И я поймала себя на том, что не питаю к ней дружеских чувств.
— Глупая к…! — вырвалось у меня.
— Целиком и полностью согласен с тобой, — согласился Гжегож. И высказал предложение: — У нас ещё осталось немного времени. Ты не против того, чтобы рационально им воспользоваться?…
Вот и выходит — правильно я вымыла голову!
Дождь начался сразу же за Парижем и лил до самого Страсбурга. Вести машину я могла, сцепление выжимала всей негнущейся стопой, и не очень было больно. А на автостраде стало и вовсе легко. Включить пятую и жать на газ — особых конечностей для этого не требовалось. Ну ладно, на автозаправочной станции пришлось попотеть, из машины я вылезла раскорякой, но одной заправки хватило. Что из того, что на меня смотрели с удивлением — дождь, а я в босоножках, стану ещё из-за таких пустяков переживать! И с грустью подумала — вот, из-за головы тоже не переживаю, теперь и без неё обойдусь, а при первом же удобном случае напялю парик и нет проблем. Потому как и Гжегожа тоже нет…
О второй голове я старалась не думать, хотя постоянно чувствовала её за спиной. Знала, что она там, Гжегож подтвердил. Когда он спустился на машине из гаража и мою тяжёлую дорожную сумку уместил на заднем сиденье, сказал:
— Возможно, тебе хочется знать, здесь ли она. Здесь, в твоём багажнике, в холодильнике, к сожалению, никто её не украл. Не воняет, я проверил.
Я лишь зубами заскрежетала, и это было последнее, что при расставании услышал от меня любимый мужчина. Не воняет — и то хорошо. Вспомнила я не столь отдалённые времена, когда на границах таможенники любили заглядывать в сумки и чемоданы путешественников, а также в их багажники. Интересно, что бы случилось, загляни они в сумку-холодильник? Разумеется, это произошло бы уже на немецко-польской границе, на других пограничники не проявляли такого внимания к багажу иностранцев. И через сколько лет добралась бы я потом до дому? А, правда, у меня ещё нога. Возможно, часть срока я провела бы в тюремной больнице.
Задумавшись о глупостях, я, естественно, прозевала поворот на Корнталь, и мне потребовалось двадцать километров, чтобы вернуться на прежнюю трассу. Теперь я заставила себя ехать внимательней, свернула там, где надо, но в самом Корнтале опять заблудилась, и уже совсем стемнело, когда я со своей знакомой отправилась в погребок на стаканчик рейнского, потому как на Рейне пить рейнское обязательно. Машину я оставила не на стоянке, а на улице, под окном моей комнаты, и особое внимание уделила противоугонному устройству.
Честно говоря, не очень умно поступила, вот теперь-то могла бы и забыть о сирене, на кой мне две головы, с одной не знаю, как справиться. Пусть бы эту Елену украли, мне бы легче стало, а в полицию я могла бы пойти и без вещдока. Хотя нет, не станут они её у меня красть, тогда бы не подбрасывали. А если подбросили по ошибке? Вряд ли. Елена меня предостерегала, причём два раза, в устной и письменной форме, значит, дело именно во мне. А если так: меня хотели напугать, а вещественное доказательство потом устранить?
Как же, разбежались! Ну уж дудки, не отдам им головы! Буду стеречь её, как бесценное сокровище. В конце концов, неспроста мне подкинули её, наверняка это связано с чем-то. Вот если бы подбросили целый труп, пусть и расчленённый, ещё можно понять: убийцы хотели избавиться от него, используя меня в качестве транспортного средства, увезу останки их жертвы за пределы страны — и дело с концом. Но ведь тут лишь фрагмент…
А если так: подарочком осчастливили не только меня, возможно, другие машины увозили за границу ноги, руки, туловище… И в настоящее время несколько водителей или рвут на себе волосы в отчаянии, или уже сидят в разных местах заключения по всей Европе, ибо были не в состоянии сколько-нибудь удовлетворительно объяснить появление в багажниках их машин страшного груза. Вдруг эта Елена поотправляла письма не только мне? Я с неохотой отказалась от такой заманчивой версии, ибо последние слова, сказанные ею перед смертью, были обращены именно ко мне.
