Но мог ли этот возлюбленный быть Спшенгелем?
— Надо же принять во внимание её возраст, — рассуждала я вслух, с глубоким удовлетворением любуясь на дождь за окном. Он полился уже после того, как мы вернулись из кафе, и, следовательно, моей голове не повредил. — Мизюне было в ту пору семнадцать вёсен, сколько же могло быть парню? Ну, девятнадцать, от силы двадцать, не мог столь молодой человек занимать видный пост в органах. Может, тогда он ещё в них не служил, а только собирался? И для этого ему пришлось с ней расстаться, знаю, тогда от работников специальных служб требовались чистые анкеты.
— А с Галиночкой связался, — напомнил мне Гжегож.
— И сделал это из-за тебя, а не из-за Галиночки, — ядовито предположила я. — Ты его интересовал, так что не исключено, он просто выполнял служебное задание, связавшись с твоей красавицей. Очень сомневаюсь, что представился ей своим настоящим именем и званием. Мизюня тоже могла знать его как какого-нибудь обыкновенного студента и полюбила как обыкновенного, а потом ей пришлось расстаться с ним. Может, её родные настояли, узнав, кто её ухажёр.
— Не знаю, все возможно, — не очень уверенно согласился Гжегож.
— Но согласись, он мог понравиться, — отстаивала я свою концепцию, — внешность вполне подходящая и манеры тоже, ведь только вчера видели, если это, конечно, Сшпенгель. И как только позволили обстоятельства, Мизюня вернулась к своей старой любви.
— Значит, наши предположения остаются в силе. И я останусь при своём мнении, разве что узнаю, что Спшенгель жив и здоров, с Либашом не имеет ничего общего, а двойником Ренуся является другой человек. Надеюсь, тебе удастся получить сведения из полицейского досье. А сейчас, скажу откровенно, я сыт по горло Мизюней и её проделками, давай-ка займёмся собственными делами…
На следующий день я не поехала в аэропорт, чтобы проводить Гжегожа, проследить, как улетает его самолёт. Того первого отлёта мне хватило на всю оставшуюся жизнь. А кроме того, на этот раз самолёт улетал не столь далеко, и никто не помешал бы мне, если я того захочу, хоть завтра отправиться следом за ним в Париж. Не было уже той безнадёги, как в прежние времена, мы обеими ногами стояли в цивилизованной Европе.
Вернувшись домой, я смогла заняться общественными обязанностями.
Капитан Борковский позвонил у моей двери пунктуально в четырнадцать ноль-ноль и набросился на письмо Иоланты, как изголодавшаяся гарпия. Прочитал раз, прочитал второй, а подчёркнутые фломастером фрагменты сказали ему, что положено.
— Надо полагать, пани уже имела возможность обдумать это послание, — сказал он, поднимая голову и проницательно — или с подозрением? — глядя на меня. — Автокатастрофа не может не обратить на себя внимание, намерения преступников тоже. Они и в самом деле так похожи? Близнецы-братья?
Мой ответ был деловым и исчерпывающим.
— Похожие черты лица. Та же форма головы. Одинаково хмурили брови. Носы очень похожи. Борода и усы — точь-в-точь. Не знаю, как насчёт формы рта и зубов, возможно, в этом различие, коль скоро теперешний супруг Мизюни ходит только в бороде и усах. Рост одинаковый, очень похожие фигуры, плечистые и худощавые, цвет волос одинаковый, насчёт цвета глаз — не скажу, потому что не знаю. Так что принять одного за другого можно свободно, вот разве что если ежедневно видеть близко… Да нет, разобраться могла бы только мать или жена. Женщина, о которой говорится в письме, вышла за Ренуся лишь потому, что он так походил на её первого возлюбленного.
— А почему вы так подробно смогли рассказать мне о сходстве этих мужчин? Вы знали обоих?
— Если быть точной — ни одного.
