дверь в нишу 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Отец же, любивший свою дочь как самого себя, сказал Эрвинду: «Ты должен делать все, что велит тебе сестра, потому что она — моя наследница и будет твоей королевой». Эрвинд испугался, что не удастся ему сохранить свою чистоту, и бежал из Аврувии в Империю.
Там встретился ему один добрый и святой человек и открыл ему истинную веру. Понял тогда Эрвинд, что жил в грехе и едва не погубил свою душу.
Целыми ночами стоял он на коленях в молитвах и слезах и не брал в рот ни воды, ни пищи, пока Господь, в своем бесконечном милосердии, не даровал ему прощения.
Меж тем король Эрвинд умер, так и не раскаявшись в своих грехах, и править стала королева Мэй. Тогда принц Эрвинд сказал в сердце своем: «Пойду и попытаюсь склонить сердце сестры моей к истинной вере». Когда же королева увидела его, снова возгорелась в ней грешная страсть, и сказала она ему: «Будь моим мужем, и я отдам тебе земли нашего отца». Он же ответил ей со смирением: «Не могу принять иных даров, кроме тех, что дает мне наш Создатель. Об одном прошу я вас — обратите свои сердца к истинной вере, и тогда Господь сам укажет вам царя, который будет править справедливо и милостиво».
С этими словами он ушел из города, и никто никогда его больше не видел.

Часть третья.
ЛЮДИ МЕЧА И ОГНЯ
Восхваляем Ты, мой Господи, за брата огня,
которым ты освещаешь ночь,
который и сам прекрасен, и приятен, и мощен, и силен.
Восхваляем Ты, мой Господи,
за сестру нашу, мать землю,
которая нас поддерживает и направляет.
Франциск Ассизский. Гимн брату солнцу
Глава 1
Я твердо верю в то, что людей, запятнавших себя преступлениями в этой жизни, не принимает Огонь в Сердце Мира. Я твердо верю, что буду наказан повторным рождением. И поскольку преступление мое ужасно, я верю, что буду рожден почти сразу же после смерти. И тогда я смогу узнать, не напрасно ли я убил и умер. Удалось ли Марту совершить задуманное. Я твердо верю, что удалось. Иначе слишком глупо и обидно умирать в двадцать лет.
А впервые я встретился со Смертью три года назад. В тот день я в первый раз попытался выбрать свою дорогу. А дорога сама выбрала меня. Так что, если кому-то удобней, он может считать, что в тот день на меня напала тварь из Тьмы и поселилась в моем сердце. Или что твари тут ни при чем и во всем виноват только я сам. Мне, признаться, все равно. Главное, чтоб после смерти меня наказали по всем правилам. Так что проклинайте меня хорошенько, ладно?
А началось все однажды по весне. В те первые весенние дни, когда кажется, что Смерть повернулась к миру спиной и задремала.
* * *
Я иду берегом реки по серому намокшему снегу, по весенней воде, иду и щурюсь от солнца. Весной, как всегда, полезла наверх скопившаяся за зиму грязь, навоз, полусгнившая солома, ближе к переправе попадаются какие-то лоскутья, черепки. Но все равно глазам радостно оттого, что пестро, и ногам радостно снова спотыкаться о камни и мелкие ледышки. В прозрачном ивняке на излучине распелись синицы. Река уже два дня как вскрылась, грозно шуршит, играет тяжелыми льдинами.
Дома сейчас затишье. Отец с матерью дремлют после обеда, старший братец поскакал в Тарос, навестить подружку. А я вот направился в Храм. Да, именно в Храм, и если кому охота посмеяться, то может отойти в сторону и похихикать в кулак, я нынешним утром достиг немалых успехов в ратных трудах за коровником, а потому добрый и побью небольно. Матушка моя яро привержена новому благочестию, отец ей не препятствует, хотя и вспоминает со вздохом Молельную Комнату в доме своего отца, где не бывало посторонних людей. И Храм наш, несмотря на захолустье, так и сверкает свежей краской. Синий с золотом купол виден, говорят, с самого донжона замка в Таросе, по белоснежным колоннам змеятся охряные языки пламени, над дверью Ражден Милосердный в алом плаще и иссиня-черных доспехах разит врагов.