В Парижском гараже пытались забраться в мою машину, странно, что не сумели отключить сигнализацию, не угадали частоту. Впрочем, чего можно требовать от этих французов? Вот наши спецы из автомобильной мафии наверняка справились бы.
И тут моя машина под окном отчаянно взвыла. Я бросилась к окну. Разумеется, предусмотрительно поставила её под самым фонарём и теперь отчётливо видела все. Машинка выла и мигала, а от неё со всех ног бежал какой-то мужчина, кажется молодой. Жаль, не заметила, он пытался забраться в багажник или только ненароком опёрся о него, проходя мимо? Разумеется, я могла бы забрать в номер гостиницы сумку-холодильник, но мне стало нехорошо только при одной мысли об этом. Да находись она рядом, я глаз не сомкну всю ночь. Нет уж, лучше постерегу отсюда, сверху…
Беда мне с этими головами! Глядя в окно на припаркованную по другой стороне воющую машину, я опять ломала свою голову. Чего им от меня надо? Может, просто надеются, что нервы не выдержат и я отдам концы? Или привлеку внимание иностранной полиции и она займётся машиной? Тогда обязательно обнаружат голову, меня посадят, а им только это и нужно? Хотят, чтобы я застряла или во Франции, или в Германии — главное, за границей? Пусть не навсегда застряну, только на какое-то время, — возможно, их это вполне устраивает. Выходит, кому-то я здорово мешаю в Польше и чем позже туда вернусь, тем лучше. А я обманула их ожидания, головы не тронула, в иностранную полицию не обратилась, напротив, возвращаюсь к себе на родину живая и здоровая.
Здоровая? А нога?
Ну как же я сразу не поняла? Конечно же, это они пытались меня подстрелить, повредили ногу, желая лишить меня возможности двигаться. Раз не двигаюсь, значит, и в Польшу не вернусь. Ну не кретины ли? Если б не нога, мы с Гжегожем припрятали бы несчастную голову в каком-нибудь порядочном морозильнике, ведь мясо… — о Боже! сжалься надо мной! — мясо уже при восемнадцати градусах ниже нуля может свободно полгода пролежать. А я бы, как и планировала, рванула на юг Франции, глядишь, и Гжегож сумел бы ненадолго вырваться…
Выходит, действуют какие-то посторонние злоумышленники, все знакомые знали о моих планах. Жаль, посторонних значительно больше, чем знакомых, здесь неограниченные возможности дедукции. Чего он или они, ведь количество злоумышленников неизвестно, могут от меня хотеть? Попробую встать на их место. Не получается, слишком мало у меня данных для дедуцирования. Ненавидит меня какая-то баба. Эх, лучше бы, наоборот, влюбился без памяти какой-то мужик и, потеряв надежду на взаимность, принялся убивать людей и шутки ради подбрасывать мне фрагменты расчленённых трупов. Бррр… шуточки… Или действует обожатель той самой бабы, работает, так сказать, по её наущению…
Тут несчастная нога дала о себе знать, в конце концов, дедуцировать можно и сидя, и без того она весь день верно мне служила. Сколько можно любоваться на знакомую машину? Лучше, пожалуй, лечь в постель, пусть бедняжка нога наконец отдохнёт.
* * *
Ранним утром я покинула гостиницу и отправилась в путь.
Когда при подъезде к Циттау на меня свалилось окошко автобуса, я решила, что это уж слишком!
Ехала я за этим автобусом целую вечность, тащилась еле-еле, потому что перед ним тоже тащилось что-то очень уж медленное и он не мог обогнать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68