— У моей жены был приступ острого ревматизма… Я всю ночь не мог заснуть…
— Я тебя не о том спрашиваю, болван! Что происходит на почте?
— Ничего особенного, — отвечает он. — Все как обычно.
— Кто-нибудь поджидает у окошка “До востребования”?
— Тут стоит очередь. Довольно много народу…
— Присмотрись к ним повнимательнее. Если кто задержится после своей очереди, не теряй его из виду. Держи меня в курсе, ясно?
— Понял.
Я вешаю трубку и наливаю себе солидную порцию вина, чтобы развеять черные мысли.
Четверть часа спустя Пинюш звонит снова и говорит, что “очередники” ушли. В ту секунду, что он докладывает, у окошка нет ни одного человека.
— Должно быть, у них вообще бывает мало народу, — высказывает он предположение. — Вот в отделении на улице Анжу, например… О! перебивает он сам себя. — Клиент… Подходит к окошку…
— Что он делает?
— Просит выдать ему посылку. Кажется, служащая из окошка “До востребования” также выдает не полученные вовремя посылки и бандероли.
— А теперь?
— Он расплачивается…
— А сейчас?
— Уходит…
— Больше на горизонте никого?
— Старая дама получает перевод, и молодой человек заказывает телефонный разговор с Монтаржи…
— И все?
— Да. Слушай, Сан-А…
— Что?
— Я задыхаюсь в этой конуре! Представь себе, я сегодня надел толстый свитер!
— В такую теплынь?
— Ты же знаешь, в марте и апреле погода неустойчивая…
Не дав ему закончить, я вешаю трубку и, наведенный на это упоминанием названия текущего месяца, начинаю напевать “Апрель в Португалии”.
Новая четверть часа ожидания. Мои часы показывают полдесятого.
Телефон снова затягивает свою арию.
— Алло!
— Месье Дюпоншель? — спрашивает женский голос.
— Чего?
— Это кафе Дюпоншеля?
— А! Простите… Что вы хотите?
— Поговорить с месье Дюпоншелем.
— Он уехал закупать устрицы.
— Куда?
— Кажется, в Маренн.
Баба начинает брюзжать, но я спешу повесить трубку. Сейчас не время давать какой-то идиотке, способной часами трепаться по телефону, занимать линию.
Новый звонок. На этот раз звонит Пинюш. Он тяжело дышит.
— У меня начинает кружиться голова, — сообщает он.
— У меня тоже. Дальше что?
— По-прежнему ничего. Здесь никто не поджидает… Тут только настоящие клиенты. Они уходят, сделав то, зачем приходили…
Разочарование сминает мне душу, как шелковую бумагу.
— Продолжай смотреть в оба, Пинюш! Никогда не знаешь…
— В котором часу должна прийти малышка Маргарита?
— Около десяти…
— Я еще никогда не ждал женщину с таким нетерпением…
— Не остри, у тебя и так мозги разжижаются! О! Что я подумал…
Рядом с окошком нет какого-нибудь рабочего?
— Нет. А почему ты спрашиваешь?
— Часто на людей, чье присутствие кажется естественным, не обращаешь внимания… Они словно сливаются с окружающей средой, как хамелеоны. Понимаешь?
Он усмехается:
— У меня достаточно хорошие глаза, чтобы заметить этих хамелеонов, Сан-Антонио, не беспокойся!
Мы временно прекращаем беседу. Я добиваю бутылочку белого.
В этом закутке я себя чувствую, как рыба в стакане для зубного протеза. Нервозность вызывает у меня дрожь, чувствую, что лоб взмок от пота. Недалеко от моего укрытия бездельник, прикативший во Францию из-за океана, терзает электрический биллиард, пытаясь его заставить выплюнуть крупный выигрыш! Этот козел принимает аппарат за боксерскую грушу и лупит по нему сжатыми кулаками. Цифры мелькают на экране со скоростью, превышающей звуковую. Наконец раздается жуткий грохот, который, сам не знаю почему, заставляет меня подумать о взбесившихся роботах!
