Он издает тяжкий вздох только что изнасилованной девушки и наконец открывает зенки.
— Ты че, как баба? — без обиняков спрашивает Берюрье. — Что с тобой случилось?
Вместо ответа Гродю тянет руку в сторону корзины:
— Там!
Можно подумать, что он увидел летающую тарелку.
— Что там такое?
— В корзине! Посмотрите!
Мы оставляем его, чтобы бросить взгляд знатока на указанное им место. Первым “это” замечает Толстяк Берю.
Он ничего не говорит, не хлопается в обморок, но его лягушачья морда зеленеет.
Я отодвигаю его плечом.
Да, ребята, тут есть от чего растянуться на полу в бессознательном состоянии.
Посреди голов коров, быков и волов лежит одна довольно необычного вида: это голова налогоплательщика, всего-навсего…
Мне кажется, я опять стал жертвой галлюцинации. Но нет… Это действительно человеческая голова…
Я указываю на нее продавцу.
— Я возьму эту, — говорю я ему. — Если не трудно, заверните, потому что я съем ее дома.
Он смотрит, потом бросается к своей бутылке коньяка.
Глава 2
После того как все слабонервные приведены в чувство, над корзинкой, придерживая пузо обеими руками, склоняется дежурный полицейский.
Затем, констатировав, что я самый свежий из группы, он спрашивает дрожащим голосом:
— Что тут случилось?
— По всей видимости, преступление, — отвечаю, — потому что я сильно сомневаюсь, что тот тип (я указываю на корзину) сделал это, бреясь.
Шутка, хотя и предназначенная таким гигантам мысли, как этот блюститель порядка, ни у кого не вызывает смеха.
Я отвожу продавца голов в сторону и предъявляю ему мое служебное удостоверение.
— Старина, я бы хотел услышать вашу версию случившегося…
— Мою что?..
— Вашу точку зрения. Эта человеческая голова не могла добраться сюда сама. Ей это было бы сложновато!
В глазах курчавого мускулистого продавца требухи столько непонимания, что я закрываю свои, дабы избежать головокружения.
— Я не понимаю, как это могло случиться, — уверяет он.
— Где вы храните ваш ливер?
— В холодильных камерах в подвале.
— Вы оставляете их наваленными в корзинах?
— Нет, раскладываю по полкам…
— То есть корзину вы наполняли сегодня утром?
— Ну да. Самое позднее два часа назад… Я был вместе с моим работником, он может вам подтвердить.
— Ладно, вы подняли груз. А что было потом?
— Потом… Ну, он пошел за остальным… У нас столько товара, что приходится делать несколько ездок.
— Получается, что человеческую голову подсунули к скотским уже здесь?
Его глаза вылезают из орбит. Протяни руку, и они упадут прямо в нее. Если через год и один день он за ними не явится, они станут собственностью банка моргал.
— Получается так, — соглашается он. — Наверное, ее сунули, когда меня здесь не было . Сделать это совсем нетрудно… Тут постоянно ходит туда-сюда много народу… Никто ни на кого не обращает внимания…
По-моему, он сказал практически все, что знал. Пока я его интервьюировал, Берю вытащил голову неизвестного месье из корзины и положил на разложенную на полу тряпку.
Не знаю, приходилось ли вам уже видеть человеческий чайник, отделенный от каркаса и четырех дополняющих его конечностей. От себя могу сказать: зрелище отвратное.
Берюрье отложил в сторону свои рыбацкие инстинкты, чтобы заняться своим прямым делом Он жестом предлагает требушатнику приблизиться.
Бедняга подчиняется.
— Вы знаете этого господина? — осведомляется Берюрье.
Торговец осматривает серую вещь, на которую ему указывают, и качает головой.
— Никогда не видел!
Насколько я могу судить, голова принадлежит мужчине лет сорока. Ее владелец имел довольно крупный нос с горбинкой, маленькие седеющие усики и пышную набриолиненную шевелюру с проседью. На подбородке я замечаю бородавку с черными волосками… Раздвинутые губы открывают зубы в великолепном состоянии. Это может усложнить работу по установлению личности умершего, поскольку обычно в подобных случаях дантисты ценные помощники.
— Ты у меня признаешься, крысиная морда! — рычит Берю на требушатника. — Думаешь, мы поверим твоей туфте? Я тебе скажу, в чем правда: это ты обезглавил этого месье отрезанием ему головы…
— Плеоназм, — сухо замечаю я. Берюрье вытирает рукавом соплю, вылезшую от возбуждения из его носа.
— Обезглавить отрезанием головы — это плеоназм, — настаиваю я. — Ты бы лучше поштудировал словари, вместо того чтобы ходить на рыбалки!
Он протестует взглядом.
— Естественно, — продолжаю я, — этот малый отрезал башку у ее владельца и попытался ее загнать, чтобы увеличить свою прибыль!
Продавец кишок и прочего ливера плюхается на стул, оставленный Гродю.
— Какой кошмар! — хнычет он. — Подстроить такое мне! Тут продавец субпродуктов несколько загибает.
— Хватит ныть, — советую я. — Я думаю, что злую шутку сыграли главным образом с ним!