Уже шагов за пятьдесят я различаю, что Храм негромко мурлычет себе под нос. Значит, Наставник снова уселся за чудной инструмент, привезенный, говорят, с самых островов. Отец этого не одобряет, потому что, как объяснил Наставник, музыка в инструменте получается от дуновения воздуха, а настоящим служителям Огня не пристало заниматься всяким ветродуйством. Но Наставник все равно частенько играет, и все довольны. Вроде бы даже музыка эта разгоняет грозовые тучи, недаром и имя у инструмента подходящее — Ураган. Здесь его зовут Рувенов Ураган.
Наставник прежде преподавал в Рувее, старом городе черноголовых, а потому, как бы ни звучало его настоящее имя, здесь для всех он был и останется Рувеном.
Я вхожу, бережно прикрываю дверь: боюсь хлопнуть. Внизу ни души. Курится сладким дымком алтарь Изначального Огня. Молча, улыбаясь про себя, стоит в нише мраморный Лаур Огненный, полы его одежд лижет пламя. По правую руку от него с долотом и молотом в руках застыл Эвмен Строитель, по левую вздыбил коня Ражден Меченосец. На сей раз он обнажен, лишь чресла закрыты набедренником, поверх которого какая-то благочестивая прихожанка повязала розовую кружевную ленточку. С этими статуями та же история, что и с Ураганом: люди на них сердятся, боятся, но чтят. В годы старой веры мастерам бы без сомнения поотрубали руки. Но всякий знает, что именно благодаря новому благочестию Лаура, Эвмена и Раждена цереты теперь владеют миром. Я улыбаюсь Раждену, своему тезке и покровителю, и сажусь на скамью.
Последний аккорд взлетает к сводам — и Наставник спускается вниз.
— Ну что, успел уже сладко вздремнуть?
— Напрасно вы так, — говорю я с упреком. — Я молился.
— Ладно, будем считать, что я поверил. Пошли.
Дней пять назад отпраздновали мои именины и сообща всей семьей постановили, что мне никак не меньше семнадцати лет. А значит, пора решать, чем мне занять все остальные, отпущенные судьбой годы. И видимо, решение это таково, что сообщить о нем поручили нашему Наставнику.
Мы поднимаемся в маленькую комнату, сплошь уставленную томами Хроник и Увещеваний, и едва в ноздри мне бьет запах книжной пыли, я вновь спрашиваю себя, смогли бы те, кто написал и переписал все это, с легким сердцем, как то и подобает, пожертвовать свой труд Огню? Мне почему-то кажется, что нет. А потому и я считаю себя вправе быть потверже в сегодняшнем разговоре с Рувеном.
— И о чем же ты молился? — спрашивает он.
Труби, труба, пора идти в атаку.
— О том, чтоб сбылись мои сны.
— И что ж тебе снится?
— Огромное войско и боевое знамя над нами. Мечи поют в наших руках, мы скачем в темноту, и темнота расступается, и страшные чудовища спасаются бегством. А мы срубаем им головы, и черная кровь хлещет под копыта наших коней.
Я понимаю, что слова мои звучат заносчиво, но я говорю правду.
— И по вечерам ты тайком рубишься с конюхом на мечах?
— А что делать, если больше не с кем?
Вот тут я самую малость приврал. Наш одноглазый конюх успел повоевать на четырех войнах, лучшего учителя я себе найти не смог бы, даже в столице.
— Знаешь, почему меня выставили из Университета в Рувии? — вдруг спрашивает Наставник.
Я пожимаю плечами. Рувен пошел на обходной маневр:
— Не из-за отсутствия способностей, поверь. И даже не за приверженность новому благочестию. Просто мое место понадобилось ректорскому племяннику. И вот я здесь. Ем хлеб твоего отца, мучаю тебя грамотой и пытаюсь объяснить тебе, что мир мудро устроен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
 сантехника подольск 

 имитация мозаики плитка