконец капитана. — Ведь именно такие бабы, как Елена, обожали его всю жизнь.
— Ну и прекрасно. А Либашова, как только узнала, что вам подбросили голову Елены, впала в ярость, такое им устроила — страшно сказать. Кретины они, дескать, каких свет не видел, теперь вы, пани Иоанна, обязательно вцепитесь в них, в неё с мужем, потому что вы, пани Иоанна, гангрена — хуже не бывает. Это она, Либашова, кричала. А они, идиоты и кретины, вас ещё не знают, так вот теперь узнают! Забрать сию же секунду у Хмелевской голову! Ну они и забрали, ещё в Париже.
— А подбросили где?
— На границе. Вы им очень облегчили задачу, занимаясь своей зеленой карточкой. Вообще-то они собирались ликвидировать труп Елены. Голову отделили от тела, чтобы тело не опознали, и с помощью пани выслали из страны, а тело закопали. С ним у них были неприятности. Позже, когда с вашей помощью удалось установить, кем была погибшая, они вновь собрали тело Елены и передали в морг, всучив кому надо взятку. Новаковский лично и всучал. Сейчас он, разумеется, утверждает, что ни о чем не знал, был, дескать, уверен — Елена погибла в автокатастрофе, и его коллеги виновны лишь в профанации трупа, от профанации же до убийства очень далеко. А всю правду он, Новаковский, узнал лишь после возвращения пани.
— Выходит, Мизюня меня неплохо знает, — задумчиво прокомментировала я. — Теперь начинаю немного понимать их дальнейшие поступки.
— А вот о них Новаковский рассказывает очень охотно, ибо не принимал в них участия. После дурацкой выходки с головой Елены Либашова пришла к выводу, что вас, пани Иоанна, надо как-то приструнить. Желательно сделать так, чтобы вы вынуждены были заниматься своими, а не их делами. Вот и придумала. Стрелял в вас снайпер, и в его задачу входило ранить вас в ногу. Тогда вы не сможете вести машину и останетесь на какое-то время в Париже, а голову Елены они отберут у вас, и все затихнет. Но вы вернулись в Польшу, у вас, по их мнению, находился компромат на них, вот и пришлось прибегнуть к радикальным мерам. Взорвали в вашей прихожей гипсовую голову. Рассчитывали, что вас отвезут в больницу, а они тем временем спокойно поищут в ваших бумагах тот самый компромат. Убивать вас не собирались, иначе поисками занялась бы полиция. В чулан соседа это они вломились, без толку, ничего не нашли. Считали его вашим, о замене не знали. Ксёндза из Груйца хотели убить, факт установлен, очень боялись, с Костёлом шутки плохи, и если ксёндз вздумает болтать…
Я нравоучительно заметила:
— Видите, как вредно не верить в честность и порядочность…
— Полностью разделяю ваше мнение, — согласился со мной капитан и вылил в стакан остатки пива из банки.
Я встала и прихрамывая отправилась к холодильнику за следующей банкой.
— А личность Сшпенгеля уже установлена? — поинтересовалась я, возвращаясь с банкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
— Ну? — нетерпеливо спросила я, усаживаясь в кресло и подсовывая ему банку пива. Пусть сам обслуживается, не люблю крутиться вокруг стола.
Капитан автоматически налил себе пива и продолжил начатую фразу:
— …то кое-что удалось установить. Слабым звеном оказался… ни за что не отгадаете!
— Ясное дело, не отгадаю! — рассердилась я. — Как я могу отгадать, если не знаю людей?
— Этого вы как раз знаете. Новаковский признался без зазрения совести, и, как ни странно, ему ничто не грозит. Эта сволочь умеет приспосабливаться к обстоятельствам, в нужный момент сразу перестроился да перешёл на другую сторону баррикады. Как только понял, что Спшепгель разоблачён, так и перешёл. Больше денег с него не получишь, ничего не вытянешь, так почему и не заговорить?
— А чистосердечное признание является смягчающим вину обстоятельством, — догадалась я.
— Именно так, хотя он никакой вины за собой не признает. Он свидетель. И в качестве такового разговорился — не остановишь. Обо всем, бедняга, узнавал пост фактум, когда уже ничего нельзя было сделать.
— И о Елене тоже? Как все-таки с ней обстояло дело?
— Глупая баба! — вырвалось у капитана, но он тут же спохватился. — То есть, того… О покойниках не принято плохо говорить, тем более о женщинах, но она сама вляпалась. Сначала случайно что-то увидела и услышала, потом принялась подслушивать и подглядывать, потом в истерике кричала Либашовой, что не желает прислуживать преступникам, не желает больше служить в таком доме. Этого оказалось достаточным. Либашова… вы знаете, что они знакомы с детства?
— Из письма Иоланты Хмелевской узнала. Незадолго до войны мать Елены, совсем молодой женщиной, работала кухаркой у мамули Мизюни. Их дочки могли знать друг дружку.
— Да, знали и после войны встретились. А теперь, когда эта дура… извините, покойница, светлая ей память, устроила истерику хозяйке, та у неё по знакомству все вытянула. И в числе прочих обстоятельств она вышла и на вас. Как раз к этому времени вы принялись писать разоблачительные фельетоны о дельцах чёрного бизнеса. Тут уж и Спшенгель встревожился, потому что он знал о нелегальном хобби вашего мужа и немного его опасался. Елена сбежала от них, он пустил по её следу своих мальчиков, Елену схватили и повезли в Лодзь, чтобы там хорошенько допросить и вытянуть все, что знает. С помощью медицины — уколы, скополамин и все такое прочее.