И я безжалостно, не считаясь со временем капитана, во всех подробностях поведала ему и о бабах перед витриной парижского магазина с нижним дамским бельём, и о двух мужчинах перед зеркалом в варшавском кафе.
Капитан все терпеливо выслушал.
— Понятно. А откуда у вас взялся Спшенгель?
— Из того же источника, что и Новаковский, — ответила я и опять безжалостно пересказала все сплетни минувших времён. Осчастливила, так сказать. Ничего, раз уж следственные органы столь ценят искренние ответы — пожалуйста, пусть слушают искренний ответ, мне не жалко.
— Не могла пани сразу все это рассказать?
— Я вам что, Святой Дух? Сразу я ещё ничего не знала. Узнавала постепенно, по кусочку, с помощью дедукции и т.п. и до сих пор не уверена, правильно ли все разгадала. Вам удалось найти Спшенгеля?
— Он умер. Погиб в автомобильной катастрофе.
— Значит, все-таки! — вырвалось у меня.
— Выходит — все-таки, — подтвердил капитан, как-то странно глядя на меня. — Никакой тайны из этого не делали, протоколы хранятся в архиве. Сгорел!
Эмоции бушевали во мне, но кое-что я ещё соображала.
— Постойте. Если человек сгорел, его вряд ли удалось опознать по лицу. Откуда известно, что сгорел именно Спшенгель? Знаете, есть такой способ — зубы проверить…
— Представьте себе, знаем. Если, к примеру, вообразить — взорвалась та ваша гипсовая голова, взорвалась так, как и было задумано — в тот момент, когда вы вошли в прихожую, и у нас возникли бы трудности с идентификацией трупа…
— Ох, хватит! Жуткую картину вы тут мне нарисовали, но убедительную. И в самом деле, вряд ли кто при таких обстоятельствах стал бы заниматься зубами, и без того ясно, кто погиб. Если я вас правильно поняла, тогда не возникло никаких сомнений — поехал куда-то на своей машине, сам её вёл, к тому же был у него какой-нибудь этакий необычный портсигар или ещё что…
— Часы.
— Вот, пожалуйста, и никаких сообщников, разве что Новаковский…
Капитан невежливо перебил меня.
— В вашем чулане мы много чего нашли. Надо признать, работки вы нам доставили вдоволь, четыре человека шуровали сутки…
— Жаль мне их. Целые сутки, без перерыва?
— Посменно. Я уже сказал, что бутылки мы повыбрасывали, то же сделали с частью макулатуры, но все остальное осталось. Меня заинтересовали три вида документов.
Меня тоже заинтересовали.
— О, покажите! Или только устно?
— Посмотрим. Итак, первый вид: написанный от руки вроде бы реестр всевозможных преступлений. Начинается с подделки денежных знаков. Видимо, довольно старая история, ибо говорится о фальшивых банкнотах по пятьсот злотых. Вслед за фальшивыми купюрами следуют, по пунктам, кражи автомобилей, кражи со взломом и убийства.
— А в этот реестр не входит ли потеря почтового мешка с деньгами?
— Как же, входит.
— Тогда этот документ можете оставить в покое, вы отыскали черновик сценария. По нему так и не был поставлен фильм, мне казалось, я выбросила черновик.
— Я так и думал, но на всякий случай решил проверить. Второе: прокурорские акты в жутком состоянии, собственно, фрагменты, можно понять, что речь шла об убийстве, совершённом двумя братьями.
— Это тоже можно выбросить. Акты принадлежали моему второму мужу, сами видите, в каком они состоянии, потому что опрокинулся стол, и на бумаги вылились кофе, томатный сок и растительное масло, но потом муж сделал копию. Не спрашивайте, зачем я их хранила, сама скажу: собирала макулатуру, чтобы в обмен на неё получить туалетную бумагу. Правильно, это было ещё в те, незапамятные времена, вы, наверное, не помните, молоды ещё.
