Знаешь, как весело будет! Только, боюсь, для всех не успею. Может, ты тоже полепишь со мной?
И он протянул мне белый комок. И снова я не смог взять глину из его рук. Потому что он был уже мертв, а я — жив.
— Подожди, — сказал я. — Подожди чуть-чуть. Сейчас я приду, помогу тебе.
Надежного яда у меня с собой не было. Идти покупать? Уйдет слишком много времени, а мальчишке, наверное, тоскливо одному.
Вскрывать вены в ванной — занятие для капризных толстяков, которые решили напугать семью.
Уксус — игрушка для глупых девиц. Только того и добьешься, что сожжешь пищевод и будешь до конца жизни питаться жидкой кашкой.
Оставалась петля. Это больно и некрасиво, зато никогда не подводит, если с умом взяться за дело.
Я еще раз улыбнулся мальчишке, сказал: «Потерпи, я сейчас», и отправился искать шнурок попрочнее.
КАЙРЕН
— Светлая голова у парня! Это лучшая новость за весь сегодняшний день.
Я думала, что знаю асенов. По крайней мере — аристократов. По крайней мере — своего отца. Выяснилось, что я не знаю ничего.
Отец сиял. Так, словно я выбрала в мужья… Даже не знаю кого. Прежде ни один жених не был для него достаточно хорош. А теперь…
— Когда он сможет тебя увезти?
Даже не куда, а когда — лишь это его интересовало!
— Батюшка, что случилось? Я вам так надоела?
— Случилось. Нынешним утром убили племянника Ойсина и его слугу. На лица убитых наброшены платки с гербом Ивэйна.
— И что же Ойсин?
— Пока ничего. Обдумывает свой ход. Ты же знаешь, только раб мстит сразу.
— Хорошо, но почему ты торопишь меня уехать? Мы же не причастны к смерти Энгуса. Или?
— Нет, не или. Просто я подозреваю, что на этот раз кровной местью Домов дело не обойдется.
— Война?
— Даже не это. Я уже принял кое-какие меры и тардов не боюсь.
— Какие меры?
— Не твое дело. Я боюсь другого. Ты ведь интересовалась тардскими хрониками, правда?
— И что с того?
— А стоило бы поинтересоваться асенскими. Ты же помнишь: ни один асен не решится причинить вред аристократу. Значит, у аристократов нет врагов, кроме самих себя. Но за долгие годы Дома научились улаживать споры с соседями.
— И ты это говоришь!
— Я к тому и веду. От постоянной безопасности аристократы наглеют, забывают о свободе и чести, превращаются просто в ушлых авантюристов, как тарды. А потом и вовсе заплывают жиром и тупеют, как цереты. И чтоб такого не случалось, боги время от времени насылают на аристократов черное безумие. И Дома сталкиваются в бесконечной кровопролитной схватке. Выживают самые спокойные и мудрые. Может быть, благодаря такой шлифовке крови мы и сохраняем себя веками. А сейчас, сама видишь, время приспело. Если уж в Домах стали появляться такие э… персоны, как твой кузен Ивор. Но твою кровь шлифовать незачем. Я хочу, чтоб ты уехала.
— А ты?
Он улыбнулся ласково, погладил меня по голове, словно маленькую девочку.
— Не говори глупостей, дочка. Хочешь, чтобы я пропустил такую потеху? Никто ничего со мной не сделает. Руки коротки.
И снова мне было нечего сказать. Он не ребенок, он прекрасно понимает, чем рискует. И готов поставить на кон свою жизнь ради интересной игры. Нет смысла его отговаривать.
О том, что мы расстаемся надолго, а может быть и навсегда, мы не говорили. Асены никогда не говорят о таком. И чтоб не заплакать, я стала думать о всяких мелких заботах. Например, кто отнесет Вестейну голубя? Сама невеста, разумеется, этого сделать не может, а без голубя все будет уж слишком глупо и пошло. Имею я право хоть на кусочек свадьбы?! Но, если мы хотим уехать вместе, нужно сохранить все в тайне.
Так я размышляла и решила, что есть лишь один человек, которому я могу довериться.