При этих словах заявляются господа полицейские из ближайшего комиссариата. Ажаны в неизменных пелеринах, как и полагается, оттесняют толпу. Комиссар начинает быстрое расследование, в результате коего устанавливает, что в зале требухи никто ничего подозрительного не заметил. Я удерживаю Берюрье за рукав, потому что достойный инспектор хотел бы заняться всем сам. Но эта история не наше собачье дело, как говорит один мой знакомый собаковод. Как вы знаете, в полиции обязанности служб и отделов строго разграничены. Стоит вам сунуть нос в епархию соседа, и он устроит жуткий шухер на самом верху из-за того, что у него отнимают любимую кость.
Комиссар, проводящий предварительное расследование, принадлежит к категории сухарей-служак. Должно быть, этот малый штудирует по ночам при свете свечей специальные журналы и считает себя пупом мироздания.
Он недвусмысленно дает мне понять, что эта голова принадлежит ему и, каким бы асом я ни был, самое лучшее, что я могу сделать, это ограничиться ролью свидетеля.
Я отвечаю этому кретину, что данный обрубок человеческого тела меня абсолютно не интересует и если он хочет, то может сожрать его с уксусом. И добавляю, что на его месте высушил бы ее на манер индейцев, чтобы иметь у себя на камине оригинальное украшение.
За сим Гродю, Берюрье и ваш друг Сан-Антонио отваливают и направляются в соседнее бистро поправить здоровье.
После четвертого стаканчика Берюрье приходит в полную форму.
— Я бы сейчас с удовольствием чего-нибудь пожрал, — признается он.
Хозяин тошниловки сообщает нам, что у него есть кулебяка размером с бычью голову. Толстяк опрокидывает стакан на рубашку.
Как и следовало ожидать, газеты устраивают вокруг этой истории большой шум. Вечерние брехаловки выпускают специальный выпуск с шапкой на четыре колонки и фотографией отрезанной головы на полстраницы.
Удобно устроившись у себя дома, я узнаю из трудов щелкоперов, что полиция провела обыск во всех помещениях рынка, включая холодильные камеры, но не нашла ничего аномального. Котелок как с неба свалился: никаких известий об остальных частях тела.
По общему мнению, речь идет о преступлении маньяка. Убийца расчленил труп и будет избавляться от него по частям, разбрасывая их в разных местах. Прям девиз словаря “Ларусс”: “Я сею на всех ветрах!"
Остальные части трупа надо ждать, как продолжения многосерийного фильма. Благодаря наличию морды малого есть надежда, что удастся установить его личность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
— Ты че, как баба? — без обиняков спрашивает Берюрье. — Что с тобой случилось?
Вместо ответа Гродю тянет руку в сторону корзины:
— Там!
Можно подумать, что он увидел летающую тарелку.
— Что там такое?
— В корзине! Посмотрите!
Мы оставляем его, чтобы бросить взгляд знатока на указанное им место. Первым “это” замечает Толстяк Берю.
Он ничего не говорит, не хлопается в обморок, но его лягушачья морда зеленеет.
Я отодвигаю его плечом.
Да, ребята, тут есть от чего растянуться на полу в бессознательном состоянии.
Посреди голов коров, быков и волов лежит одна довольно необычного вида: это голова налогоплательщика, всего-навсего…
Мне кажется, я опять стал жертвой галлюцинации. Но нет… Это действительно человеческая голова…
Я указываю на нее продавцу.
— Я возьму эту, — говорю я ему. — Если не трудно, заверните, потому что я съем ее дома.
Он смотрит, потом бросается к своей бутылке коньяка.
Глава 2
После того как все слабонервные приведены в чувство, над корзинкой, придерживая пузо обеими руками, склоняется дежурный полицейский.
Затем, констатировав, что я самый свежий из группы, он спрашивает дрожащим голосом:
— Что тут случилось?
— По всей видимости, преступление, — отвечаю, — потому что я сильно сомневаюсь, что тот тип (я указываю на корзину) сделал это, бреясь.
Шутка, хотя и предназначенная таким гигантам мысли, как этот блюститель порядка, ни у кого не вызывает смеха.
Я отвожу продавца голов в сторону и предъявляю ему мое служебное удостоверение.
— Старина, я бы хотел услышать вашу версию случившегося…
— Мою что?..
— Вашу точку зрения. Эта человеческая голова не могла добраться сюда сама. Ей это было бы сложновато!
В глазах курчавого мускулистого продавца требухи столько непонимания, что я закрываю свои, дабы избежать головокружения.
— Я не понимаю, как это могло случиться, — уверяет он.
— Где вы храните ваш ливер?
— В холодильных камерах в подвале.
— Вы оставляете их наваленными в корзинах?
— Нет, раскладываю по полкам…
— То есть корзину вы наполняли сегодня утром?
— Ну да. Самое позднее два часа назад… Я был вместе с моим работником, он может вам подтвердить.
— Ладно, вы подняли груз. А что было потом?
— Потом… Ну, он пошел за остальным… У нас столько товара, что приходится делать несколько ездок.