Капитан возразил:
— Нет, очень хорошо помню, мама тогда за макулатуру купила чайник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
— Надо же принять во внимание её возраст, — рассуждала я вслух, с глубоким удовлетворением любуясь на дождь за окном. Он полился уже после того, как мы вернулись из кафе, и, следовательно, моей голове не повредил. — Мизюне было в ту пору семнадцать вёсен, сколько же могло быть парню? Ну, девятнадцать, от силы двадцать, не мог столь молодой человек занимать видный пост в органах. Может, тогда он ещё в них не служил, а только собирался? И для этого ему пришлось с ней расстаться, знаю, тогда от работников специальных служб требовались чистые анкеты.
— А с Галиночкой связался, — напомнил мне Гжегож.
— И сделал это из-за тебя, а не из-за Галиночки, — ядовито предположила я. — Ты его интересовал, так что не исключено, он просто выполнял служебное задание, связавшись с твоей красавицей. Очень сомневаюсь, что представился ей своим настоящим именем и званием. Мизюня тоже могла знать его как какого-нибудь обыкновенного студента и полюбила как обыкновенного, а потом ей пришлось расстаться с ним. Может, её родные настояли, узнав, кто её ухажёр.
— Не знаю, все возможно, — не очень уверенно согласился Гжегож.
— Но согласись, он мог понравиться, — отстаивала я свою концепцию, — внешность вполне подходящая и манеры тоже, ведь только вчера видели, если это, конечно, Сшпенгель. И как только позволили обстоятельства, Мизюня вернулась к своей старой любви.
— Значит, наши предположения остаются в силе. И я останусь при своём мнении, разве что узнаю, что Спшенгель жив и здоров, с Либашом не имеет ничего общего, а двойником Ренуся является другой человек. Надеюсь, тебе удастся получить сведения из полицейского досье. А сейчас, скажу откровенно, я сыт по горло Мизюней и её проделками, давай-ка займёмся собственными делами…
На следующий день я не поехала в аэропорт, чтобы проводить Гжегожа, проследить, как улетает его самолёт. Того первого отлёта мне хватило на всю оставшуюся жизнь. А кроме того, на этот раз самолёт улетал не столь далеко, и никто не помешал бы мне, если я того захочу, хоть завтра отправиться следом за ним в Париж. Не было уже той безнадёги, как в прежние времена, мы обеими ногами стояли в цивилизованной Европе.
Вернувшись домой, я смогла заняться общественными обязанностями.
Капитан Борковский позвонил у моей двери пунктуально в четырнадцать ноль-ноль и набросился на письмо Иоланты, как изголодавшаяся гарпия. Прочитал раз, прочитал второй, а подчёркнутые фломастером фрагменты сказали ему, что положено.
— Надо полагать, пани уже имела возможность обдумать это послание, — сказал он, поднимая голову и проницательно — или с подозрением? — глядя на меня. — Автокатастрофа не может не обратить на себя внимание, намерения преступников тоже. Они и в самом деле так похожи? Близнецы-братья?
Мой ответ был деловым и исчерпывающим.
— Похожие черты лица. Та же форма головы. Одинаково хмурили брови. Носы очень похожи. Борода и усы — точь-в-точь. Не знаю, как насчёт формы рта и зубов, возможно, в этом различие, коль скоро теперешний супруг Мизюни ходит только в бороде и усах. Рост одинаковый, очень похожие фигуры, плечистые и худощавые, цвет волос одинаковый, насчёт цвета глаз — не скажу, потому что не знаю. Так что принять одного за другого можно свободно, вот разве что если ежедневно видеть близко… Да нет, разобраться могла бы только мать или жена. Женщина, о которой говорится в письме, вышла за Ренуся лишь потому, что он так походил на её первого возлюбленного.
— А почему вы так подробно смогли рассказать мне о сходстве этих мужчин? Вы знали обоих?
— Если быть точной — ни одного.