* * *
А теперь представьте, что вы приходите в гости к близкому родственнику, чтобы поговорить о чем-то приятном. О любви, голубях и тайной свадьбе, к примеру. И находите этого родственника (после долгих поисков, потому что дом пуст)… находите его на чердаке, где он прилаживает к балке петлю.
И что в таком случае делать?
Самое разумное для девицы, я думаю, визжать громко и отчаянно. Только вот беда, визжать я не умею. Наоборот, мне намертво сдавило горло, и я смогла лишь выговорить чуть слышно:
— Что же ты делаешь…
И добавила еще одно слово. Надеюсь, мне его больше никогда не придется повторить. И слышала я его один раз в жизни. Это слово сказал Лейв, когда какая-то пьяная сволочь, спутав комнаты в гостинице, стала ломиться в нашу дверь. Услышав его, сволочь тут же стала тихой и незлобивой, извинилась и ушла.
На Ивора это слово тоже подействовало. Он слез с табуретки и сказал с укоризной:
— Ну зачем ты так? Не мешай, иди домой.
— А еще что придумаешь?
Он положил мне руки на плечи и попросил:
— Ну пожалуйста, Кай, не мешай. Знаешь, как страшно? Знаешь, как трудно решиться? А я им нужен — там. Отцу, маме, Энгусу, тому мальчишке. Знаешь, как им всем одиноко? Они меня ждут. Уходи, ладно?
Я не кричала, когда на грязном тюфяке гостиницы, в страхе и боли стала женщиной.
Ни тогда, когда на мое крыльцо бросили окровавленную рубашку Энгуса.
Ни тогда, когда Лейва повели под суд. Ни тогда, когда Тейя в лицо назвала меня шлюхой. Но от слов Ивора стержень, что вставлен внутрь каждого аристократа, наконец сломался. И я закричала отчаянно:
— Папа! Папочка!
Отец, слава богам, приехал со мной. Бродил сейчас по комнатам, искал слуг, возмущался тем, до чего кузен довел дом. Поэтому он сразу прибежал на мой истошный вопль.
И увидел замечательную картинку: я повисла у Ивора на шее, захлебываясь невыплаканными за два года слезами, и приговариваю: «Как же ты… Я же… Я же теперь…» Наш висельник гладит меня по головке и бормочет что-то невнятное, но утешительное. А над нами маятником судьбы раскачивается веревка с петлей.
Отец как-то разом все понял, не стал задавать вопросов. Обрезал веревку, потом принес снизу две чарки и темную плоскую бутыль. И налил мне — половину, Ивору — до краев.
И сразу стало лучше и светлее. Словно все случилось не со мной. Ни страха, ни боли. А если глаза все еще щипало, так только от того, что зелье было очень крепким.
И я наконец смогла договорить:
— Я же не смогу теперь никуда уехать. И не хочу уезжать. Как же ты хотел меня бросить? Как же я без тебя?
К счастью, Ивор ничего не услышал. Его «обезболило» еще надежнее, чем меня. Он только спросил у отца без особого интереса:
— Где вы нашли эту гадость?
— На кухне, в тайнике.
— Надо же…
— Пап, мы не можем его здесь оставить, — подала голос я.
— Конечно, — ответил отец. — Поехали к нам домой, Там во всем и разберемся.
* * *
Ивор заснул еще в экипаже.
Когда мы приехали, я его растолкала, и он, бормоча проклятия, добрался до дивана в гостевой комнате и там уже провалился в сон окончательно и бесповоротно.
К утру у него началась лихорадка.
К полудню отец вызвал нашего врача, тот вскрыл Ивору вены и выпустил полтазика темной пенистой крови.
Кузен успокоился, больше не метался, не просил у кого-то прощения, не обещал прийти. Но просыпаться тоже не желал. Так и блуждал по неведомым тропам и не спешил возвращаться.
Я сидела с ним, выгнав из комнаты всех прочих. Не потому, что знала, как помочь, а просто мне не хотелось уходить. Меняла мокрое полотенце на его голове, рисовала картинки или дремала.