— А зачем же в Лодзь? — удивилась я.
— У Спшенгеля там малина, в Лодзи ему свободнее действовать, там его пока не знают. Елена, как вы и догадались, по дороге попыталась выскочить из машины. Подручные Спшенгеля ехали двумя машинами, в первой сидел один из них с Еленой, во второй двое других. Первый погиб в столкновении на шоссе, с теми двумя ничего плохого не случилось, если не считать, что встретились вы, извините. Они не сомневались, что вы следовали за Еленой. Парням не откажешь в сообразительности, они воспользовались суматохой, доехали до больницы, куда транспортировали жертв автокатастрофы, там царило форменное столпотворение, Елену им без труда выдали, а они принялись сразу же за вами следить. Пани не заметила тогда слежки?
— Не обратила внимания.
— Так я и думал. Мерзавцы допросили Елену, и она скончалась во время этого «допроса». И тогда в их головы пришла гениальная мысль сразу и от трупа избавиться, и вас припугнуть. Елена знала вас, а вы её не знали, пани Иоанна?
— Нет, откуда же? Никогда не видела её. Из того, что вы мне сказали, пан капитан, делаю вывод, что, если бы не поехала через проклятую Лодзь, ничего худого со мной бы не произошло?
— Думаю, что так. С чего вдруг, извините, вас туда понесло? И трасса длиннее, и дорога хуже.
Долго объяснять, да и хотелось узнать продолжение. И я, вместо ответа, попросила рассказать, что было потом. Капитан исполнил желание дамы.
— Во время «допроса» Елена призналась, что написала вам письмо. Рассказала и об исповеди у груецкого викария. Мерзавцы поняли, что Елена знала очень много, ведь и о документах тоже говорила. Знаете, что она у них украла? Из мусорной корзины извлекла клочки бумаги, на которой они пытались подделать подпись Либаша. И ещё разыскала и припрятала фотографии настоящего Либаша в молодости. Они так и не поняли, что она сделала с этими документами, могла передать их вам или этому своему… то есть не своему, а вашему… то есть…
— Да успокойтесь, пан капитан, своему, своему, — перебила я запутавшегося вконец капитана. — Ведь именно такие бабы, как Елена, обожали его всю жизнь.
— Ну и прекрасно. А Либашова, как только узнала, что вам подбросили голову Елены, впала в ярость, такое им устроила — страшно сказать. Кретины они, дескать, каких свет не видел, теперь вы, пани Иоанна, обязательно вцепитесь в них, в неё с мужем, потому что вы, пани Иоанна, гангрена — хуже не бывает. Это она, Либашова, кричала. А они, идиоты и кретины, вас ещё не знают, так вот теперь узнают! Забрать сию же секунду у Хмелевской голову! Ну они и забрали, ещё в Париже.
— А подбросили где?
— На границе. Вы им очень облегчили задачу, занимаясь своей зеленой карточкой. Вообще-то они собирались ликвидировать труп Елены. Голову отделили от тела, чтобы тело не опознали, и с помощью пани выслали из страны, а тело закопали. С ним у них были неприятности. Позже, когда с вашей помощью удалось установить, кем была погибшая, они вновь собрали тело Елены и передали в морг, всучив кому надо взятку. Новаковский лично и всучал. Сейчас он, разумеется, утверждает, что ни о чем не знал, был, дескать, уверен — Елена погибла в автокатастрофе, и его коллеги виновны лишь в профанации трупа, от профанации же до убийства очень далеко. А всю правду он, Новаковский, узнал лишь после возвращения пани.
— Выходит, Мизюня меня неплохо знает, — задумчиво прокомментировала я. — Теперь начинаю немного понимать их дальнейшие поступки.
— А вот о них Новаковский рассказывает очень охотно, ибо не принимал в них участия. После дурацкой выходки с головой Елены Либашова пришла к выводу, что вас, пани Иоанна, надо как-то приструнить. Желательно сделать так, чтобы вы вынуждены были заниматься своими, а не их делами. Вот и придумала. Стрелял в вас снайпер, и в его задачу входило ранить вас в ногу. Тогда вы не сможете вести машину и останетесь на какое-то время в Париже, а голову Елены они отберут у вас, и все затихнет. Но вы вернулись в Польшу, у вас, по их мнению, находился компромат на них, вот и пришлось прибегнуть к радикальным мерам. Взорвали в вашей прихожей гипсовую голову. Рассчитывали, что вас отвезут в больницу, а они тем временем спокойно поищут в ваших бумагах тот самый компромат. Убивать вас не собирались, иначе поисками занялась бы полиция. В чулан соседа это они вломились, без толку, ничего не нашли. Считали его вашим, о замене не знали. Ксёндза из Груйца хотели убить, факт установлен, очень боялись, с Костёлом шутки плохи, и если ксёндз вздумает болтать…
Я нравоучительно заметила:
— Видите, как вредно не верить в честность и порядочность…
— Полностью разделяю ваше мнение, — согласился со мной капитан и вылил в стакан остатки пива из банки.
Я встала и прихрамывая отправилась к холодильнику за следующей банкой.
— А личность Сшпенгеля уже установлена? — поинтересовалась я, возвращаясь с банкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68