И я безжалостно, не считаясь со временем капитана, во всех подробностях поведала ему и о бабах перед витриной парижского магазина с нижним дамским бельём, и о двух мужчинах перед зеркалом в варшавском кафе.
Капитан все терпеливо выслушал.
— Понятно. А откуда у вас взялся Спшенгель?
— Из того же источника, что и Новаковский, — ответила я и опять безжалостно пересказала все сплетни минувших времён. Осчастливила, так сказать. Ничего, раз уж следственные органы столь ценят искренние ответы — пожалуйста, пусть слушают искренний ответ, мне не жалко.
— Не могла пани сразу все это рассказать?
— Я вам что, Святой Дух? Сразу я ещё ничего не знала. Узнавала постепенно, по кусочку, с помощью дедукции и т.п. и до сих пор не уверена, правильно ли все разгадала. Вам удалось найти Спшенгеля?
— Он умер. Погиб в автомобильной катастрофе.
— Значит, все-таки! — вырвалось у меня.
— Выходит — все-таки, — подтвердил капитан, как-то странно глядя на меня. — Никакой тайны из этого не делали, протоколы хранятся в архиве. Сгорел!
Эмоции бушевали во мне, но кое-что я ещё соображала.
— Постойте. Если человек сгорел, его вряд ли удалось опознать по лицу. Откуда известно, что сгорел именно Спшенгель? Знаете, есть такой способ — зубы проверить…
— Представьте себе, знаем. Если, к примеру, вообразить — взорвалась та ваша гипсовая голова, взорвалась так, как и было задумано — в тот момент, когда вы вошли в прихожую, и у нас возникли бы трудности с идентификацией трупа…
— Ох, хватит! Жуткую картину вы тут мне нарисовали, но убедительную. И в самом деле, вряд ли кто при таких обстоятельствах стал бы заниматься зубами, и без того ясно, кто погиб. Если я вас правильно поняла, тогда не возникло никаких сомнений — поехал куда-то на своей машине, сам её вёл, к тому же был у него какой-нибудь этакий необычный портсигар или ещё что…
— Часы.
— Вот, пожалуйста, и никаких сообщников, разве что Новаковский…
Капитан невежливо перебил меня.
— В вашем чулане мы много чего нашли. Надо признать, работки вы нам доставили вдоволь, четыре человека шуровали сутки…
— Жаль мне их. Целые сутки, без перерыва?
— Посменно. Я уже сказал, что бутылки мы повыбрасывали, то же сделали с частью макулатуры, но все остальное осталось. Меня заинтересовали три вида документов.
Меня тоже заинтересовали.
— О, покажите! Или только устно?
— Посмотрим. Итак, первый вид: написанный от руки вроде бы реестр всевозможных преступлений. Начинается с подделки денежных знаков. Видимо, довольно старая история, ибо говорится о фальшивых банкнотах по пятьсот злотых. Вслед за фальшивыми купюрами следуют, по пунктам, кражи автомобилей, кражи со взломом и убийства.
— А в этот реестр не входит ли потеря почтового мешка с деньгами?
— Как же, входит.
— Тогда этот документ можете оставить в покое, вы отыскали черновик сценария. По нему так и не был поставлен фильм, мне казалось, я выбросила черновик.
— Я так и думал, но на всякий случай решил проверить. Второе: прокурорские акты в жутком состоянии, собственно, фрагменты, можно понять, что речь шла об убийстве, совершённом двумя братьями.
— Это тоже можно выбросить. Акты принадлежали моему второму мужу, сами видите, в каком они состоянии, потому что опрокинулся стол, и на бумаги вылились кофе, томатный сок и растительное масло, но потом муж сделал копию. Не спрашивайте, зачем я их хранила, сама скажу: собирала макулатуру, чтобы в обмен на неё получить туалетную бумагу. Правильно, это было ещё в те, незапамятные времена, вы, наверное, не помните, молоды ещё.
Капитан возразил:
— Нет, очень хорошо помню, мама тогда за макулатуру купила чайник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68