И почему-то была уверена, что помогать Ивору не нужно. Он сам сумеет выбраться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
И он протянул мне белый комок. И снова я не смог взять глину из его рук. Потому что он был уже мертв, а я — жив.
— Подожди, — сказал я. — Подожди чуть-чуть. Сейчас я приду, помогу тебе.
Надежного яда у меня с собой не было. Идти покупать? Уйдет слишком много времени, а мальчишке, наверное, тоскливо одному.
Вскрывать вены в ванной — занятие для капризных толстяков, которые решили напугать семью.
Уксус — игрушка для глупых девиц. Только того и добьешься, что сожжешь пищевод и будешь до конца жизни питаться жидкой кашкой.
Оставалась петля. Это больно и некрасиво, зато никогда не подводит, если с умом взяться за дело.
Я еще раз улыбнулся мальчишке, сказал: «Потерпи, я сейчас», и отправился искать шнурок попрочнее.
КАЙРЕН
— Светлая голова у парня! Это лучшая новость за весь сегодняшний день.
Я думала, что знаю асенов. По крайней мере — аристократов. По крайней мере — своего отца. Выяснилось, что я не знаю ничего.
Отец сиял. Так, словно я выбрала в мужья… Даже не знаю кого. Прежде ни один жених не был для него достаточно хорош. А теперь…
— Когда он сможет тебя увезти?
Даже не куда, а когда — лишь это его интересовало!
— Батюшка, что случилось? Я вам так надоела?
— Случилось. Нынешним утром убили племянника Ойсина и его слугу. На лица убитых наброшены платки с гербом Ивэйна.
— И что же Ойсин?
— Пока ничего. Обдумывает свой ход. Ты же знаешь, только раб мстит сразу.
— Хорошо, но почему ты торопишь меня уехать? Мы же не причастны к смерти Энгуса. Или?
— Нет, не или. Просто я подозреваю, что на этот раз кровной местью Домов дело не обойдется.
— Война?
— Даже не это. Я уже принял кое-какие меры и тардов не боюсь.
— Какие меры?
— Не твое дело. Я боюсь другого. Ты ведь интересовалась тардскими хрониками, правда?
— И что с того?
— А стоило бы поинтересоваться асенскими. Ты же помнишь: ни один асен не решится причинить вред аристократу. Значит, у аристократов нет врагов, кроме самих себя. Но за долгие годы Дома научились улаживать споры с соседями.
— И ты это говоришь!
— Я к тому и веду. От постоянной безопасности аристократы наглеют, забывают о свободе и чести, превращаются просто в ушлых авантюристов, как тарды. А потом и вовсе заплывают жиром и тупеют, как цереты. И чтоб такого не случалось, боги время от времени насылают на аристократов черное безумие. И Дома сталкиваются в бесконечной кровопролитной схватке. Выживают самые спокойные и мудрые. Может быть, благодаря такой шлифовке крови мы и сохраняем себя веками. А сейчас, сама видишь, время приспело. Если уж в Домах стали появляться такие э… персоны, как твой кузен Ивор. Но твою кровь шлифовать незачем. Я хочу, чтоб ты уехала.
— А ты?
Он улыбнулся ласково, погладил меня по голове, словно маленькую девочку.
— Не говори глупостей, дочка. Хочешь, чтобы я пропустил такую потеху? Никто ничего со мной не сделает. Руки коротки.
И снова мне было нечего сказать. Он не ребенок, он прекрасно понимает, чем рискует. И готов поставить на кон свою жизнь ради интересной игры. Нет смысла его отговаривать.
О том, что мы расстаемся надолго, а может быть и навсегда, мы не говорили. Асены никогда не говорят о таком. И чтоб не заплакать, я стала думать о всяких мелких заботах. Например, кто отнесет Вестейну голубя? Сама невеста, разумеется, этого сделать не может, а без голубя все будет уж слишком глупо и пошло. Имею я право хоть на кусочек свадьбы?! Но, если мы хотим уехать вместе, нужно сохранить все в тайне.
Так я размышляла и решила, что есть лишь один человек, которому я могу довериться.