Мюскаде с опозданием вызывает у меня урчание в животе. Сегодня оно оказалось недостаточно сухим. Я с грустью массирую пузо. Телефон заливается снова. На этот раз звонил молочник, желающий узнать, сколько порций йогурта должен доставить к полудню. Я ему говорю притаранить двенадцать тысяч и, поскольку он выражает сильное удивление, объясняю, что у “нас” сегодня банкет вегетарианцев.
Расстаюсь с ним нажатием пальца на рычаг телефона и за время новой паузы успеваю выкурить три сигареты. Шкаф, где я пребываю, прокурен, как Дворец спорта в день матча по боксу.
Я не свожу глаз с куска эбонита, периодически доносящего до меня тусклый голос Пинюша. О господи, неужели ничего не произойдет! Весь этот тщательно подготовленный спектакль ничего не даст! Я начинаю беситься.
Ларут будет считать меня лопухом. На этот раз я точно окажусь по уши в зловонной субстанции, выставленный на всеобщее посмешище.
Звонок!
Пинюш откашливается в трубку.
— У меня спазмы в желудке! — объясняет он. Я жду продолжения, надеясь услышать нечто более важное.
Он продолжает:
— По-прежнему ничего особенного не замечаю. Сейчас уже начало одиннадцатого и… Молчание.
— Эй, ну что там?
— Вот и Маргарита…
— Ты уверен?
— Ну а как же! На ней твидовый костюм… Какая она хорошенькая!
Знаешь, Сан-Антонио, будь я лет на двадцать помоложе…
— Это ничего бы не изменило, недоразвитый ты мой! При твоей роже тебе надо было бы иметь карманы, набитые бумажками по десять “штук”, чтобы понравиться ей!
— Знаешь, ты говоришь очень обидные вещи…
— Не обращай внимания! Что она делает?
— Подходит к окошку…
— Там кто-то есть?
— В окошке? Толстая брюнетка с усами!
— Что делает малышка?
— Показывает свое удостоверение личности…
— На горизонте кто есть?
— Абсолютно никого, если не считать почтальоншу, рассказывающую телефонистке, что в прошлое воскресенье ездила к брату в Арпажон…
— Что происходит?
— Усатая в окошке смотрит в коробке…
— Дальше?
— Берет письмо и протягивает его Маргарите.
— Поблизости по-прежнему никого?
— Да.
Дело накрылось. Теперь это уже точно. Такой преступник, как тот, кого мы ищем, не станет часами торчать у окошка почтового отделения, следя за входящими и выходящими.
Пино замолчал.
— Ну что ты там! — ору я. — Рассказывай!
— Я тебе что, спортивный комментатор? Чего рассказывать? Маргарита кладет письмо в сумочку.., не открыв его.
— И уходит?
— Да… Ой, нет, погоди!
Мое сердце начинает вдруг бешено колотиться.
— Что? — рявкаю я.
— Эта, в окошке, зовет ее!
— Зачем?
— Погоди, мне плохо видно… Ага, она дает ей второе письмо…
Я обалдел. Я ждал чего угодно, только не этого… Второе письмо!
— А теперь?
— Маргарита его берет… Смотрит на него… Она выглядит удивленной…
— Еще бы… Она уходит?
— Нет…
— Тогда что она делает?
— Подходит к пюпитру рядом со стеклом. Она явно хочет прочитать это самое письмо.
Я вам рассказывал о сигналах тревоги, начинающих иногда звучать в моей черепушке? Так вот, один из них вдруг начинает трезвонить.
— Пино!
— Я слушаю…
— Беги к ней! Она не должна открывать это письмо, слышишь? Не должна!
— Понял и…
Он не договаривает фразу… Я слышу в наушнике жуткий грохот. Тот же шум доходит до меня напрямую, через улицу…
Наступает секунда ужасного молчания, потом раздаются крики.
Я выскакиваю из кабины и мчусь через забегаловку. Патрон, прислуга и посетители толпятся в дверях и глазеют на здание почтового отделения, откуда выбегают люди.
Оконные стекла разлетелись на мелкие кусочки… На улице царит неописуемая паника!
Я расталкиваю зевак, бегу навстречу толпе удирающих и врываюсь в помещение почты.
Моим глазам предстает печальное зрелище, как выражаются в романах, награждаемых Французской Академией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26