— Получается, что человеческую голову подсунули к скотским уже здесь?
Его глаза вылезают из орбит. Протяни руку, и они упадут прямо в нее. Если через год и один день он за ними не явится, они станут собственностью банка моргал.
— Получается так, — соглашается он. — Наверное, ее сунули, когда меня здесь не было . Сделать это совсем нетрудно… Тут постоянно ходит туда-сюда много народу… Никто ни на кого не обращает внимания…
По-моему, он сказал практически все, что знал. Пока я его интервьюировал, Берю вытащил голову неизвестного месье из корзины и положил на разложенную на полу тряпку.
Не знаю, приходилось ли вам уже видеть человеческий чайник, отделенный от каркаса и четырех дополняющих его конечностей. От себя могу сказать: зрелище отвратное.
Берюрье отложил в сторону свои рыбацкие инстинкты, чтобы заняться своим прямым делом Он жестом предлагает требушатнику приблизиться.
Бедняга подчиняется.
— Вы знаете этого господина? — осведомляется Берюрье.
Торговец осматривает серую вещь, на которую ему указывают, и качает головой.
— Никогда не видел!
Насколько я могу судить, голова принадлежит мужчине лет сорока. Ее владелец имел довольно крупный нос с горбинкой, маленькие седеющие усики и пышную набриолиненную шевелюру с проседью. На подбородке я замечаю бородавку с черными волосками… Раздвинутые губы открывают зубы в великолепном состоянии. Это может усложнить работу по установлению личности умершего, поскольку обычно в подобных случаях дантисты ценные помощники.
— Ты у меня признаешься, крысиная морда! — рычит Берю на требушатника. — Думаешь, мы поверим твоей туфте? Я тебе скажу, в чем правда: это ты обезглавил этого месье отрезанием ему головы…
— Плеоназм, — сухо замечаю я. Берюрье вытирает рукавом соплю, вылезшую от возбуждения из его носа.
— Обезглавить отрезанием головы — это плеоназм, — настаиваю я. — Ты бы лучше поштудировал словари, вместо того чтобы ходить на рыбалки!
Он протестует взглядом.
— Естественно, — продолжаю я, — этот малый отрезал башку у ее владельца и попытался ее загнать, чтобы увеличить свою прибыль!
Продавец кишок и прочего ливера плюхается на стул, оставленный Гродю.
— Какой кошмар! — хнычет он. — Подстроить такое мне! Тут продавец субпродуктов несколько загибает.
— Хватит ныть, — советую я. — Я думаю, что злую шутку сыграли главным образом с ним!
При этих словах заявляются господа полицейские из ближайшего комиссариата. Ажаны в неизменных пелеринах, как и полагается, оттесняют толпу. Комиссар начинает быстрое расследование, в результате коего устанавливает, что в зале требухи никто ничего подозрительного не заметил. Я удерживаю Берюрье за рукав, потому что достойный инспектор хотел бы заняться всем сам. Но эта история не наше собачье дело, как говорит один мой знакомый собаковод. Как вы знаете, в полиции обязанности служб и отделов строго разграничены. Стоит вам сунуть нос в епархию соседа, и он устроит жуткий шухер на самом верху из-за того, что у него отнимают любимую кость.
Комиссар, проводящий предварительное расследование, принадлежит к категории сухарей-служак. Должно быть, этот малый штудирует по ночам при свете свечей специальные журналы и считает себя пупом мироздания.
Он недвусмысленно дает мне понять, что эта голова принадлежит ему и, каким бы асом я ни был, самое лучшее, что я могу сделать, это ограничиться ролью свидетеля.
Я отвечаю этому кретину, что данный обрубок человеческого тела меня абсолютно не интересует и если он хочет, то может сожрать его с уксусом. И добавляю, что на его месте высушил бы ее на манер индейцев, чтобы иметь у себя на камине оригинальное украшение.
За сим Гродю, Берюрье и ваш друг Сан-Антонио отваливают и направляются в соседнее бистро поправить здоровье.
После четвертого стаканчика Берюрье приходит в полную форму.
— Я бы сейчас с удовольствием чего-нибудь пожрал, — признается он.
Хозяин тошниловки сообщает нам, что у него есть кулебяка размером с бычью голову. Толстяк опрокидывает стакан на рубашку.
Как и следовало ожидать, газеты устраивают вокруг этой истории большой шум. Вечерние брехаловки выпускают специальный выпуск с шапкой на четыре колонки и фотографией отрезанной головы на полстраницы.
Удобно устроившись у себя дома, я узнаю из трудов щелкоперов, что полиция провела обыск во всех помещениях рынка, включая холодильные камеры, но не нашла ничего аномального. Котелок как с неба свалился: никаких известий об остальных частях тела.
По общему мнению, речь идет о преступлении маньяка. Убийца расчленил труп и будет избавляться от него по частям, разбрасывая их в разных местах. Прям девиз словаря “Ларусс”: “Я сею на всех ветрах!"
Остальные части трупа надо ждать, как продолжения многосерийного фильма. Благодаря наличию морды малого есть надежда, что удастся установить его личность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26