* * *
А теперь представьте, что вы приходите в гости к близкому родственнику, чтобы поговорить о чем-то приятном. О любви, голубях и тайной свадьбе, к примеру. И находите этого родственника (после долгих поисков, потому что дом пуст)… находите его на чердаке, где он прилаживает к балке петлю.
И что в таком случае делать?
Самое разумное для девицы, я думаю, визжать громко и отчаянно. Только вот беда, визжать я не умею. Наоборот, мне намертво сдавило горло, и я смогла лишь выговорить чуть слышно:
— Что же ты делаешь…
И добавила еще одно слово. Надеюсь, мне его больше никогда не придется повторить. И слышала я его один раз в жизни. Это слово сказал Лейв, когда какая-то пьяная сволочь, спутав комнаты в гостинице, стала ломиться в нашу дверь. Услышав его, сволочь тут же стала тихой и незлобивой, извинилась и ушла.
На Ивора это слово тоже подействовало. Он слез с табуретки и сказал с укоризной:
— Ну зачем ты так? Не мешай, иди домой.
— А еще что придумаешь?
Он положил мне руки на плечи и попросил:
— Ну пожалуйста, Кай, не мешай. Знаешь, как страшно? Знаешь, как трудно решиться? А я им нужен — там. Отцу, маме, Энгусу, тому мальчишке. Знаешь, как им всем одиноко? Они меня ждут. Уходи, ладно?
Я не кричала, когда на грязном тюфяке гостиницы, в страхе и боли стала женщиной.
Ни тогда, когда на мое крыльцо бросили окровавленную рубашку Энгуса.
Ни тогда, когда Лейва повели под суд. Ни тогда, когда Тейя в лицо назвала меня шлюхой. Но от слов Ивора стержень, что вставлен внутрь каждого аристократа, наконец сломался. И я закричала отчаянно:
— Папа! Папочка!
Отец, слава богам, приехал со мной. Бродил сейчас по комнатам, искал слуг, возмущался тем, до чего кузен довел дом. Поэтому он сразу прибежал на мой истошный вопль.
И увидел замечательную картинку: я повисла у Ивора на шее, захлебываясь невыплаканными за два года слезами, и приговариваю: «Как же ты… Я же… Я же теперь…» Наш висельник гладит меня по головке и бормочет что-то невнятное, но утешительное. А над нами маятником судьбы раскачивается веревка с петлей.
Отец как-то разом все понял, не стал задавать вопросов. Обрезал веревку, потом принес снизу две чарки и темную плоскую бутыль. И налил мне — половину, Ивору — до краев.
И сразу стало лучше и светлее. Словно все случилось не со мной. Ни страха, ни боли. А если глаза все еще щипало, так только от того, что зелье было очень крепким.
И я наконец смогла договорить:
— Я же не смогу теперь никуда уехать. И не хочу уезжать. Как же ты хотел меня бросить? Как же я без тебя?
К счастью, Ивор ничего не услышал. Его «обезболило» еще надежнее, чем меня. Он только спросил у отца без особого интереса:
— Где вы нашли эту гадость?
— На кухне, в тайнике.
— Надо же…
— Пап, мы не можем его здесь оставить, — подала голос я.
— Конечно, — ответил отец. — Поехали к нам домой, Там во всем и разберемся.
* * *
Ивор заснул еще в экипаже.
Когда мы приехали, я его растолкала, и он, бормоча проклятия, добрался до дивана в гостевой комнате и там уже провалился в сон окончательно и бесповоротно.
К утру у него началась лихорадка.
К полудню отец вызвал нашего врача, тот вскрыл Ивору вены и выпустил полтазика темной пенистой крови.
Кузен успокоился, больше не метался, не просил у кого-то прощения, не обещал прийти. Но просыпаться тоже не желал. Так и блуждал по неведомым тропам и не спешил возвращаться.
Я сидела с ним, выгнав из комнаты всех прочих. Не потому, что знала, как помочь, а просто мне не хотелось уходить. Меняла мокрое полотенце на его голове, рисовала картинки или дремала.
И почему-то была уверена, что помогать Ивору не нужно. Он сам сумеет выбраться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80