https://www.dushevoi.ru/products/kuhonnye-mojki/Florentina/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Поэтому наше отношение к тому, что нам дает царизм, должно быть особенно пристальным. Бандит откупается для того, чтобы собрать других бандитов и отобрать то, что дал. Что нам предлагает царизм? «Думу, выборы, демократию». По словам «национал-демократов» — это есть акт «гуманизма и дружбы». Какую же «дружбу» нам предлагает царь?
Над всей Россией простирается закон об «усиленной охране», во многих губерниях объявлено военное положение, власть сосредоточена в руках жандармов и казаков, все города наводнены солдатами, порют крестьян, десятки тысяч людей томятся в тюрьмах и одновременно — конституция!
Озадачим себя рассмотрением проекта Булыгина. Как будет организована Государственная дума? Там конечно же должны заседать «представители народа». Кто эти народные представители? Согласно булыгинского проекта, избирательное право предоставляется только тем, кто владеет недвижимостью и имениями или платит за квартиру не менее 100 рублей в месяц! Рабочий получает тридцать рублей — это максимум. Значит, в Государственную думу будут посылать представителей самые богатые слои населения. Что же будут делать в думе эти «народные» представители? Какие права дает им самодержавие? Согласно проекту Булыгина, они будут обсуждать законы и высказывать по этому поводу мнения. Примет ли правительство их мнения или нет — это уже не их дело, так как принять и утверждать какой-либо закон может лишь царь, а никак не Государственная дума.
Число депутатов в русском парламенте должно простираться до шестисот человек. Однако если соберется столько депутатов в одной зале, то это ведь равносильно массовому сборищу, которые запрещены в России! Поэтому Булыгин в своем проекте делает оговорку — всех депутатов разделят на десять небольших парламентов; каждый будет иметь собственное «занятие»: один будет заниматься финансовыми вопросами, другой — народным просвещением, третий — военными делами. Таким образом, депутат, занимающийся железнодорожным делом, не входит в рассмотрение вопросов, связанных с обороной, — хорош себе государственный подход!
Важнейшей задачей любого европейского парламента является контроль правительства. Русская Государственная дума также получает это право — депутатам позволено спросить у министра отчет, но, по проекту Булыгина, министр может отсрочить свой доклад думе на неопределенное время.
Европейский парламент — самый захудалый — отличается тем, что заседания его открыты, и все в стране знают, что там происходит. Не то будет в русской думе. «Публику» не будут пускать на заседания. В зале могут находиться лишь корреспонденты известных газет, и то с разрешения председательствующего. Не пожелай он — заседания будут происходить тайно, — точно так же, как сейчас решаются все дела в бюрократических канцеляриях. Можно ли при подобной «конституции» ожидать каких-нибудь гражданских прав?! Можно ли надеяться на политическую свободу?!
Эта горе-конституция не может удовлетворить даже буржуазию, а ведь она для нее — в первую очередь — разработана.
Буржуазия недовольна «конституцией» Булыгина и высказывается против нее в самых резких выражениях. Как должны относиться к подобной «конституции» мы, рабочие?!
Дзержинский помолчал мгновенье, откашлялся, а потом продолжал:
— Надо таким образом формулировать наши лозунги, которые будем проводить в массу польских рабочих, что ни о какой поддержке булыгинского мертворожденного ублюдка не может быть речи. Следует постоянно разъяснять: царизм легко сдаваться не намерен. Он будет извиваться, хитрить, обещать маленькие подачки и давать их, с тем чтобы не дать то, чего мы требуем, — свободы! После майского расстрела губернатор Варшавы разрешил издание двух новых газет, которым дозволено зубоскальствовать — не критиковать; намекать — не разъяснять. А разъяснять есть что — положение грозное. Русские товарищи из Нижнего Новгорода и Балашова сообщили в своих листовках о том, каким образом царизм начал развязывание гражданской войны. Именно так, ибо как иначе определить печатание полицией прокламаций, обращенных к «черной сотне», с призывом «громить революционеров»? Послушайте, что пишут борисоглебские социал-демократы. — Дзержинский достал маленький листок, развернул его, начал читать: — «Силою вещей правительство толкает нас от слов к делу. Оно видит, что революционное движение вышло из того положения, когда борьбой с ним занималась только жандармерия. Открывая массовый прием на „государственную службу“ босяков и хулиганов, правительство стало менять приемы воздействия на массы. До сих пор правительство только гонялось за агитаторами. Теперь оно само командирует архиереев, генералов вести агитацию в народе. До сих правительство душило организацию. Теперь оно само организует „союзы русских людей“ и „лиги патриотов“. До сих пор оно трепетало при слове восстание. Теперь оно само устраивает восстания черносотенного хулиганья». — Дзержинский поднял глаза. — Русские товарищи приглашают всех, кто не сочувствует «черной сотне», это важный штрих, товарищи, всех приглашают принять участие в создании групп вооруженной самообороны.
— А почему там про босяков сказано плохо? — спросил Генрих. — Горький про них хорошо писал. Дзержинский улыбнулся:
— Ну что ж, нам спорить не впервой, товарищ Генрих. Я отвечу. К революции, а точнее, к революционному лозунгу, льнет особенно явно деклассированный элемент и радикальная буржуазия. Им нравится быть в фокусе внимания, им приятен шум, гам, разгул. Когда мы предлагаем принять нашу тактику и подчиняться дисциплине, они, естественно, отказываются. Правительство подсовывает им иной путь: «Бей и кроши! » Кричать, надрывая глотку, что, мол, «я — народ», еще не значит быть представителем народа. Орать, что «у меня руки с мозолями», — не значит быть пролетарием: те, кто строит виселицы, имеют рабочие руки и кровавые, несчитанные деньги. Звание, самое высокое на земле, — «рабочий» — надо заслужить не отметкой в опросном листке, а всем твоим моральным строем, подчинением твоего существа делу правды. Пьяные хулиганы в драных рубашках, которые крушат магазины, орут, что они «рабочие».
— Казаки, — сказал кто-то из собравшихся.
— Это другое дело, — ответил Дзержинский, — есть трудовые казаки, есть…
— Казаки едут, — повторили тихо, — у тебя за спиной, Юзеф.
Дзержинский обернулся: из кустов выезжали казаки и конные городовые.
— У кого есть нелегальная литература, отдавайте мне, отходите в сторону, — сказал Дзержинский, разрывая листочки из записной книжки и быстро глотая их. — Вы меня не знаете!
Жандармский офицер был любезен. Картинно козырнув, он соскочил с каурого, ликующе оглядел собравшихся и сказал:
— Господа, вы арестованы. Прошу предъявить документы. У кого из вас есть что недозволенное — извольте сдать. Дзержинский протянул свой паспорт первым:
— Я — Кржечковский, Ян Эдмундов.
— Что вы здесь делали, господин Кржечковский?
— Об этом поговорим в тюрьме, как я догадываюсь? Сейчас прошу отметить лишь то, что все это сообщество я раньше не знал и не видел: вы загнали меня в одну кучу с гуляющими.
— Оружие есть?
Дзержинский полез в карман, достал браунинг. Офицер испуганно выбросил вперед руки, к нему кинулись жандармы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150
 купить излив для смесителя в ванной 

 Kerama Marazzi Пантеон